– Вы видели? – озвучил накипевший вопрос Стасюк, как только они оказались в комнате Егорова. Остальные лишь синхронно закивали, показывая, что тоже в шоке от увиденного на улицах столицы.

И оснований для подобного поведения было больше, чем достаточно. Москва превратилась в крепость. За всё время, что они ехали по улицам города, было встречено от силы десяток гражданских. На каждом перекрёстке блокпост, на крышах снайперы, у каждой парадной по часовому. Страшно представить, сколько согнали в столицу военных.

– Я, конечно, не уверен, – сказал Лисицкий, но Егоров его тут же осадил:

– Не уверен – не говори! Завтра вечером Кравцов всё расскажет.

– Командир совсем плохо выглядит, – грустно пробасил Сатын, пытаясь поместить свое могучее тело в старое кресло у окна. Раритетная мебель протестующе заскрипела, но выдержала. – Командир уже несколько дней не спал, белый весь и синяки под глазами.

– С этим полностью согласен, виделись мы с ним пару месяцев назад, так он посвежее выглядел, – подтвердил Юра, в уме прикидывая, где разместить своих товарищей. Комната всегда казалась ему большой, но когда в неё набилось пятеро крупных мужчин, она словно уменьшилась в размерах.

Спас ситуацию диван и целая стопка матрасов, лежащих на кровати. В давние времена получилось урвать с оказией целых три со склада и вернуть их всё никак времени не хватало. Вот и пригодились.

И если вопрос с ночёвкой можно было решить своими силами, то с ужином помог Кравцов. В виду холостой жизни и частых разъездов, продукты Егоров дома не держал. Когда парни уже разложили матрасы и решили залить желудки перед сном горячим чаем, в дверь постучался посыльный от Ивана Петровича. В пухлом свертке оказалось сало, пара буханок хлеба и кастрюлька с еще теплой отварной картошкой. Кастрюля была Юре знакома, он видел ее в доме Кравцова и с благодарностью помянул заботу Антонины Сергеевны, которая при каждом удобном случае проявляла поистине материнские чувства.

– Вот это хорошо, вот это по нашему! – воскликнул заметно повеселевший Стасюк, когда увидел содержимое свертка. – Эх, горилки бы…

– С горилкой попрощайся на неопределённый срок, – прервал мечтания товарища Батыров. – Там, куда мы пойдём, её не будет.

– Это как же? Совсем не будет? – наигранно округлил глаза Игорь и обернулся к Лисицкому за поддержкой. – Серый, а оно нам надо?

– Я в том мире пока не был, – прогудел Сатын, помешивая чай в кружке. – Но в тайге был… долго был. Тайга пьяных не любит, она их убивает. Нельзя будет на той стороне пить.

– А когда всех фашистов побьём? – не унимался шебутной украинец, – Вот только представь: поставим домик на берегу речки, баньку срубим, рыбалка, охота. Рыбы навялим, котлеток пожарим… И что дальше? Даже бражки не пригубим?

– Вот когда домик построишь, я сам с тобой с удовольствием выпью, а если ещё и котлетки будут, то много выпью, – улыбнулся Егоров, глядя в непривычно тёмное окно.

Москва словно вернулась во времена авианалетов Люфтваффе, большая часть окон зашторена, на улицах отключено освещение.

– Но сейчас нам не об этом думать надо, – подал голос молчавший до этого Лисицкий. – В городе непонятная чертовщина творится, так что ещё не ясно, доберёмся ли мы до этого портала.

– Что верно, то верно, – кивнул Егоров и устало потянулся. – Ладно, хорош языками чесать. Команда отбой, через десять минут тушим свет, завтра ещё дел невпроворот.

Когда все улеглись, Юра ещё долго не мог заснуть, прислушиваясь к редким вздохам лежащих рядом товарищей. У всех были свои думы и всех тяготила грядущая неизвестность. Но капитан верил, что всё у них получится. Перед глазами снова полетела бесконечная вереница людей, чьи жизни оборвала война. Какие то лица он помнил хорошо, помнил их имена и ситуации, в которых они встречались, а некоторые просто отпечатались в памяти, безымянные, но не забытые. И ради этих тысяч убитых нужно было довести дело уничтожения фашизма до конца.

* * *

Вечером следующего дня четверо подтянутых офицеров в чистых и выглаженных гимнастерках ожидали машину у парадной дома Егорова. Оказывается, до наступления комендантского часа на улице достаточно много прохожих и совсем немалая их часть состояла из ставших казаться невероятно симпатичными девушек. Любвеобильный Стасюк развлекался тем, что подмигивал проходящим мимо красавицам и громко восхищался их внешностью, загоняя большинство в краску.

Только сейчас до Егорова дошло, что, отправляясь на ту сторону, он отсекает даже шанс на создание нормальной семьи. Не будет свиданий и прогулок по паркам Москвы, ни мороженного, ни походов в кино. Из рассказов Росса он знал, что на ту сторону попало немало народу помимо немцев и среди них наверняка были женщины. Оставалось лишь найти свою возлюбленную. Эта мысль одновременно и огорчала и веселила Юру.

– Товарищи офицеры, прошу внутрь, – из остановившегося автобуса выглянуло хмурое лицо Кравцова. – Стасюк, ты опять за своё? Я же тебе обещал ещё давно, что если будешь проказничать, то хозяйство твоё с корнем выдерну!

– Так это когда было, товарищ полковник, – оскалился в ответ Игорь. – Война уже закончилась!

– Не у тебя, – буркнул Кравцов и жестом приказал поторопиться. – Давайте быстрее, а то и так опаздываем.

В автобусе Егорова ожидал сюрприз. Стоило ему зайти внутрь, как в его сторону полетели слова приветствия на смеси из итальянских, английских и русских слов. Старик Энтони, о котором все благополучно забыли, когда приехал одним поездом с Россом, все эти дни просидел под присмотром Кравцова и теперь направлялся в тот же самый тренировочный комплекс, в который их вёз командир.

– Вы с Михаилом мне голову фрица должны, не забыл, Юра? – шутливо грозил пальцем итальянец, пока ехал автобус. – И уж я себе выберу самого породистого.

Юморной старик пришелся по душе сослуживцам Егорова. Он быстро влился в компанию и ребята даже успели перекинуться в картишки пару партий, но потом автобус съехал на проселочную дорогу и стало уже не до веселья. Разбитая тяжелыми грузовиками и размытая недавними дождями колея нещадно трясла непривычную к бездорожью городскую технику. В итоге пришлось пару раз выходить и толкать автобус.

Когда долгий путь подошел к концу, была глубокая ночь. Автобус вынырнул из очередных зарослей на просторную поляну и тут же попал в перекрестие световых лучей от прожекторов на караульных вышках, которые плотно облепили высокий забор учебного центра.

Предусмотрительно остановив автобус, Кравцов вышел на улицу и долго разговаривал с подошедшей группой солдат. О чём был разговор Егорову не удалось понять, с трудом доносившиеся голоса заглушал постоянный лай сторожевых овчарок и отрывистые сигналы тревоги, раздающиеся из рупоров на территории центра.

– Ну всё, едем, – устало скомандовал Кравцов, вернувшись на место.

Спустя ещё десять минут автобус остановился около неприметного двухэтажного здания, скрывающегося в тени сосновой рощи. Встречал их молодой капитан с повязкой дежурного. Невнятно представившись, он раздал короткие распоряжения дневальным и Егоров оказался в небольшом кубрике с двумя кроватями, тумбочкой и письменным столом.

– Подъём в шесть утра, построение перед зданием казармы в шесть тридцать, – сказал напоследок дневальный и вышел из комнаты.

Дверь не успела закрыться, как в комнату ввалился Энтони, пыхтя под тяжестью двух увесистых чемоданов. Вполголоса матерясь на смеси итальянского и английского, он кинул поклажу около шкафа и с облегчённым вздохом уселся на кровать.

– Я смотрю ты налегке, мой друг, – кивнул старик головой в сторону небольшого чемоданчика Юры. – Думаешь, тебе вещей хватит?

– На тот свет без багажа принимают, – улыбнулся в ответ капитан и задал встречный вопрос. – Ты-то когда успел так прибарахлиться?

– Благодаря Ивану Петровичу, – довольно улыбнулся итальянец. – Встретил меня как родного. Когда я приехал в Москву, он приставил ко мне солдата с бездонным кошельком и два дня я гулял по столице.