Милицию Вероника Роговец не любила с детства. Лично ей не приходилось до последнего времени сталкиваться со стражами порядка, но она твердо знала: все они — суки и твари продажные. В ментуру идет одна лимита и дебилы, и разговаривать с ними — много чести. Может, сами они замочили Юрика, он ведь пел у Дрозда на дне рождения, а там были два дроздовских мента. Вот чтобы Юрик об этом не свистел, его и замочили.

Говорят, большинство киллеров — те же менты, либо по совместительству, либо вообще меняют свои жалкие погоны на это доходное, престижное и непыльное дело.

Хорошо она про долги ввинтила, в самую точку попала. Этот Сичкин с удовольствием наживочку сглотнул. Будет теперь упорно искать Юркиных кредиторов. Вот пусть и поищет!

На самом-то деле долгов у Азарова не было, он никогда ни у кого не брал и сам не давал. Он и правда был жмот. Вероника догадалась об этом не сразу, только после седьмой их встречи, когда ей до дрожи в коленках захотелось колечко с бриллиантиком, как у Ирки Москвиной. Разумеется, она могла бы и сама себе подарить такое колечко, стоило оно всего полторы тысячи «зеленых». Но покупать себе бриллианты — плохая примета. Это коварные камешки, их надо получать в подарок или по наследству, иначе они приносят несчастье.

Про камни Вероника знала все, так как любила их без памяти. У нее дома была целая полка книжек о мистических и целебных свойствах камней. То, что бриллиант должен быть подарен любовником, — это азбука, так сказать, азы мистической грамотности. Об этом Вероника и сообщила Азарову, останавливая машину у ювелирного магазина «Принцесса Греза» на Тверской. Там можно было купить по кредитке, а у Азарова в бумажнике их было три штуки. Однако колечко он Веронике не купил, даже в магазин с ней не вошел, остался в машине, жмот паршивый, и не стыдно ему было ни капельки. Пришлось Веронике самой покупать, очень уж хотелось, а в магазине нашлось именно такое, как у Москвиной, даже лучше.

Наплевала Вероника на мистику и купила колечко. А Азарову этот случай запомнила, обиделась на него ужасно. Чуть не послала его подальше, но тогда нельзя было — она снималась уже в третьем его клипе, это были хорошие бабки, а впереди маячила видеокассета с его песнями и Вероникиными глазами, губами и сиськами, поэтому ссориться с Азаровым пока не стоило.

Эту проблему она даже с Региной обсуждала.

— Гусара раскрутить немудрено, — сказала Регина, — и неинтересно. А ты учись раскручивать Азарова. Отличный тренинг, тебе потом очень пригодится. Если Азаров начнет на тебя деньги тратить, то с другими ты справишься мизинцем. Так что рвать с ним не спеши.

Вероника была хорошей ученицей. С Азаровым она не порвала. А бриллиант принес-таки несчастье, но только не Веронике, которая его себе купила, а Азарову, который пожадничал. Убили Юрика. Карма у него оказалась плохая, некачественная карма. Но ведь не объяснишь же это долдону с Петровки, он и слов-то таких не знает.

Вот у нее, у Вероники, карма очень качественная, даже не высший сорт, а экстра. К тому же Регина Валентиновна, если что не так, сразу поправит. Она сама эти вещи чувствует, даже по телефону умеет вывести в астрал, когда нужно…

Синий «Вольво» с затемненными стеклами плавно подкатил к воротам старинного купеческого особнячка в центре Москвы. Ворота бесшумно разъехались, впустили машину и тут же замкнулись за ней.

— Добрый вечер, Регина Валентиновна! — Вооруженный охранник распахнул переднюю дверцу машины и подал руку высокой худощавой женщине, сидевшей за рулем. Женщина осторожно поставила ногу в замшевом высоком сапоге на землю и, опираясь на руку охранника, вылезла из машины.

— Привет, Гена. В гараж пока не загоняй, я ненадолго. Войдя в особняк, Регина Валентиновна скинула легкую норковую шубку на руки подоспевшей горничной и осталась в строгом шелковом костюме. Из огромного зеркала в старинной, черного дерева, раме смотрела на Регину Валентиновну элегантная сорокалетняя дама с точеной длинноногой фигурой и идеально правильным лицом. Густые прямые волосы цвета спелой пшеницы были подстрижены простым строгим каре без челки и едва прикрывали стройную холеную шею.

В зеркале за ее спиной появилось очень бледное, немного отечное мужское лицо. Мужчина был белокур и Встрепан, на впалых щеках поблескивала светлая вчерашняя щетина. Бледно-голубые ясные глаза глядели в спокойные карие глаза Регины Валентиновны как-то тупо и бессмысленно. Резко оглянувшись, она заметила, что руки у мужчины крупно дрожат, на большом пальце правой руки был безобразный черный порез с только что запекшейся кровавой коркой.

— Тебе надо побриться, Веня, — тихо сказала она и, подойдя к мужчине, провела рукой по его щеке. На ногтях был бледно-телесный матовый лак.

— Регина, я погибаю, я не могу, — громким шепотом прокричал Вениамин Волков, — сделай что-нибудь, я не могу…

Быстро оглядевшись, убедившись, что ни горничной, ни секретарши, никого из охранников поблизости нет, Регина вмазала Вене крепкую пощечину и тихо произнесла:

— Молчать, скотина!

Вздрогнув, Веня сразу обмяк, руки перестали трястись, глаза приняли осмысленное, но испуганное и усталое выражение.

— Ты видишь, надо что-то делать! — сказал он вполне спокойным, будничным голосом. — Еще немного, и я сорвусь.

— Ну, до срыва, положим, далеко, — возразила Регина таким же спокойным, будничным голосом. Даже интонации у нее и у Волкова были одинаковыми.

— Нет, — безнадежно покачал он головой, — сегодня это чуть не произошло.

— Но ведь не произошло, ты сумел с собой справиться. Ты уже четырнадцать лет здоров. Это срок, Веня, — это серьезный срок.

Волков молча показал ей пораненный большой палец правой руки. Внимательно взглянув на испачканную черными чернилами и кровью подушечку пальца, Регина только пожала плечами.

— Ты мог бы обойтись и без боли, ты просто устал. Чем ты это? Ручкой?

— «Паркером», — кивнул он.

— Жалко, хороший был «Паркер», — вздохнула Регина, — ладно, поехали.

— Только в твоей машине! — слабо улыбнулся он. — Там в салоне воздух лучше.

— В «Вольво» лучше воздух, чем в «Линкольне»? — весело рассмеялась Регина. — Да, Веня, ты определенно устал.

Через час с небольшим синий «Вольво» Регины Валентиновны Градской остановился у старой двухэтажной дачи в подмосковном Переделкине. Дом был огорожен высоким металлическим забором, внутри у ворот находилась теплая будка охранника.

— Опять дрыхнет, подлец, — добродушно заметила Регина, доставая из «бардачка» маленький пульт дистанционного управления и открывая высокие ворота нажатием кнопки.

Из будки показалась сонная физиономия охранника, потом он весь целиком выскочил на свет Божий как ошпаренный и по старой ментовской привычке почтительно козырнул хозяевам.

— Доброе утро, отставной капитан! — саркастически приветствовала его хозяйка. — Как спалось в девять вечера?

— Виноват, Регина Валентиновна! — отрапортовал охранник. — Ей-богу, сам не заметил, как уснул!

— Спасибо, что не в гостиной на диване, — добродушно хмыкнула Регина. — Ладно, можешь пойти на кухню, пусть Людмилка покормит тебя, и кофе выпей, негоже спать на боевом посту, товарищ отставной капитан, гляди, уволю. Вот ведь, — обернулась Регина к молчавшему Вене, — боится место потерять, а дрыхнет, поганец, без задних ног.

Веня ничего не ответил и прошел вслед за ней в дом. Дача эта когда-то принадлежала известному советскому писателю, сталинскому лауреату. Потомки орденоносца продали ее Волкову задорого, но ни он, ни Регина не жалели потраченных денег. Регина давно приглядела именно этот участок в тихом элитарном писательском поселке. Ей нравилось, что он стоит на углу, в глубине улицы, и упирается одной стороной в живописную березовую рощицу, а другой — в небольшой лужок, на котором летом невинно и радостно расцветают ярко-лимонные лютики.

— Сообрази-ка нам, Людмилка, что-нибудь на ужин, — бросила Регина полной розовощекой девушке, встретившей их на пороге, — только сделай легкое что-нибудь, рыбки там, салатику.