– Мне плевать, выживу или нет. Главное, чтобы не выжил ты. Всё, что я хочу, это отомстить тебе.

– За что? – не вижу лица собеседника, но слышу удивление в его голосе. Он не понимает, не сможет понять. То, за что я его ненавижу, ещё не случилось и не случится никогда, но оно было, ведь я помню. Если бы я мог вернуться и всё исправить, но мне этого не дано. Никому не дано…

Решил, что пора рассказать о своей жизни. О самой первой, настоящей:

– Попав на Землю младенцем, я оказался в детском доме. Не было у меня детства, тяжело пришлось, все мы там выживали как могли, но не все выжили. Я был одним из тех, кто всегда ненавидел жизнь за то, что она такая сука. И ненависть эта длилась долго, пока не повзрослел. Если обычных детей можно назвать щенятами, у которых есть мама и папа, то нас смело зовите волчатами, каждый сам по себе, воспитаны более старшими собратьями, воспитание оставляет желать лучшего.

Есть люди, которые взрослеют к тридцати. Есть те, кто никогда не повзрослеет. А есть такие, которых обстоятельства вынуждают повзрослеть слишком рано. Мои обстоятельства – образ жизни, повзрослел в том возрасте, в котором обычные мальчишки ещё играют в войнушки и машинки. Повезло, что хорошая родословная, гены не подвели, умным малым был, способным, понял, что жизнь нужно не ненавидеть, а ломать. С этой сукой иначе нельзя, либо ты её, либо она тебя. В какой-то момент детдом остался позади, меня выбросили в свободное плавание…

Без образования никак, решил получить его, чего бы это ни стоило. Поступил в техникум, нашёл работу, жил в общежитии. В то время такая жизнь казалась очень трудной, но потом, когда поступил в институт, понял – цветочки это были, а теперь вкушаю ягодки…

Выучился на геолога, устроился на хорошую работу, стал уважаемым человеком в узких кругах. А затем, в возрасте двадцати семи лет, встретил её…

Росс, не смевший перебить меня, расценил мою долгую паузу как возможность задать вопрос. И задал:

– Кого?

– Юлю…

– Не понимаю тебя, Никита. Ты говоришь о том, чего не было, ведь мне хорошо известно твоё досье, крайне подробно, Вова постарался, всё про тебя разузнал.

– Ты поймёшь, только потерпи. И, прошу тебя, дедушка, не говори больше, что этого не было, не зли меня ещё сильнее. Всё, что рассказываю, было. Если подумаешь, то поймёшь, каким образом. Я более подкован информационно. Всё сейчас происходящее – это часть моего плана.

Росс никак не прокомментировал сказанное. Лишь сказал: «Продолжай». И я продолжил:

– Юля была младше меня на три года, познакомился с ней в экспедиции на Алтае, закрутилось, завертелось… – голос подвёл, сорвался, потеплел. – Три месяца, и поженились. Иногда так бывает, люди находят друг друга… Мы нашли… Сука, слёзы так и просятся наружу… Ненавижу тебя, Росс…

Удержался, не дал волю эмоциям, вернул голосу прежний холод:

– В двадцать девять лет я стал отцом, у меня родилась дочь, моё маленькое солнце, мой смысл жизни. Анечка…

В тридцать два смысл жизни удвоился, второй раз папа, сына назвал Андреем. Не знал, что так звали моего отца…

Когда меня отправили в командировку на Кавказ, дочке было девять, а сыну шесть. Не любил уезжать на несколько месяцев, всегда тяжело это давалось, но приходилось терпеть, такая работа. Михаил, ты помнишь гору Эльбрус?

– Конечно помню, Никита, я даже бывал на ней, там красиво.

– Знаешь, что в прошлом она была вулканом?

– Знаю.

– Именно это прошлое заставило меня и таких же исследователей отправиться туда. Позже объясню, почему жалею о той командировке. Будь у меня тогда выбор, остался бы дома. Сейчас, конечно же, всё изменилось, понимаю, что всё получилось именно так неспроста, есть вмешательство чего-то высшего, я чувствую его даже сейчас. Мне помог сам Бог. Ты веришь?

– Я атеист, для меня Бога нет, но я сделаю так, чтобы он появился, сам стану Богом, уже почти стал.

– Не станешь, не позволю. Все твои амбиции, Росс, разобьются о мою железобетонную месть.

Вопрос, заданный дедом, резанул похуже ножа:

– Что было на Эльбрусе?

– Там я умер, но остался жив.

– Подробности будут?

– Да, без подробностей нельзя. Всё случилось летом, пятого июля, примерно в пять часов утра. Двадцать три человека, спавшие в палатках, проснулись и увидели гибель мира. Земля горела, а вместе с ней и небо…

– Ядерная война? – Росс удивился. – Кто её начал? И почему?

– Её начал один идиот, который возомнил себя Богом. Кажется, он хотел мира, но другого способа, чтобы добиться цели, не нашёл. Нет разума – нет войны. Нет войны – есть мир. Глупо… Михаил, ты уничтожил человечество, испепелил большую его часть вместе с городами, применил всё оружие массового поражения, которое люди когда-то создали, убил их своим же творением. Основа помогла тебе, без неё сотворить такое было просто невозможно…

– Это бред! Невозможно уничтожить всех, известный факт, я проводил симуляцию, около двадцати процентов населения выживет даже при условии одновременной атаки всем имеющимся оружием. Позже, да, умрут многие, спустя месяц останется не более пяти процентов населения, но даже этого очень много, цивилизация возродится. Будет откат назад, без этого никак, но потом начнётся закономерный подъём, все вернётся на круг.

– Симуляцию, откат, подъём, круг – засунь все эти предметы себе в зад. И больше не перебивай, не смей этого делать, слушай внимательно! Я не был солдатом, хоть и служил срочную в армии. Не проявилась во мне тяга к оружию, даже в руки его брать не хотелось, пацифист. Был пацифистом, но пришлось измениться. Там, на Эльбрусе, когда горел мир, я понял, что случилось, но признать, что все, ради кого живу, мертвы, не смог. Ноги не хотели идти, мозг отказывался думать, глаза затмевала пелена неосознанного горя, мешая видеть, но я всё равно пошёл. Я стал беспощадной машиной, которая должна пройти половину сгоревшего мира, чтобы встретиться с родными.

Мир, познавший на себе ядерную войну, изменился лишь физически, стал уродливым. Люди, некогда населявшие этот мир, обычные люди, такие же, как я, в изменившемся мире тоже подверглись изменениям. Цивилизованность ушла, мы стали хуже зверей, есть только цель, и неважно, каким способом она будет достигнута. У большинства цель была простой, они хотели выжить, сражались с голодом и с себе подобными. Я просто хотел дойти до места, которое было моим домом. Мне мешали, но помешать не смогли, дошёл.

– Я тебе не верю! – Росс наконец покинул угол, который подпирал всё это время. Махнув рукой, он уничтожил иллюзию, которую создал совсем недавно. Мы теперь в пустоте, но продлится она недолго, я заполню её.

Вытащив из памяти нужное воспоминание, превратил его в картинку и загрузил в комнату иллюзий. Управление простое – нужно подумать, и всё само собой получается, легко разобраться. Вместо пустоты вокруг меня и Росса раскинулся город, некогда существовавший в таком состоянии, но затем канувший в пучине несуществующего времени.

– Новосибирск, лето, август, день недели четверг, девятнадцатое число, примерно первый час дня, более точного времени не назову. – Не сдержался, пришлось смахнуть бегущие по щекам слёзы. Сказал шёпотом: – Здесь я впервые пожалел, что выжил там, на Эльбрусе, а не сгорел вместе с теми, кого любил…

Вернув потерянный контроль, сказал уже нормальным голосом:

– Росс, ты по-прежнему не веришь мне, поэтому я открыл часть своего сознания. Загляни, убедись…

На Михаила будто ведро холодной воды вылили. Посмотрев на меня невидящими глазами, он забормотал:

– Ты говоришь правду, не лжёшь, это всё случилось, и виноват я. Не помню ничего, не было у меня такого плана, уничтожение человечества рассматриваю как самый последний, если всё задуманное не сработает, вариант. Неужели я мог пойти на такое?

– Мог и пошёл. Но не это главное, дед, главное другое. Ты хотел стать Богом, у тебя почти получилось, но затем вмешался Бог настоящий и послал меня. Не считаю себя избавителем, нет, я простой несчастный, отчаявшийся человек, личность без запасного выхода. Моя цель была и осталась неизменной – остановить тебя. Сделать так, чтобы такие же, как я до той войны, не стали такими же несчастными, как я сейчас.