– Конечно, я весь ваш… – попытка встать принесла ожидаемый результат, боли стало больше прежнего. У меня вроде бы нет переломов. По крайней мере открытых точно нет. Тогда почему всё так плохо? Чёртовы ушибы, слишком знатно прикладывало, отбило всё тело…

Егоров, глянув на свою руку, а затем на меня, как-то странно усмехнулся. А затем, бросив мне на грудь какую-то непонятную сумочку красного цвета, сказал:

– Эту дрянь я нашёл у одного наёмника, думаю она поможет тебе. Поторопись, Никитушка!

И всё! Больше дядя Юра вообще ничего не сказал. Просто пригнулся и вынырнул в искорёженный проём, ещё недавно называвшийся окном. Ушёл туда, где кто-то в кого-то стрелял. И, скорее всего, сейчас он тоже будет стрелять. Одной рукой…

Сумочка-сумочка…

Каждое движение приносило боль…

Сумочка красная, имела на боку крест белого цвета. Аптечка, надо полагать…

Внутри были бинты и жгут. Ага, спасибо, они мне помогут… Ищу дальше, там должно было быть что-то более полезное.

Ага, есть, сбоку внутри сумочки был прицеплен мелкий контейнер. И в нём лежали три одинаковых шприц-тюбика.

Наёмнику, таскавшему при себе эту аптечку, нужно отдать низкий поклон. Промедольчик, родненький, скоро мне будет хорошо…

Желание поставить двойную дозу имелось, но трезвость разума победила. Задумался об остальных, им тоже может быть нужна помощь, поэтому два шприц-тюбика оставил целыми и невредимыми. И не прогадал…

Хотелось бы полностью забыть о боли, но нет, так это никогда не работало. Стало легче, намного легче, но при этом тело осталось чужим, словно деревянным, не желающим чётко выполнять команды упрямого хозяина.

Автобус упал в какой-то овраг, вокруг было много растительности, поэтому меня вряд ли можно заметить откуда-то сверху. Стрельба была совсем рядом, но понять хоть что-то пока не получалось. Хромая, я продвигался в сторону стрекочущих звуков. Совсем немного идти было…

Полёт в овраг, оказывается, был значительно масштабнее, чем думал изначально. Мы сползали по крутому склону, не менее сорока градусов, метров шестьдесят, а затем ударились в валун размером с частный дом и вместо того, чтобы там и остаться, продолжили спуск с незначительной корректировкой курса в сторону. Самую настоящую просеку создали, будто несколько катков по растительности проехало.

Дорогу, по которой ехали, снизу не было видно, но зато отлично воспроизводилась картина того, как протекали события после аварии. Остатки рабов, добив наёмников из автобуса, додумались устроить засаду возле валуна. И наёмники, ехавшие на джипе, и надумавшие осмотреть место происшествия, дружно приняли смерть. А затем досталось и тем, кто приехал после них. Вот только последних оказалось далеко не три-пять, судя по количеству выстрелов, а несколько десятков. Но мы, увы, тем же количеством бойцов похвастаться были не способны. А с оружием у нас вообще беда была…

* * *

Егоров сидел с палкой в зубах и терпел боль, которую никакой нормальный человек терпеть был не способен. Потеря сознания в такой ситуации – норма. Я много раз от боли отключался. Во множестве моих жизней всякого дерьма случалось в избытке…

– Ну как, получается? – привалившись спиной к поросшему мхом валуну, я начал изучать обстановку. С дядей Юрой было всё понятно, сам себя лечил. С остальными всё иначе обстояло. Пашка Кузнецов из живых был худший, лежал на земле и зажимал рану на животе. Даже без тщательного осмотра можно было сказать, что дела его намного хуже, чем те, которые можно обозвать словом «хреново».

Потратив на борьбу с болью и осознание сказанного не меньше десяти секунд, Егоров прорычал:

– Если поможешь – получиться! Чем быстрее мои кости будут зафиксированы, тем быстрее я вновь стану полноценным. Давай, Никитка, тащи свой зад сюда, я уверен ты такое уже когда-то делал!

Я кивнул. Опыт и вправду имелся, но знать о нём дяде Юре не следовало. Ему сейчас нужно было что-нибудь положительное рассказывать. Отрицательного и без этого хватало.

Два автомата прогрохотали совсем рядом, за стеной растительности. Им ответили минимум десять стволов. Пули рикошетили о валун. Было страшно, но терпимо. Пока держались. Но «пока» не обещало быть долгим…

Без преувеличения пришлось провести самую настоящую операцию. Примитивную, жуткую, с болевым рычанием и полной антисанитарией. Нож вместо скальпеля, кости как попало укладывал пальцами, а затем всё перемотал бинтами, которых в аптечке было не очень много. И для верности, наложив шину, обмотал повреждённую конечность различными тряпками. Не перетягивая, это было важно!

Если бы Росс не модифицировал Егорова, то столь серьёзное повреждение тот бы точно не перенёс. Даже обладая мощной регенерацией и устойчивостью к боли, дядя Юра был на пределе и несколько раз терял сознание. Но он выдержал, это было главное. И сразу же по завершению «операции» начал заниматься привычным ему делом – руководить!

И первый же приказ он отдал мне. Сказал, чтобы я помогал другим раненым. А я другого делать и не собирался…

– Вот видишь, Ермак, во что твоя дурная затея вылилась… – Пашка попытался сесть, но у него не вышло. Глянув на свой живот, он покривился: – Дерьмом, перемешанным с кровью, вот чем вылилась. Я ведь сдохну, правильно? Ты говори правду, Никитос! Только правду, пожалуйста!

– На пороге смерти, Паша, ты всегда вежлив. – Я взял умирающего за руку. – Каждый раз одно и то же. Ничего не меняется.

– Я не понимаю тебя, Ермак. О чём ты? Что за ерунду несёшь?

– Говорю только правду. Ты уже умирал, Паша. Мы все умирали. И это случалось многократно. И сейчас, в течении нескольких минут, смерть вновь заберёт тебя. Кому-то везёт, а кому-то нет. В этот раз тебе вот не фортануло…

– Всё равно ничего не понял… – Пашка хотел сказать ещё что-то, но вдруг резко замолчал, а затем начал скованно кашлять и через пару секунд из его рта хлынул поток крови. Пришлось перевернуть на бок, но это не помогло. Пуля наделала в брюхе много нехорошего, с такой раной не живут долго. Я снова приносил Основе жертвы. Я так больше не могу…

– Нас берут в окружение, – раненый в бедро Боков упал опасно близко от Пашки. Взглянув на товарища, сделал недовольную гримасу и буркнул: – Вот же гад такой, помер совсем невовремя, кинул пацанов в сложный момент!

– Бедро, ты теряешь много крови, надо остановить её! – вид раны Бокова помог мне вернуться в реальность. Сожалеть о неизбежном буду позже, а сейчас нужно заниматься более важными делами.

– Артерия не задета, кровь бежит вяло, не сдохну! А если и сдохну, то не беда. Из дерьма, которое ты сумел создать на ровном месте, Ермак, есть только такой выход. Ну и скотина же ты! Вот без преувеличения скотина! И это ещё мягко сказано. Матом тебя покрыть, да смысла нет…

Моя одежда оставляла желать лучшего, поэтому жалеть её не было смысла. Раздевшись до пояса, разодрал футболку на бинты и с горем пополам и слушая ругательства в свой адрес, всё-таки перевязал Бокову ногу. На всё это было затрачено не более пяти минут. И происходящий рядом бой за это время успел немного видоизмениться. Стреляющих в нас, судя по грохоту, стало больше, и они начали организовывать окружение. А вот способных стрелять с нашей стороны явно поубавилось. Всего лишь один автомат теперь огрызался, и делал это строго одиночными.

– Что-то наши совсем хреново отстреливаются, – озвучил происходящее Андрюха, всё ещё занятый болью. Попытавшись поменять позу, он приглушенно закричал, а затем злобно выдал: – Ненавижу, сука! Уж лучше бы сразу в башку, чтобы не мучаться! Всякие гангрены теперь! Ермак, сучара, пристрели меня!

– Психами ты себе точно не поможешь, поэтому лучше успокоиться. – Я показал пустые руки. – Видишь, нет пистолета, нечем тебя пристрелить. Максимум, что могу сделать, это придушить. Но и на это не рассчитывай, не смогу я.

Егоров, появившись из-за стены растительности, припал спиной к камню. Пару раз мощно вздохнув, выдал:

– Патроны на исходе, там наш парнишка долго не протянет, ранило в пузо, но пока держится, отстреливается по возможности. Эти собаки уже просекли, что мы пустые, по склону разошлись и спускаются, скоро в кольцо будут брать. Двое способных уйти. Я и ты, Никитка. Надо уходить.