— Подожди, а ты не преувеличиваешь? Я ничего не читала, так, мельком проглядывала. Насколько я поняла, там речь идет о торговле недвижимостью. И вообще я их выбрасываю.

— Как — выбрасываешь?! — Он опять схватил ее за Руку.

— Ты странный какой, — пожала плечами Вера, — ну а что же, солить мне их? Посмотри на мой стол, и так все в бумагах. Мне еще чужих факсов не хватало. И этот твой Курбатов должен прекрасно понимать, что мне, человеку постороннему, до его документов нет дела. Так что насчет «опасного свидетеля» — это уж слишком…

— А простое любопытство? Ты, возможно, скидываешь это со счетов, а Курбатов не скинет. Ведь есть шанс, что на какие-то документы ты обратила внимание. Что-то запомнила. Не может быть, чтобы ты ничего не запомнила.

— Федя, я вижу, тебя эти дурацкие факсы интересуют даже больше, чем бывших владельцев фирмы. Или ты надеешься, вдруг в каком-то случайном документе мелькнет информация о твоей сестре? Как, кстати, ее зовут?

— Наташа. Ей всего восемнадцать лет. Наивный, светлый человечек, всем верила… В чем-то она была очень похожа на тебя.

— А ты где был, когда твоя сестра попала в лапы этим злодеям?

— Я был в Чечне, — еде слышно проговорил Федор.

— В Чечне?! — Вера машинально вытянула сигарету из пачки. — Слушай, а я ведь вообще ничего о тебе не знаю. Ты меня замуж зовешь, а о себе ничего не рассказываешь.

— Я расскажу. Позже, не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы ты поняла: люди, которые тебе звонят, опасны. Но я рядом, ты только должна меня слушать и не возражать. Поверь, есть вещи, в которых я разбираюсь лучше. Просто поверь мне на слово. Хорошо?

— Постараюсь, — пожала плечами Вера, — однако, если они действительно торгуют «живым товаром», это прежде всего дело милиции и прокуратуры. Надеюсь, ты не собираешься заниматься частным расследованием?

— Какая же ты у меня наивная, Верочка, — он покачал головой, — неужели ты думаешь, что милиции и прокуратуре ничего не известно? Да они кормятся за счет таких вот фирм. Милиция куплена с потрохами, и прокуратура тоже. У этих мерзавцев везде свои люди.

— А ты не преувеличиваешь? — опять спросила Вера. — Если это такая серьезная мафия, зачем им постоянно исчезать? И почему они допускают, что важные для них документы могут попасть к посторонним людям? Нелогично…

— А в преступлении вообще нет логики. Любая криминальная деятельность не логична по своей сути.

— Ты на досуге увлекаешься криминологией? — быстро спросила Вера. — Откуда такая осведомленность?

— Я работаю охранником, — невозмутимо объяснил он. — Значит, должен хоть немного разбираться в криминологии и криминалистике.

— Может, ты, конечно, и разбираешься, если знаешь, что это две разные науки, но насчет отсутствия логики я не согласна, — покачала головой Вера, преступник должен быть умным, иначе он попадается очень быстро.

— Они не попадаются потому, что уничтожают случайных свидетелей, — тихо проговорил Федор. — В прошлый раз, когда фирма «Стар-Сервис» выехала из очередного офиса и ее место в этом помещении заняла другая, совершенно невинная организация, секретарша директора была убита через месяц. Она тоже получала их факсы. Ты, конечно, можешь мне не верить. Но я хочу, чтобы ты поняла: это серьезно. Они страшные люди, Верочка. Я потерял из-за них сестру и не хочу потерять невесту. Невероятное, чудовищное совпадение — что именно у тебя оказался их номер. Это судьба…

— Хорошо, — кивнула Вера, — будем считать, ты меня убедил. Что дальше? Вообще не подходить к телефону? Не включать факс и не работать?

— Во-первых, ты должна разобраться в бумагах, найти то, что не успела выкинуть, и отложить отдельно. Когда еще раз позвонит человек, который представится хозяином фирмы, ты должна спокойно поговорить с ним. Если он спросит, сохранились ли у тебя какие-либо документы фирмы, ты скажешь — да, сохранились. Но ты их не читала.

— А если он больше не позвонит?

— Он позвонит, — убежденно произнес Федор, — я чувствую.

— А не лучше ли, если это так опасно, сказать, что я вообще ничего не знаю? Нет у меня никаких их бумаг. Выкинула. Ведь это чистая правда.

— Верочка, — он тяжело вздохнул, — это для нас с тобой существуют такие понятия, как правда и ложь. Люди, которым принадлежит фирма «Стар-Сервис», живут по иным законам. Я понимаю, тебе совсем не хочется влезать во все это. Но ты уже в этом. Тебе достался их номер. Ты владеешь их информацией. Думаешь, эти бесконечные звонки просто так? Нет, девочка, просто так ничего не бывает. Нам надо действовать, быстро и по-умному. Когда хозяин фирмы позвонит, то пообещаешь, что найдешь бумаги, и назначишь встречу.

— О Господи, Федор, что за шпионские страсти?

— Сколько раз тебе повторять — это не игра. На встречу мы пойдем вместе.

Стасу Зелинскому не понравилось, как Верочка поговорила с ним по телефону. Нечто совсем новое появилось в ее голосе, в интонациях.

— Нет, сегодня не могу. Много работы. Она часто в последнее время так говорила, но всегда слышались нотки привычного волнения, выдававшего ее с головой. На самом деле она была рада и счастлива, что он звонит, а на занятость ссылалась, чтобы набить себе цену — обычные женские уловки, в которых Стас Зелинский отлично разбирался. Все эти хитрости шиты белыми нитками.

— Веруша, солнышко, нельзя столько работать, надо хоть иногда расслабляться.

— Надо, — согласилась Вера, — однако сейчас я очень занята.

Он даже не понял сначала, что именно его так насторожило, но потом признался себе: она была совершенно спокойна. Его звонок, его желание увидеться не вызвали у Веры Салтыковой ровным счетом никаких эмоций. Но главное, она впервые категорически отказалась встретиться с ним, и ласковые уговоры не помогли.

А ему так хотелось отвести душу, почувствовать себя опять единственным, безоглядно любимым. У него началась черная полоса в жизни. Все было плохо, требовалась очередная порция восхищения, обожания, полной подчиненности…

Последняя жена устроила гнусную разборку с квартирой, скандалы длились уже третий день, и Стасу хотелось лезть на стенку.

«А может, и правда жениться на Вере и успокоиться на этом?» — думал он, лежа на тахте, тупо глядя в потолок и слыша, как жена по телефону обсуждает с подругой, каким образом станет оттяпывать у него кусок жилплощади, на которую вовсе не имеет права. Она говорила нарочно громко, она прекрасно знала, что он все слышит.

«На что она рассчитывает? — думал Стас. — Хочет припугнуть меня? Измотать нервы? Ведь не получит, ни метра… Хотя с ее лимитской хваткой может и бандитов нанять каких-нибудь. Господи, ну почему меня всегда так тянет к стервам?»

Стас считал себя человеком сложным и противоречивым.

Он был единственным сыном, единственным внуком и племянником. Он рос в окружении многочисленных бабушек, дедушек, тетушек, дядюшек, один ребенок на множество восторженных взрослых, самый главный ребенок на свете, самый красивый, гениальный, радость и гордость семьи.

В трехлетнем возрасте за завтраком он набирал полный рот молока и выплевывал фонтан молочных брызг маме в лицо. Мама смеялась, никогда не ругала, вытирала лицо кухонным полотенцем и целовала в лобик:

— Ах ты, мое солнышко! Какой ты у меня озорной! В шесть лет он незаметно привязывал один конец бельевой веревки к поясу бабушкиного фартука, другой — к дверной ручке. Бабушка пугалась, охала, вздрагивала, не могла понять, почему хлопает дверь у нее за спиной и что там сзади так тянет. Стас тихонько умирал со смеху в укромном уголке за шкафом.

— Какое у мальчика оригинальное чувство юмора! — умилялась бабушка.

Когда в десять лет он, не желая надевать теплые ботинки, запустил ими в тетушку, она стала утешать его:

— Не нервничай так, Стасик, успокойся, деточка! С раннего детства всех беспокоила его нервная система. Когда он родился, какой-то случайный доктор имел неосторожность сказать, что этому младенцу нельзя сильно плакать. «Не допускайте, чтобы он закатывался!» С тех пор в семье выросла целая мифология об особенной «нервности» Стасика. Его не спускали с рук, ему позволяли все, с ним нянчилось большое шумное семейство, и убежденность в том, что все люди вокруг ему обязаны, осталась на всю жизнь.