— Обидно, когда хороший режиссер из-за денег вынужден участвовать в халтуре. И за актеров обидно. Я давно не видел хороших отечественных фильмов. Когда смотришь все эти теперешние комедии и боевики, такое впечатление, что тебя, зрителя, считают идиотом.

— А это удобно — думать, что все кругом идиоты. Можно, не слишком надрываясь, много денег заработать, — глубокомысленно заметила Крестовская, — ведь и правда, придурков много. Иначе все жулики — и литературные, и рыночные — давно бы позакрывали свою коммерцию.

С Крестовской было легко и интересно разговаривать. Но майор решил не отвлекаться на посторонние темы. Он ведь здесь не для того, чтобы болтать с ней о кино, литературе и законах рынка.

— Мы остановились на том, что жене Калашникова в последнее время кто-то звонил анонимно, угрожал.

— Было такое дело, — кивнула Маргоша.

— Расскажите, пожалуйста, подробней, как вы узнали об этих звонках? Когда они начались?

— Мне сказала по секрету их домработница, Жанна Гриневич. А когда начались?.. Погодите… — Она замерла с вилкой у рта. — Была одна гадкая история. Дней двадцать назад. Я забежала к Кате за книгой и застала странную сцену. Они с Жанной потрошили подушку.

— Что? — не понял майор.

— Ладно, расскажу с начала. Они шли из магазина, и к ним привязалась какая-то бомжиха, стала нести бред, будто Катю кто-то проклял, мол, кто-то любит ее мужа, напустил на нее порчу и надо вспороть подушку. Самое неприятное, что в подушке действительно оказались всякие мистические штуки: огарок церковной свечи, щепки от гроба, бумажная лента с заупокойной молитвой.

— Бред, — тяжело вздохнул майор. — Простите, а почему от гроба? Чем они отличаются от обыкновенных щепок?

— Это мы узнали позже. Я позвонила одной женщине, она потомственная ворожея, объяснила, что это какой-то старинный магический ритуал. — Маргоша смущенно улыбнулась. — Нет, я сама не верю в такие штуки, но тогда, у Кати, мне стало жутковато.

Она с аппетитом принялась за большой сочный бифштекс.

— Калашников водил женщин домой в отсутствие жены? — быстро спросил майор.

— Откуда я знаю? Хотя… Катя весь август была на гастролях, квартира стояла пустая. Жанна не приходит, когда нет Кати. Глеб жил то на даче, то в Москве.

У майора голова шла кругом, но уже не от Маргошиной красоты, а от информации, которая обрушилась на него потоком всего за пару часов. Все это надо не только переварить, разложить по полочкам, но и проверить.

— Вы сказали, вам стало жутковато. А Екатерина Филипповна? Как она реагировала?

— Катя — железная леди, — усмехнулась Крестовская. — Ей, видите ли, было неинтересно. Потом она не хотела, чтобы я звонила ворожее. Она, по-моему, ни капельки не испугалась, сказала: «Мне противно, но не страшно». И сразу после этого начались звонки.

— Она пыталась выяснить, кто звонит?

— Кажется, нет. Она делала вид, будто ничего не происходит. Она вообще такая — измены Глеба, сплетки, все ей по фигу. И знаете, сейчас, после того, что произошло, она тоже как каменная — ни слезинки. Не понимаю, все-таки муж… «А Орлову ты, красавица, не любишь, — заметил про себя майор, — однако это твое личное дело».

— Маргарита, мне надо с вами посоветоваться, — сказал он, когда они закурили после кофе. — В понедельник похороны. Там соберутся все знакомые, друзья, родственники. Я бы хотел понаблюдать со стороны, кто как станет себя вести. Народу будет очень много, в лицо я почти никого не знаю. Нужен человек, который стал бы для меня… — Майор задумался на секунду, пытаясь подобрать нужное слово.

— Гидом, экскурсоводом? — с улыбкой подсказала Маргоша.

— Именно, — благодарно кивнул Иван, — вы правильно поняли. Кого из близкого окружения Глеба вы могли бы порекомендовать на эту роль?

— Сложный вопрос, — медленно проговорила Маргоша, — из близких — никого. Им просто будет не до этого, сами понимаете. Из приятелей и коллег — тоже никого. Пожалуй, придется мне самой сыграть эту роль. — Она вздохнула и печально улыбнулась, а потом, закатив глаза, произнесла с комической торжественностью:

— Проведу вас, как Вергилий, по чистилищу и аду.

— Спасибо, лучше вас эту роль не выполнит никто, я, честно говоря, не надеялся, что вы согласитесь. Ведь Константин Иванович наверняка будет в тяжелом состоянии, и вам… — Пусть он будет рядом с Надеждой Петровной. Они родители, Глеб их единственный сын. А мне в этой ситуации тактичней и разумней стушеваться, постоять в сторонке.

Адрес и телефон Ольги Гуськовой она знала наизусть.

— Только постарайтесь говорить с ней как можно мягче, — попросила она на прощание, глядя на майора умными печальными глазами. — Я ведь вам помогла сегодня и помогу еще. Так вот, моя единственная личная просьба: пожалуйста, постарайтесь не делать Ольге больно.

— Постараюсь, — кивнул майор и отвел взгляд от опасных бездонных зеленых глаз.

В таких глазах утонешь запросто, пропадешь навек. Лучше не глядеть, от греха подальше…

Шло время, драгоценное время последней мужской молодости. Егор Николаевич потихоньку начал скучать, иногда даже нервничать. Все чаще с тоской вспоминал горкомовскую комсомольскую молодость и здоровые забавы в саунах.

В благословенные застойные времена в Подмосковье, при солидных ведомственных пансионатах были такие спецдомики с саунами, широкими кроватями и, холодильниками, набитыми вкусной едой и благородной выпивкой. В любое время спецобслуга готова была принять уставшую от доблестных трудов партийно-комсомольскую элиту. Имелись и специальные девочки для здорового идеологически-чистого досуга.

Откуда они брались, эти девочки, и куда потом девались, Баринов, как и многие коллеги, молодые горкомовские ходоки, не задумывался. Судя по качеству экстерьера, неутомимости и веселости нрава, кто-то специально занимался подбором этих спецкадров.

Ну какая разница кто? Кому положено — тот и занимался… Однако времена бесплатных и безопасных спецзабав миновали. А привычка к разнообразию осталась, осела где-то глубоко в подсознании. Это как наркотик. Попробуешь раз, другой — и привыкаешь. Хочется еще. И сильно нервничаешь, если приходится долго воздерживаться.

Шел восемьдесят девятый год, про комсомольско-партийные сауны с удовольствием гавкали в новой демократической прессе. Баринову, человеку, ловко перешедшему на новую, демократическую платформу, требовалось соблюдать определенную осторожность.

Любовь с молоденькой балериной — это вполне позволительно, даже пикантно. Долгий возвышенный роман только придавал определенный шарм его политическому имиджу. Ну с кем не бывает? У нас покамест не Америка, где политик обязан соблюдать святость семейных уз. У нас он может иметь одну любовницу, постоянную, приличную, достойную. Но не больше чем одну. Иначе это уже совсем по-другому называется.

На какое-то время роман с Катей Орловой поглотил его целиком, без остатка. А тут еще и массажистка вовремя подвернулась. Одно другому не мешало. Очень все выходило удачно. И надо же, чтобы так глупо кончилось в одночасье!

Массажистка Света все так же являлась по первому его зову, раздевалась без лишних слов, с мягкой улыбкой прятала в сумочку деньги. Очень приличные, между прочим, деньги.

Остеохондроз почти забылся благодаря ее ловким сильным рукам. А большое, опытное, щедрое ее тело постепенно стало приедаться. Однако Света Петрова оказалась сообразительной женщиной и в какой-то момент сама почувствовала, что ему надо.

Однажды она, хитро глядя на него своими невыразительными светло-карими глазами, сказала, что у нее есть подружка, начинающая журналистка, совсем молоденькая, из провинции.

— Девочка пытается пробиться к тебе уже месяц, взять интервью. А твоя мымра-секретарша стоит стеной. Для девочки интервью с тобой — шанс показать себя, зацепиться в солидной газете, ты же знаешь, как это сложно без связей.

Егор Баринов был весьма известной фигурой на политическом Олимпе. Понятно, что может значить для начинающего журналиста интервью с такой знаменитостью, как он. Журналисты осаждали его, не давали покоя. Он был осторожен, разборчив, подпускал к; своей персоне лишь проверенных, известных людей. А всякой юной безымянной шелупони его пожилая секретарша давала жесткий отпор.