Проходит неделя, месяц, год. Свидетели все уже опрошены, и ясно, что никакой новой информации больше не будет. Дорогостоящая, энергоемкая машина некоторое время работает на холостых оборотах и наконец замирает в ожидании следующего убийства. А когда оно происходит, никто не хочет верить, что это продолжение старой серии.

Соловьев держал в руках свой мобильный и машинально просматривал записную книжку в аппарате. Как-то сам собой выделился и набрался номер оперативника Антона Горбунова, самого надежного и толкового из всех, с кем ему приходилось работать.

– Антоша, ты знаешь, где можно достать пиратские диски с информацией об абонентах телефонных компаний? – Соловьев говорил очень тихо, прикрыв трубку ладонью.

– Знаю, Дмитрий Владимирович. Практически на любом развале.

– Как ты думаешь, насколько часто там обновляются версии?

– Раньше – почти каждый месяц. Сейчас значительно реже.

– У тебя есть распечатка входящих и исходящих с телефона Жени?

– Конечно, есть. Я все понял, Дмитрий Владимирович. Попробую сделать.

Соловьев успел съесть еще пару ложек супа, телефон опять зазвонил.

– Дима, у меня к тебе только один вопрос. Если я не вовремя, извини.

Звонил Вячеслав Сергеевич Лобов, бывший преподаватель Димы в университете, старый эксперт-криминалист. Он давно был на пенсии, растил внука и внучку, писал мемуары. Именно ему Дима передал флакон духов, обнаруженный в шкафу, в старом ранце Жени.

– Что вы, очень даже вовремя.

– Ты где сейчас?

– В столовой.

– Ну вот, а говоришь – вовремя. Давай я позже перезвоню, поешь спокойно.

– Да ладно, суп все равно невкусный. Второе, кажется, тоже. Я вас слушаю, Вячеслав Сергеевич.

– Слушает он! Ну, ты ва-ажный стал, Соловьев, прямо куда деваться! И еда ему столовская не нравится, и подчиненные у него все дрессированные. Мальчик, который мне флакон завез, молчал, как партизан. Уж я его пытал, зачем, для чего, и чаем поил, и лапшу на уши вешал. Не проговорился. Ты, Соловьев, можешь мне ответить по-человечески, что там у вас с Молохом?

– С Молохом? Ничего. По-прежнему глухо.

– Ой врешь, Дима! Как же глухо, когда появился новый труп! Я ведь все криминальные новости смотрю. Он девочку убил. Дело ты ведешь?

– Я. Но руководство считает, что это убийство к той прошлой серии отношения не имеет.

– То есть как – не имеет? Ежу понятно, это опять он! Надо действовать по полной программе, на государственном уровне, тем более что на этот раз личность установили. Флакончик, часом, не по этому делу идет? Ну давай, колись, Димка! Ты же не просто так отправил его мне, по-тихому?

– Да, Вячеслав Сергеевич, не просто так. Вам я доверяю больше, чем кому-либо другому, к тому же знаю, что вы все сделаете быстро. Я нашел флакон при обыске, в квартире убитой девочки, среди ее вещей.

Лобов помолчал, посопел, наконец сказал:

– В общем, так, Дима. Вечером жду тебя в гости, ты мне все спокойно, подробно расскажешь. И я тебе тоже кое-что расскажу про твой флакон. Ладно?

– Вы что-то уже выяснили?

– Вот приедешь ко мне, тогда узнаешь. По телефону ничего не скажу.

– Вячеслав Сергеевич, но я могу очень поздно сегодня освободиться.

– Не важно. Буду ждать звонка.

Продавец, демонстративно голубой юноша, улыбался Зацепе и спрашивал по-английски, где его прелестная дочь, как она поживает. Зацепа делал вид, что не слышит, не понимает, продолжал листать журнал и готов был провалиться сквозь землю. Из примерочной донесся громкий властный голос Зои Федоровны.

– Сейчас я покажусь мужу, и мы вместе решим.

Зацепа взглянул наконец на юношу.

– Послушайте, молодой человек, вы, кажется, меня с кем-то перепутали, – холодно произнес он.

– Да? – продавец перешел на русский. – Странно. У меня отличная память на лица.

– Коля! Посмотри, как тебе?

Зоя Федоровна медленно плыла к нему, крутилась, изгибалась, разглядывала себя в зеркалах. На розовых губах юноши вспыхнула и погасла наглая усмешка.

«У меня мало наличных, придется расплачиваться кредиткой, здесь будут знать мое имя. Если этот тип, этот мерзкий голубой слизень скажет еще хоть слово, я убью его».

Всего лишь пару недель назад он был здесь с Женей, и они, как всегда, играли иностранцев, папу с дочкой. Щедрый синьор Кастрони купил синьорине платье и пару маечек из новой, весенней коллекции. Это был один из редких московских бутиков, где предлагалась эксклюзивная взрослая одежда самых маленьких размеров.

То, что он тогда купил Жене, стоило значительно дороже, чем Зоина куртка от «Леонардо». Голубой юноша крутился вокруг девочки, таскал ворохи одежды в примерочную. Женя о чем-то с ним шепталась и хихикала. Не мудрено, что продавец их запомнил. Зацепа расплачивался купюрами евро, их приняли по грабительскому курсу и очень живо благодарили, приглашали заходить еще.

– Ну, Коля, что ты молчишь? Нравится тебе? – спросила Зоя, нависая над ним. – Потрогай, какая нежная замша, какое качество. Сразу видно, что это настоящий «Леонардо».

– У нас не бывает подделок, – подал голос голубой продавец, – у нас прямые поставки из Милана.

«Каким же я был идиотом, – думал Зацепа, покорно доставая из бумажника кредитку, чтобы расплатиться за куртку, – сколько мест в Москве, где я засветился со своей малышкой? Этот бутик, еще несколько таких же дорогих, с прямыми поставками. Рестораны. Наконец, отвратительный ночной клуб. Поход в клуб был просто верхом глупости».

– Не волнуйся, там темно и шумно, – говорила Женя, – если встретится кто-нибудь из знакомых, я скажу, что ты папа моей подружки итальянки, с которой я жила вместе в Англии.

– Зачем тебе это нужно, детка? Я уже не в том возрасте, чтобы посещать такие места.

– Откуда ты знаешь, что это за место? Там правда очень «cool», тебе понравится. Там будет петь лучший певец русской эстрады, он сам сочиняет музыку и стихи, у него потрясающий голос, он настоящий гений. Ну в самом деле, невозможно только трахаться и трахаться, надо иногда культурно развлекаться, общаться с интересными людьми. Ты сам говорил, человек должен жить насыщенной духовной жизнью.

Ему очень не хотелось идти. Это было куда рискованней, чем рестораны и бутики. Но синьор Кастрони давно привык к капризам маленькой синьорины и старался не возражать. К тому же ему было интересно, как живет его девочка за пределами декораций, в которых развиваются их отношения. Он ничего не знал о ее той, другой жизни, только представлял себе стандартные идиллические картинки. Школа, уроки, дом, детская комната, еще полная игрушек, здоровый девичий сон, в обнимку с каким-нибудь старым плюшевым медведем.

В ночном клубе было действительно темно, к тому же душно, накурено. Музыка гремела, у старого профессора сразу заныл затылок и стали слезиться глаза. Публику он не мог толком разглядеть из-за темноты и плотного слоя дыма. Ему вдруг показалось, что он уже умер и попал в ад. На маленькую эстраду вышел певец и запел о том, как электрическим ножом отрезал голову своей подруге. Зал взревел. Женя вскочила и бросилась к эстраде, прорвалась сквозь накуренную, пьяную толпу и повисла на шее певца. Кастрони заметил, что голосистый подонок обнял и расцеловал синьорину. Других – нет. Только ее одну.

«Видимо, коллега», – жестко усмехнулся про себя Зацепа.

«А не соперник ли?» – испугался Кастрони.

Зацепа все никак не мог разглядеть этого Вазелина. Лучи прожектора слишком быстро скользили по эстраде. Прыгали и визжали поклонницы. Женя вернулась за столик, когда зазвучала следующая песня.

– Жалко, ты не понимаешь слов! – крикнула синьорина профессору. – Вазелин гений! Последний русский поэт. Было бы отлично, если бы о нем узнали в Италии. Слушай, может, у тебя есть знакомые, которые интересуются современными русскими песнями?

– Я не понял, какой это жанр? – крикнул в ответ профессор, касаясь губами теплого ушка синьорины.

– Конечно, тебе трудно без текста! Но можешь мне поверить, это гениально. Просто слушай музыку, голос и смотри на него.