Раздав команды, берсерк подошёл к дереву и начал взбираться по лишённому веток стволу с проворством кошки. Каждый раз делает это, все уже привыкли. Чем занимается там, на высоте, среди гигантских крон, даже Угрх и Урхарер не знают. А может, знают, но не говорят.

– Хорошее место для ночлега… – пробурчал Витя и возмущенно заявил: – Древолаз хренов, место хорошее он нашёл, да тут весь лес одно сплошное хорошее место! – С мечтанием посмотрев наверх, крикнул: – Чтобы ты брякнулся оттуда!

– Угрх, может, ты уже скажешь, что происходит? – попросил я.

Медведь покачал головой и продолжил расчищать площадку для костра. Посмотрев на Урхарера, я попытал счастья во второй раз:

– Толстый, может, ты что-нибудь скажешь?

Ответом также стало качание головой.

– Ну и ладно. – Я махнул рукой. – Хотите молчать – молчите!

Урлоок появился, как всегда, неожиданно и, как всегда, с добычей, принёс в пасти ещё живого поросёночка. Судя по крови, в которой измазана вся пасть, до этого было съедено множество других поросят. О себе хищник не забывает.

– Кыш, псина! – Витя ткнул палкой в проходящего рядом с ним урлоока, но тот никак на это не отреагировал.

– Чего такой нервный? – поинтересовался я и занялся «интересным» делом, собиранием коры и веток для костра.

– Жрать хочу, потому и психую. Устал, надоело на спине Угрха ехать, хочется комфорта. Урлоок большой, нам с тобой бы там место нашлось, если бы берсерк проявил хоть каплю заботы… А ещё я поговорить хочу, нормально поговорить, для меня это важно! Достало ваше постоянное молчание!

Глухой удар известил о том, что берсерк приземлился. Спрыгнуть с тридцати метров, как мы уже не раз убедились, для него не проблема.

– Ну что, древолаз, как успехи? – поинтересовался Витя. – Нашёл, что искал?

Впервые за всё время Рагхар снизошёл до ответа:

– Правильнее будет сказать «учуял», потому что запах Харрора я ни с чем не спутаю. С ним ещё пятеро, все берсерки, утром следующего дня они будут здесь…

– Почему мне дали заднюю ногу? – Витя недовольно отодвинул деревянную тарелку с увесистым шматком жареной на костре свинины и воскликнул: – Это что, намёк на мою инвалидность? Я хочу шею, там больше жировых прослоек, которые мне нравятся! И вообще, что за дискриминация? Ермаку, вон, рёбра достались, я тоже хочу рёбер!

Берсерк Рагхар прекратил жевать, осторожно положил на землю вторую заднюю ногу, которую оторвал от туши сам, и, ни к кому, по сути, не обращаясь, сказал:

– Писк, который я слушаю уже достаточно долго, начинает надоедать. Если пищалка не собирается затыкаться, то ей нужно знать, что терпение Рагхара имеет предел. После преодоления предела радиус смертельных исходов вокруг Рагхара начинает увеличиваться столь быстро, что остановить его уже невозможно. Тишина и покой – мои излюбленные спутники во время ужина. Так было раньше, и так должно оставаться сейчас.

– Слышь, годзила, ты что, угрожаешь мне? – Витя достиг нового уровня, оскорбляет Рагхара, глядя ему в глаза. – Инвалида убить собрался, псих ненормальный? Что, только слабых трогать умеешь? Вот придёт Харрор, с ним и выясняй, кто круче. Самоутверждаться нужно на сильных противниках, а не на тех, кто по большому без посторонней помощи не всякий раз нормально ходит. Понял ты меня, крахмал?

Местная кровососущая тварь, этакая уменьшенная копия стрекозы с функциями комара, села на нос Вити и попыталась вонзить в него свой микроскопический хоботок. Единственная рука инвалида резко устремилась к лицу, и «комар» погиб, так и не отведав кровушки. Рагхар, усмехнувшись совсем по-человечески, спросил:

– Ты сейчас самоутвердился?

– Не понял? – Витя свёл брови вместе. – Ты это про комара, что ли?

– Про него, ведь он всего лишь сел на твой нос и хотел испить самую малость твоей крови, чуть меньше одного грамма. В тебе её гораздо больше, не убыло бы, но ты не позволил, убил.

– Убил, потому что достали эти кровопийцы! – резко ответил Витя. – Самоутверждаться на комарах, блин… Нет, более тупого бреда я не слышал в своей жизни!

– Меня тоже достал один кровопийца, но вместо крови он пьёт моё терпение. Если я прихлопну его, то в этом не будет самоутверждения, ведь это бред. Хочешь, чтобы я прихлопнул его?

Похлопав Витю по спине, я сказал:

– Остынь, друган, потому что ты проиграл. Сам на свои же грабли встал, прими это.

– Да понял, понял… – Витя перевёл взгляд на свиную ногу. – Остыл уже, и еда остыла, можно и поесть…

Остаток ужина прошёл в молчании. Поросёночек, приготовленный Угрхом, был вкусным, и все остались довольными. Кроме поросёночка, конечно же, потому что всё, что от него осталось, это кучка костей, которые чуть позже с громким хрустом умял урлоок. Зверюге, как я понял, пофиг, что жрать, главное, чтобы хрустело…

Витя уснул самым первым, завернулся в шкуру и засопел. Следом за ним задремал Урхарер, выбрав местом для сна пространство между огромными корнями дерева-гиганта. У костра остались самые «стойкие» – я, Рагхар и Угрх. Ездовая зверюга, зовущаяся урлооком, тоже не стала спать, но и от посиделки у ночного костерка отказалась, отчалила в лишь ей известном направлении и с хорошо известными мне целями – добыть чего-нибудь съестного. Уверен, что дичь в Мёртвом лесу урлоок способен найти даже ночью, когда её при всём желании не сыщешь.

– Мёртвый лес – явление уникальное. Мы давно наблюдаем за ним, пытаемся понять, изучаем. – Рагхар набрал в лапу сухих иголок и начал по одной бросать в костёр. – Деревья-гиганты, которые окружают нас, начали расти ещё в те времена, когда отец моего отца не родился. Некоторые, живущие поныне, хоть и осталось их единицы, помнят Мёртвый лес прежним, обычным. Я знаю нескольких стариков и не раз слушал их рассказы про то, как зарождался новый вид разума, нам пока не известный и ни с кем на контакт не идущий. Угрх, мой дальний родич, изгой без права вернуться домой, что ты знаешь про Мёртвый лес?

– Знаю, что он становится разумным. Старожилы среди изгоев рассказывали нам про то время, когда он был обычным, но затем начал меняться. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в родовую память. В ней нет места Мёртвому лесу, его там не существует. Момента, когда всё изменилось, в памяти нет.

– В моей он есть, можно хорошо проследить все изменения, обычные хвойные деревья устремились ввысь, подавив всю остальную растительность. Тысячи лет длилось изменение, а затем остановилось, и сейчас мы видим всё таким же, как и в конце изменения. Мёртвый лес сам остановил своё развитие, остановил в физическом плане, уйдя в ментальный. Он копит силы, развивается, осознаёт себя. Это будет новый вид разума, с которым нам придётся либо подружиться, либо вступить в смертельную схватку. Наученный памятью предков, я выбираю дружбу. И тебе, Угрх, советую того же, потому что война – зло. Зло, которое съедает разум. Ты согласен со мной, изгой? Расскажи мне, что ты выбрал, когда люди пришли и уничтожили остатки твоего когда-то великого племени. Нам известно многое, но не всё. Детали, вот чего всегда не достаёт той информации, которую получаем от разведчиков.

– Мне не хочется говорить об этом, Рагхар. – Угрх медленно встал и ушёл в темноту. Уже оттуда долетело его тихое рычание: – Старейшины, только с ними буду говорить…

Оставшись с Рагхаром наедине, я не решился уйти. Жду чуда, так можно это назвать. Кто знает, вдруг именно сегодня берсерк решит ответить на все мои вопросы, которые так и не решился задать.

– Вы, люди, изменились, и не в лучшую сторону…

Я вздрогнул от голоса Рагхара, но не подал виду и тем более не рискнул перебить его.

– Мы тоже изменились, и тоже не в лучшую сторону. Винить во всём Основу не стоит, потому что это глупо, у Основы свои задачи и свои принципы, которые к нам редко имеют отношения. Их эксперименты касаются нас и часто несут в своём масштабе блага, но мы не понимаем этого, сопротивляемся, боремся. Наверное, борьба заложена в нас генетически, вот и весь ответ. Если ты хочешь узнать всё и при этом не убить меня запретом, который заложен в меня на генетическом уровне, то тебе придётся потерпеть. Скоро, совсем скоро тебя ждёт встреча с человеком, который знает про Основу и всё, что происходило, достаточно много. Ты удивишься и устанешь слушать, но главное получишь, получишь ответы на все вопросы, которые скопились в твоём разуме…И последнее, человек, что я скажу, это будет просьба не вмешиваться в распри, которые происходят между нами. Наша вражда, кровная, только наша, и ничья больше…