— Да уж, пожалела, — эхом отозвался Илья Никитич, — а в общем, она была права, я бы так же поступил. Бессовестно дурачить людей, играть на их чувствах. Странно, что никому из публики не пришло в голову задать герою хотя бы один из тех простых вопросов, которые задавала она.

— Они зрители, люди с улицы. На них действовала магия эфира. Бутейко именно на это и рассчитывал. Понимаете, дело не в том, что он привел своего приятеля и выдумал фальшивую историю. Это как раз нормально. Дело в том, что историю эту, стержневую тему своей премьеры, он не потрудился добросовестно продумать, все рассыпалось от трех простых вопросов, Кстати, знаете, этот банк «Надежда» лопнул через год, исчез вместе с денежками вкладчиков. Молодые люди, которых вы видели на пленке, до сих пор в розыске.

— Подождите, вы сказали, он привел в качестве героя своего приятеля. Случайно не помните, как его звали?

— Да что вы, больше трех лет прошло.

Дмитрий Владимирович уехал на весь день, у Вари с утра болела голова, была небольшая температура, она осталась дома. Пока горничная гудела пылесосом, Варя, накинув шубу, вышла в сад. В руках у нее был учебник по истории средних веков, надо было готовиться к зимней сессии. Она присела на скамеечку у бассейна, открыла книгу на заложенной странице, но не могла прочитать ни строчки. Она вообще не понимала, зачем Мальцеву так хочется, чтобы она училась в этом дурацком Университете искусств, изучала античность, готику, ренессанс, если все это давно забыто и никому не нужно.

Впрочем, особенного усердия от нее не требовалось. Даже за гробовое молчание на экзаменах ей ставили удовлетворительные оценки, преподаватели готовы были сами писать за нее рефераты, ей оставалось только иногда появляться в аудиториях. Мальцев платил за ее обучение большие деньги, к тому же помогал руководству университета налаживать контакты со спонсорами, что-то пробивал в мэрии, что-то в Министерстве культуры.

Варя боялась только одного: вдруг какой-нибудь принципиальный профессор, из породы Божьих одуванчиков, вздумает нажаловаться Мальцеву, что его протеже валяет дурака. Поэтому она иногда, на всякий случай, заглядывала в учебники.

День был ясный, ветреный. По голубой поверхности бассейна пробегала рябь. Варя, не отрываясь, смотрела на воду. И чем дольше она смотрела, тем холодней становились ее руки. Холод продирал, прогрызал насквозь, как стая невидимых голодных пираний. Надо было встать и уйти в дом, но она оцепенела, обхватив ладонями плечи, застыла на лавочке как неживая.

"Эти жуткие воспоминания для меня как наркотик, — подумала она, — я не могу забыть потому, что не хочу. Я не хочу забывать, как умирала и не умерла, но главное, мне нравится без конца вспоминать, как ты спас меня, рискуя жизнью. Наверное, за все твои сволочные тридцать два года это был единственный человеческий поступок. Ты сам не мог объяснить, почему кинулся в грязную ледяную воду.

Сколько раз ты подробно рассказывал мне, как в тот проклятый вечер перепил кока-колы, которую вы бесплатно брали в коммерческой палатке вместе с курами-гриль, хот-догами и сигаретами, и спустился к воде, чтобы там, в укромном месте, справить малую нужду. Правда, выражался ты значительно грубей…"

Холодным мартовским вечером 1995 года патрульная милицейская машина остановилась на набережной потому, что капитан Соколов выпил слишком много колы. Он выскочил из машины, сбежал вниз по лестнице, ведущей к воде. Известно, как мало в Москве сортиров.

Через три минуты по рации поступил срочный вызов, на соседней улице ограбили ювелирный магазин. Молоденький лейтенант вылез из машины, чтобы поторопить Соколова, подошел к ограде и посмотрел вниз.

— Товарищ капитан! — крикнул лейтенант и увидел, что кто-то барахтается в ледяной воде, а Соколов снимает ботинки.

Лейтенант вызвал по рации «скорую», бросился вниз по лестнице и тоже стал раздеваться, но помощь не понадобилась. Соколов имел второй разряд по плаванию, и, хотя вода была ледяная, замерзнуть он не успел.

Спасенная девушка была без сознания, до приезда «скорой» Соколов сам оказал ей первую помощь, необходимую при утоплении и переохлаждении. Эти трогательные кадры успела заснять бригада «Дорожного патруля», которая примчалась к месту происшествия минут за десять до приезда «скорой».

При пострадавшей не оказалось никаких документов, и хотя она пришла в сознание, на вопросы отвечать категорически отказалась. Было совершенно очевидно, что девушка пыталась покончить с собой. А позже выяснилось, что она была одной из жертв известного сексуального маньяка Тенаяна, суд над которым закончился за два дня до происшествия. Пережитое насилие надломило ее психику.

Капитан Соколов получил благодарность с занесением в личное дело и денежную премию…

«Ты пришел ко мне в больницу, принес гроздь бананов и пачку сока. Вместе с тобой пришел молоденький лейтенант Коля. Он смотрел на меня своими ясными серыми глазами и повторял, что я такая симпатичная, такая классная, ну прямо красавица. А ты загадочно усмехался. Я еще тогда возненавидела эту твою идиотскую усмешку. Ты как будто перечеркивал, подавлял этой своей ледяной ухмылочкой любое проявление нормальных добрых чувств, не только в себе самом, но и в других. Ты никогда не улыбался, не умел, не хотел. Ты странно, неприятно кривил рот. На прощанье лейтенант Коля поцеловал мне руку, а ты снисходительно потрепал меня по щеке. Когда за вами закрылась дверь, я вжалась в подушку этой щекой, потому что она горела».

— Варя, я закончила. Может, вы пойдете в дом? Вам лучше лечь, Дмитрий Владимирович сказал, у вас с утра температура.

— Что? — Варя вздрогнула так сильно, что пожилая горничная смутилась.

— Извините, если напугала вас. Пойдемте, я заварю вам малину, вы совсем больны.

— Да, спасибо, — она заставила себя подняться.

Голова у нее кружилась. Действительно, надо было лечь, закутаться в мягкий вязаный плед, выпить горячего чаю с малиной и, в конце концов, хоть немного почитать учебник. Скоро сессия. Стыдно совсем ничего не знать, даже если за твое обучение платят большие деньги. И вообще, высшее образование лучше все-таки получить не только в виде диплома.

— Варя, возьмите градусник, пожалуйста, — услышала она тихий голос горничной.

— Зачем?

— Дмитрий Владимирович велел, чтобы вы обязательно померили температуру еще раз. Если у вас больше тридцати семи, я вызову врача.

— Он что, звонил?

— Да. Минут двадцать назад.

— Почему же вы меня не позвали?

— Я сказала ему, что вы занимаетесь, читаете учебник, он просил вас не беспокоить.

«Господи, какая трогательная забота, — усмехнулась про себя Варя, — видел бы ты, как меня любят, в каком я живу доме, на какой езжу машине, в какие хожу рестораны. Причем учти, все это совершенно бескорыстно, просто за то, что я такая, какая есть. Ну да, я сплю с ним, и мне это совсем не нравится, мне приходится каждую ночь разыгрывать спектакли на водяном матрасе, но все остальное у нас отлично. Он обязательно женится на мне, возможно, я даже сумею родить ему ребенка. Недавно меня обследовали в американской клинике и сказали, что я вовсе не бесплодна. Ты вдалбливал мне, что любовь — сопливое вранье, нормальный человек может любить только самого себя. Тебе нравилось повторять, что каждый мужик в душе такой же скот, такой же маньяк, как Рафик Тенаян, просто у Рафика отказали тормоза, и он попался. Был бы чуть хитрее, сумел бы и без всяких психотропных средств перетрахать хоть сотню малолетних дур вроде меня. Тебе нравилось делать мне больно, ты получал особое удовольствие, когда я плакала, как будто мстил мне за тот единственный добрый поступок, который совершил, спасая мне жизнь. Наверное, теперь мы квиты. Раньше мне хотелось плакать, когда я вспоминала, как ты сказал, что тюрьма для тебя хуже смерти, и ты вряд ли выйдешь оттуда живым. Потом мне это стало безразлично. А теперь я боюсь только одного: что вернешься».