Хорошим примером влияния характера на сверхспособности были оба Росса и Ермаков. Все трое имели в себе код Основы, и у каждого он был базовым, то есть по сути все трое в момент рождения являлись близнецами по коду, хоть и родились в разное время, и состояли в родовой иерархии. И все трое в разных вариантах уже давно измененных и ныне не существовавших реальностей не один раз развивались до максимального уровня. Ермаков, рожденный последним, никогда не славился стойкостью характера и поэтому никогда не был выдающимся носителем сверхспособностей.
А вот с Россами все было уже иначе. Младший до старшего не дотягивал, но таким же тюфяком, как племянник Никита, никогда не был. У Владимира Росса, это не поддавалось оспариванию, в характере имелся довольно крепкий стержень, который было слишком трудно сломать. Но сломать его было реально, младшему Россу доводилось ломаться. Не ломался характером только старший – Михаил. Не известно, из какого металла был вылит его стержень, но за все пережитое и прожитое его не то чтобы сломать, его даже немного согнуть ни у кого не хватило сил. Михаила Росса можно было убить, он не был бессмертным и многократно умирал. Но сломать его было нельзя…
Да, до такого отца Владимиру было несоизмеримо далеко и если бы старший Росс оказался в подобной ситуации, то восстановил бы все раны за считанные секунды, а затем отыскал бы убийцу и наказал как следует. Или не наказал бы, потому что, как оказалось, убийца уже был наказан, лежал в дверном проеме и крови из его шеи натекло прилично много, целая лужа. А еще была бабка, которая хрипела совсем нехорошо. И можно было не сомневаться – она точно не жилец.
Младшему Россу было совсем плохо, поэтому он не обратил внимания на то, каким хорошим стало его зрение. Модифицированное, оно позволяло видеть в темноте без вспомогательных устройств. В полной тьме его нынешние глаза смотрели примерно так же, как глаза обычного человека в условиях плохой освещенности. Но именно сейчас от всего этого не было никакого толку, и будь у Владимира возможность, то он не думая отказался бы от ряда способностей в угоду регенерации. Несоизмеримо улучшенная в сравнении с простым человеком, она все же была не способна справится с полученным от четырех пуль уроном.
Простынь была старой и порвалась от малейшего усилия. Получилось легко справиться одной рукой, при этом помогая себе коленом. И эти полоски грязной ткани Росс использовал как затычки, он пихал их в свои раны, тем самым не позволяя выходить остаткам крови. Но в тот момент, когда дело дошло до руки, а каждый новый вздох сопровождался кашлем с кровью, силы полностью покинули тело, которое и без этого не особо хотело слушаться, потому что долгое время пробыло в состоянии покоя.
Рухнув на пол, Владимир попытался найти силы, чтобы замотать руку, но у него ничего не вышло. А с очередной попыткой встать он добился того, чего боялся больше всего – потерял сознание…
Неизвестно, сколько времени он пролежал и почему вместо того, чтобы умереть, очнулся и почувствовал себя довольно хорошо, но спорить с реальностью произошедшего было нельзя. Он, Владимир Росс, сейчас сидел на полу и на его теле не было ни одной раны. А из всех негативных ощущений, которые был способен испытывать человек, его донимали лишь жажда и голод.
Тело, пока он был без сознания, каким-то образом излечилось самостоятельно. В этом стоило разобраться, чтобы в будущем подобного не повторялось. Его бодрствующее сознание, оно что, как-то мешало регенерации? Возможно, но не факт. Быть может он просто не научился управлять этой регенерацией? А вот подсознание, оно ею управлять умело гораздо лучше, и оно вылечило тело почти сразу же, когда сознание ненадолго ушло на покой и прекратило мешать. Сложно, все было сложно, и надо было в этом разбираться.
Бабка издала хрип. Этого не могло быть! Он что, пролежал отключенным так мало? Или она настолько живучая? Сколько времени прошло? Час, два или три? Ночь по прежнему такая же темная, значит больше восьми-девяти часов точно не прошло. Так, обо всем могут сказать тряпки, которые он толкал в раны. В комнате тепло, даже за пару часов они бы успели подсохнуть. А за четыре-пять сделаться деревянными.
Тряпки были совсем мокрыми. И часа не прошло, как он пихал их в раны. Так, теперь следовало проверить еще кое-что. Дохлый в проеме, будет достаточно потрогать его. Если он ещё теплый, то…
Владимир Росс встал, переместился ближе к выходу, и проверил состояние трупа. Теплый, даже слишком теплый, можно сказать и не остыл ничуть, будто максимум минут десять-пятнадцать назад отъехал. И состояние крови, которой вокруг было совсем не мало, говорило о том же. Странностей становилось все больше, но странностями происходящее было только если не обращаться к памяти. А если к ней обратиться, то все сразу становилось на свои места, и получалось, что ничего удивительного по сути и не произошло.
Комната, в которой Россу повезло прийти в себя, была не слишком большой, а мебели в ней имелся самый минимум. Две кровати, его и бабки, и комод с висящим над ним двустворчатым шкафчиком. Все чем-то напоминало больничную палату и, наверное, это была именно она. Он, Владимир, довольно долгое время был в коме и именно здесь его тело поддерживалось в сносном состоянии. И наверняка этой непростой работой занималась та самая бабуля, которая сейчас умирала от пулевого ранения. Но бабуля, это не поддавалось сомнениям, была совсем не простой, потому что именно она сумела пристрелить убийцу, который выпустил в него, Росса, четыре пули. Или все таки не четыре?
Так, ранений было четыре, и от всех пуль его тело избавилось в процессе регенерации, и все они сейчас лежали на полу. Три были деформированы довольно похоже и были несомненно одного калибра, а вот четвертая отличалась, она была разрушена на несколько частей, потому что являлась экспансивной. И калибр, он отличался, экспансивная пуля была небольшой, наверняка девятимиллиметровой, и выпустивший её Глок валялся в комнате. А вот остальные три пули были уже покрупнее, либо сороковой, либо сорок пятый. Значит убийца был не один, этот вывод не поддавался оспариванию. Первый убийца, подстреливший Росса экспансивкой в живот, был убит бабкой. А второй убийца уже подстрелил бабулю, а затем он подарил ему, младшему Россу, еще три пули. И вот же сволочь, в постоянно страдающую руку попал…
Множество проблем требовали скорейшего решения. Нужно было во что-то одеться, чтобы не расхаживать голым. И надо было найти еды и наконец-то утолить голод. И отыскать воду, чтобы напиться вдоволь. И еще имелись другие проблемы, большое множество, но все они, как и перечисленное, не являлись чем-то остро необходимым. А вот наличие второго убийцы, который мог по прежнему находится в этой странной больнице, являлось проблемой серьезной, которую надо было решать в первую очередь. А второстепенной проблемой была бабка, которая вопреки всему оставалась жива. Ей, даже если она умрет в ближайшие минуты, следовало оказать помощь. Иначе Владимир Росс поступать не умел, его учили помогать, и он этим занимался всю жизнь. И сейчас поспешил сделать то же самое.
Странная больница оказалась вовсе не больницей, а простым домом, который к тому же был смутно знаком Владимиру. Не желая шарить по памяти, пытаясь понять, чьё это жилище, он быстро обследовал дом и убедился, что кроме него, бабки и двух покойников, ведь в соседней комнате обнаружился застреленный индус, в немаленьком строении больше никого не было. Убийца конечно же мог затаиться, но эта версия была бредовой и младший Росс просто выбросил ее из головы. Тот, кто выпустил в него три пули, и его мертвый напарник, они оба пришли сюда за одним, они хотели убить Владимира Росса. И тот второй, он уже ушел. Ушел с полной уверенностью, что задача выполнена. Вот только он не мог знать, что коматозник не совсем обычный человек и если его и можно было убить, то только выстрелив в сердце или голову. Росс, если ему доводилось выполнять подобные задачи, делал именно так. И старший, и младший, в этом они не отличались. Так не делал только Ермаков, который всегда любил полагаться на авось. Впрочем, порой и Россы не брезговали так горячо любимым русскими «авось».
