Кротов несколько секунд молча смотрел в темно-серые немигающие глаза своей собеседницы. Перед ним была женщина, которая нравилась ему, как никто никогда прежде. Возможно, ей угрожала реальная, опасность. Но ухватить суть этой опасности, поймать хоть одну ниточку, которая могла бы привести к сколько-нибудь понятному объяснению всей истории, он пока не мог.

Кротов был опытным следователем, опасность чувствовал хребтом, но никогда, как бы ни были сильны ощущения, не выстраивал плана практических действий, основываясь только на них.

Они уже давно все доели. Девушка в униформе убрала со стола. Лена встала.

– Спасибо большое, Сергей Сергеевич. Простите, я отняла у вас время.

– Что вы, Елена Николаевна! Это вы меня простите.

– За что?

– Хотя бы за то, что я не могу придумать сразу, как вам помочь. Но давайте пока договоримся… У вас есть мой домашний телефон?

– Да, Гоша дал мне все ваши телефоны.

– Если не возражаете, я запишу и ваши, служебный и домашний. Мы будем с вами поддерживать связь. Если произойдет еще что-то, не дай Бог, вы мне сразу звоните. Я, в свою очередь, попытаюсь навести кое-какие справки, побеседовать со специалистами и буду держать вас в курсе дела.

Они вышли на Тверскую. Было совсем темно. К ночи похолодало, замерзшая грязь похрустывала под ногами. Лена поскользнулась, и Кротов взял ее за руку. Сквозь тонкую кожаную перчатку он чувствовал ее хрупкие пальцы, и ему захотелось поцеловать на них каждый ноготок. Но он опять одернул себя и сказал:

– Елена Николаевна, я на машине. Куда вас отвезти?

– Спасибо. Если не трудно, на Шмитовский. Знаете, за Пресней.

– Вы там живете?

– Нет. Там живет моя тетушка. Я решила пока ночевать у нее.

Они сели в машину. Кротов подумал, что до Шмитовского проезда всего пятнадцать-двадцать минут езды. Потом она попрощается и исчезнет. Возможно, исчезнет навсегда из его жизни. А он будет мучиться, придумывать повод, чтобы позвонить ей, придумает не один, а десять, но так и не позвонит. Не решится. Ему сорок, ей тридцать пять. Он даже не знает, замужем ли она. Боится ночевать дома и живет у тети? Это совсем не значит, что она не замужем. Муж может быть в отъезде, в командировке. Да мало ли? Вряд ли такая женщина одинока. Так не бывает.

«Все, – сказал себе Кротов, – не будь идиотом. Ты потом себе этого не простишь. Спроси, хотя бы спроси…»

«Жигуленок» уже ехал по Пресне. Кротов решился:

– Елена Николаевна, вы замужем?

– Нет, – ответила она.

– Если уж я задал вам один нескромный вопрос, позвольте задать второй, еще более нескромный.

– Задавайте, – разрешила Лена.

– А отец вашего ребенка, он как-то… – Кротов смешался, запнулся, но Лена помогла ему:

– У моего ребенка отца нет. То есть, конечно, есть, но это не отец. Как говорит моя тетушка, мой будущий ребенок – байстрюк. Знаете такое слово?

– Ужасное слово. Так нельзя говорить о ребенке.

– Тетушка – старая коммунистка. Ей теперь все можно говорить.

«Как глупо получается, – думал Кротов, – я прожил с женой двенадцать лет, так хотел ребенка, а Лариса категорически не желала. Одно упоминание о ребенке вызывало у нее истерику. Конечно, балерины редко рожают, но ведь рожают все-таки и остаются в балете. А Лара вообще мало что потеряла бы. Она танцевала только в кордебалете, только в массовке. В Музыкальном театре Станиславского, где она работала, ей ни разу не дали станцевать ни одной серьезной партии. Она все жаловалась на интриги… И вот стукнуло сорок, а семьи нет, будто вовсе не было…»

– Сергей Сергеевич, мы уже приехали, – услышал он голос Лены.

– Пожалуйста, напишите мне все ваши телефоны – домашний, рабочий, тетушкин. – Остановив машину, Кротов протянул Лене свою записную книжку и ручку.

* * *

Пустая однокомнатная квартира не становилась уютнее оттого, что в ней иногда ночевала хорошенькая Оленька, случайное и бесперспективное увлечение подполковника Кротова. Впрочем, теперь у него вряд ли возникнет желание пригласить сюда Оленьку…

Он поставил чайник на огонь и, устроившись на кухонном диванчике, закурил.

Восемь лет назад Кротов вел дело о подпольном абортарии, где прерывали беременность на поздних сроках. Официальная медицина отказывалась делать подобные операции без серьезных показаний – это было опасно для здоровья и жизни женщины. Но безумные бабы готовы были не только рисковать, но и платить деньги, чтобы избавиться от нежеланных детей.

Иногда, правда редко, случалось, что пациентка раскаивалась, плакала, видя перед собой крошечное существо, которое было еще живым, слабо пищало, шевелило ручками и ножками и погибало на глазах. Но вернуть уже ничего было нельзя.

Одна такая раскаявшаяся и написала заявление.

Дело было громкое и скандальное. Оказалось, что в кооперативе «Крокус» так назывался абортарий – подрабатывали вполне уважаемые врачи с безупречной репутацией. Нескольких из них тогда посадили.

Это было в 1987 году. Кооперативы, в том числе и медицинские, только-только открывались, не было четкой законодательной базы. Помнится, с оперативной группой работал тогда консультант из Минздрава, веселый, компанейский толстяк, у него еще была какая-то овощная фамилия. Буряк! Да, надо поговорить с этим Буряком.

Полистав записную книжку, Кротов нашел домашний телефон консультанта из Минздрава.

Илья Тимофеевич Буряк оказался дома и сам поднял трубку.

Лена погуляла с Пиней, прибрала на кухне, вымыла посуду. Тетя Зоя уже спала, и это было кстати. Не хотелось сейчас ни с кем разговаривать. Хотелось побыть одной и подумать.

Кончился этот ужасный день, даже не день, а целые сутки. Нет, больше суток она прожила в страхе, напряжении, в ощущении своей полной беспомощности. Расслабиться и успокоиться удалось только во время разговора с Кротовым. Почему-то рядом с этим совершенно чужим усатым подполковником ей было удивительно спокойно. Вместе с ней, шаг за шагом, он как бы прошел все случившееся, проанализировал каждую деталь, хотя понял сразу – с точки зрения законности зацепиться не за что.

Он мог просто вежливо отмахнуться от нее. В самом деле, чем он может помочь? У него наверняка своих проблем по горло, при его-то работе. Да она и не рассчитывала на его помощь.

Она встретилась с ним только для того, чтобы узнать, есть ли во всем случившемся реальный уголовный момент и имеются ли у нее основания обращаться за помощью в какие-нибудь официальные инстанции. Он объяснил, что уголовного момента нет, а следовательно, нет и повода куда-либо обращаться. И помощи ждать не от кого. Только от него, Кротова. Он так и сказал ей, прощаясь: «Я не могу помочь вам как следователь МВД, но вы можете полностью рассчитывать на меня как на частное лицо».

Лена улыбнулась, вспоминая его слова: частное лицо – усатое, голубоглазое, с легкими залысинами над высоким лбом, с подстриженными очень коротко, «ежиком», светло-русыми волосами…

Особенно стало спокойно, когда он взял ее за руку. Он – человек совершенно другого круга, он не похож на ее обычных знакомых, на мужчин, которые были с ней…

Лена вдруг поймала себя на том, что думает о Кротове не как о следователе по особо важным делам, не как о подполковнике, а как о мужчине, и удивилась. Она привыкла быть одна. После случайной и нелепой встречи с так называемым отцом будущего ребенка она окончательно зареклась выстраивать какие-либо новые отношения.

Конечно, женщине в ее возрасте надо иметь если не мужа, то хотя бы любовника. Все, кто знал ее, были уверены, что таковой имеется. Но никого не было. Опыт двух замужеств и одного непродолжительного романа оказался достаточным, чтобы ничего больше не ждать. А тут Кротов.

Собственно, почему она о нем думает? Может, она просто благодарна ему за участие, за готовность помочь?

Так и не ответив себе на этот вопрос, Лена заснула.

Она проснулась оттого, что пес Пиня, поставив передние лапы на край постели, вылизывал ей лицо.