– За другой столик. – Юля ловко подхватила стакан, готовый упасть с подноса, и повернулась к юноше: – Если вы не отстанете, я позову охрану.

– Нет, ну чего такое, а? Я вас разве обидел? Я только хотел спросить, всего пару вопросов задать. Вы делали операцию певице Анжеле, она звезда, короче, наши читатели интересуются, почему чисто по-человечески нельзя поговорить?

Он уже поднялся, забыв свой кофе, пошел прямо на них, и как будто рассеялась вокруг него дымка, Юля увидела, что лицо совершенно бандитское, на пальцах массивные перстни, очки с простыми стеклами, без всяких диоптрий, а в миндальных восточных глазах ледяная уголовная наглость.

Шура между тем поставила поднос, тихо бросила: «Мам, я сейчас!» – и исчезла в неизвестном направлении.

– Я вам сказала, уйдите! – повторила Юля, отступая назад, к стене.

Но он продолжал надвигаться, уже молча, и его непристойные черные усики шевелила блатная ухмылка. Юле оставалось только беспомощно опуститься на стул. Она чувствовала себя совершенно раздавленной. Она испугалась этого сопляка и была самой себе противна. Он смотрел ей прямо в глаза, не моргая, и какое-то совершенно новое, незнакомое чутье вдруг подсказало ей, что ни в коем случае нельзя отводить взгляд.

– Вот он! – послышался рядом громкий голос Шуры. – Мама, с тобой все в порядке?

За ней маячили двое в черной форме охранников торгового центра. Прежде чем юношу сдуло, он успел отчетливо и громко прошептать в лицо Юле:

– Сука!

Охранники поспешили за ним, но он растворился в толпе.

– Вот оно, мамочка, бремя славы, – сказала Шура и принялась обгрызать куриное крылышко. – Ешь, остынет, – она пододвинула тарелку, – но какой наглый, это же кошмар! С ним не хотят разговаривать, а он лезет! Интересно, он заранее следил за тобой? Или просто случайно увидел и узнал?

– Как он мог узнать меня? – Юля вытащила сигарету. – Откуда ему известно мое имя?

– Ну имя твое гуляет по желтой прессе, так что ничего странного. Насчет фотографии не знаю. Можно влезть в Интернет и проверить. Честно говоря, после разговора с моими одноклассницами я ждала чего-то подобного. Анжела ведь правда жутко знаменитая, и с ней такое приключение, и ты доктор, который возвращает ей утраченную привлекательность. Заметь, что привлекательность утрачена при весьма загадочных обстоятельствах, и всем кажется, что тебе, доктору, она могла бы раскрыть тайну своей трагедии. Если бы мы жили на Западе, ты бы потом написала книгу и получила миллион долларов. Ты прикоснулась к миру звезд и сама стала звездой. На тебя кидаются журналисты. Слушай, а что ты так напряглась? Ну дала бы ему интервью. Конечно, он противный, на бандитскую шестерку похож, но внешность может быть обманчива. Другое дело, что он наглый...

– Только скальпелем, – еле слышно пробормотала Юля, – и лазерным лучом...

– Что? – Шура отложила недогрызенное крылышко, подалась вперед и так высоко подняла брови, что челка зашевелилась. – Ты бредишь, мамочка? У тебя шок от встречи с желтой прессой?

– К звездному миру я прикоснулась только скальпелем и лазерным лучом. – Юля затянулась в последний раз, погасила сигарету и принялась за еду.

Ранним утром, теплым и пасмурным, Сергей впервые выехал за ворота базы на серебристой «капле» и отправился окольными путями на Долгопрудненское кладбище. Он ехал по тихим подмосковным дорогам. Еще не начался дачный сезон, и машин было мало. Он включил музыку, открыл окно.

Серебряная «капля» легко летела по мокрому шоссе. Мимо проплывал лес, еще сонный, застывший в ожидании настоящего летнего тепла. Нищие деревни, осевшие деревянные дома. Бабки в платках и телогрейках торговали домашней снедью под огромными рекламными щитами. Со щитов смотрели надменные томные куклы мужского и женского пола и призывали оттянуться, влиться, сникерснуть. Поселки новых русских с трехэтажными виллами, коммерческие центры с супермаркетами, ресторанами, казино. Храмы, ухоженные, отреставрированные, все до одного действующие. Небольшие деревенские кладбища. На голых черных полях стаи галок. Серые бетонные заборы, обтянутые колючкой. Яркие новенькие бензоколонки, обязательно с небольшим магазином и кафе. Щиты рекламы, словно стада фанерных разукрашенных попрошаек вдоль всех дорог.

Сергей притормозил возле старушек, купил банку молока, два теплых пирожка, с мясом и с капустой, проехал мимо поселка, остановился в безлюдном месте, на обочине, у леса, и, как только замолчал мотор, стал слышен счастливый птичий щебет, шорох проснувшейся хвои, стук капель.

Он вышел из машины, перепрыгнул кювет, прошел несколько шагов по мягкой мокрой земле, снял темные очки и замшевую черную кепку, подышал лесным воздухом. Он, конечно, был точно таким, как на базе, но совершенно другим. Возможно, забор с колючкой меняет состав воздуха. Огороженная территория пахнет иначе, чем открытая. И еда на открытой территории имеет совершенно другой вкус.

Сергей заметил поваленную сосну, вернулся к машине, взял банку с молоком, пирожки. Усевшись на сосновый ствол, он позавтракал. Молоко пахло сеном, хлевом, пирожки были похожи на те, что пекла мама. Он ел и пил не спеша, чувствуя, как с каждым глотком молока вливаются в него силы. Потом выкурил сигарету, сел в машину и до Долгопрудненского кладбища доехал уже без остановок.

Могила была такой неухоженной, замусоренной, что первым делом он отправился к сторожам, попросил веник, мешок, принялся сгребать гнилые прошлогодние листья. Каждую весну, примерно в это же время, они с мамой приезжали сюда и вдвоем делали то же самое, если, конечно, он был в Москве. Потом мама сажала цветы, анютины глазки, выпалывала сорняки, мыла маленький мраморный памятник с овальным портретом отца и золоченой надписью: «Логинов Александр Иванович, 1936–1979».

Теперь рядом с отцовским был мамин портрет, в таком же овале, и свежая гравировка: «Логинова Вера Сергеевна, 1940–1999». Люди, хоронившие маму, выбрали для памятника фотографию, на которой она совсем молодая, моложе отца.

Он погиб где-то в Африке, возможно, в Замбии. Точной даты и места его гибели мама так никогда и не узнала. В июне 1977 года майор ГРУ Александр Логинов получил звание подполковника и был направлен в составе группы военных советников в столицу Замбии город Лусаку. А в августе 1979 года пришло официальное извещение. Подполковник Логинов геройски погиб, выполняя свой интернациональный долг, посмертно награжден орденом Боевой славы второй степени. Через три месяца его вдове вручили этот орден в красной коробочке, маленькую медную урну и документы на получение щедрой пожизненной пенсии.

Сергей хорошо помнил отца, правда, давно стерлась грань между его реальными детскими воспоминаниями и мамиными рассказами. Не только служба отца, но и множество мелочей, его окружавших, были тайной, и в детстве тайна эта казалась Сергею прекрасной, возвышенной и благородной. Но когда он погиб и мама сразу постарела лет на десять, очарование тайны значительно поблекло. В четырнадцать лет лютая мужественная романтика больше не казалась ему главным и единственным качеством военной профессии, и это было хорошо, поскольку он собирался стать военным. Он делал свой выбор с открытыми глазами. Розовые очки не обязательно розовые, они бывают и цвета хаки.

Ограда и скамеечка требовали ремонта и свежей краски. Он с удовольствием сделал бы все сам, но времени уже не оставалось. Он отправился к сторожам отдавать веник, договорился, заранее оплатил работу. Когда возвращался назад к могиле, машинально смотрел на памятники вдоль дорожки, читал имена, даты. В глаза ему бросился высокий белоснежный кусок мрамора, украшенный выпуклыми бронзовыми ветками. Странный памятник, дорогой, помпезный. В центре огромная цветная фотография молодой черноволосой девушки.

«Демидова Мария Артуровна, 1965–1985».

Могила была ухоженной, чистой. За высокой чугунной оградкой ни одного гнилого листа. Рядом с камнем голый рябиновый куст.