– Ну если не считать парочки туристических автобусов и десятка бестолковых мотоциклистов, то никого, – рассмеялась девушка. – Ладно, Микос, иди скорей к жене, она так смотрит на нас, что мне страшно за твое семейное благополучие. Счастливо, дорогой. Еще увидимся, – она легко вскарабкалась вверх, к шоссе. Микос проводил ее долгим прищуренным взглядом, затем пересчитал купюры, одну ловко спрятал в плавки, вернулся к жене, сел рядом с ней на циновку и протянул остальные три.

– Что это? – грозно спросила мужа полная яркая гречанка и уставилась на него жгучим черным взглядом.

– Триста долларов, – улыбнулся Микос, – триста новеньких американских долларов, которые я заработал всего за пять часов, совершенно ничего не делая.

– Мне не понравилась эта девица. Кто она такая? Где ты с ней познакомился?

– Она француженка. Богатая сумасшедшая туристка. Вчера вечером подошла ко мне на этой бензоколонке и спросила, не могу ли я одолжить на день ей и ее другу свой грузовик.

– И ты, как полный идиот, сразу согласился?

– Не сразу. Для начала я назвал очень большую цену. Триста долларов. Думал, она откажется, но она даже не стала торговаться.

– Да? В таком случае она не француженка. Французы ужасно жадные.

– Господи, Елена, какая нам с тобой разница, кто она? Лучше подумай, что делать с этими деньгами. Положить в банк или купить наконец новую стиральную машину?

– Не знаю, Микос. Это нехорошие деньги. На твоем месте я бы прежде всего проверила, все ли в порядке с грузовиком, нет ли на нем следов крови сбитого человека. – Елена поднялась с циновки, осторожно ступая по камням, направилась к морю. У самой кромки воды она обернулась и крикнула: – Ты дурак, Микос! Эта девица вовсе не француженка! Иди проверь грузовик, а заодно и доллары. Вдруг они фальшивые?

– И вовсе я не дурак, – проворчал Микос, сладко потягиваясь на циновке, – доллары настоящие. Сотню, которую она дала в задаток, я вчера поменял на драхмы. Если бы я был дурак, то отдал бы тебе не триста, а все пятьсот и не догадался бы попросить у красотки Ирен паспорт. Может, она и не француженка, но паспорт французский. Я на всякий случай запомнил имя, фамилию и номер. Если что не так, могу сообщить все это полиции. – Микос смотрел, как мелькает в несильных волнах черная голова его жены. Елена отлично плавала, но никогда не ныряла, поскольку прическу делала в парикмахерской и не хотела ее портить.

А девушка с платиновыми волосами вошла в маленький бар у бензоколонки и села за столик напротив своего бородатого спутника.

– Ну что, Ирка, расплатилась с греком? – спросил он хрипло. – Не кажется тебе, что это слишком жирно – пятьсот баксов?

– Не кажется, – покачала головой Ирина, – и вообще, все это не твое дело. Пожалуйста, свежий апельсиновый сок и кофе эспрессо, – обратилась она к официанту, достала сигареты и закурила.

– Конечно, не мое, – кивнул бородач, – но ты можешь объяснить чисто по-человечески, если этот тип так достал Палыча, то почему мы его просто не замочили сегодня? Что за странные игры?

– Именно потому, что он слишком достал Палыча, мы его не замочили, а только напугали, – медленно, тихо произнесла Ирина и выпустила три аккуратных колечка дыма.

– Не понимаю, – пожал плечами бородач, – он что, Палычу много бабок должен и мы пугали, чтобы вернул, в натуре?

Официант поставил перед ней стакан сока и чашку кофе. Она положила сигарету, отхлебнула сок и задумчиво произнесла:

– Нет, Гундос, никогда не бывать тебе смотрящим.

– Это почему? – насупился бородач.

– Потому, что в голове у тебя одни только бабки. Человек, которого мы сегодня не замочили, Палычу, конечно, должен. Но не бабки. Долг его значительно больше.

– Ну ладно, Ирка, не гони пургу. Самая умная, да? Больше бабок могут быть только очень большие бабки. А если нельзя вернуть, то просто мочат, в натуре, и все дела.

– Десять лет жизни, – пробормотала Ирина, – самые лучшие десять лет. Вот что он должен.

– Так замочили бы. Что базарить зря? Если бы он валялся сейчас дохлый на дне пропасти, это была бы хорошая плата.

– Да, неплохая, – кивнула Ирина, – но Палыч не считает такую плату достаточной.

– И долго мы будем его пугать? – спросил Гундос.

– Не знаю. Наверное, пока он не поймет, что натворил, и не захочет рассказать об этом.

– Кому именно рассказать?

– Ну хотя бы самому себе.

Серебристый «Фольксваген»-капля был похож на красивую новенькую игрушку, которую минуту назад достали из коробки, перевязанной ленточками. Сергей не верил, что эта крошка поедет, пока не включил двигатель. У крошки был великолепный мягкий ход. На таких машинах Сергею доводилось ездить разве что в детских мечтах.

Окна закрывались и открывались автоматически. Кондишен позволял создать в салоне любую температуру, какая нравится. Из магнитолы звучала музыка, и качество звука оказалось таким, как в Большом зале консерватории. Сергей сделал торжественный круг по территории базы, с сожалением оставил машину и отправился в кабинет к Райскому.

– Можно подумать, вы бывали в Большом зале консерватории, – снисходительно усмехнулся Райский, когда Сергей поделился с ним впечатлениями от первого знакомства с машиной.

– Почему? Бывал. Мама водила – в детстве часто, а когда стал взрослым, конечно, реже. Она у меня пианистка. Обычно брала с собой на концерты тетради с нотами, читала с листа и тихонько подпевала. Я не так музыку слушал, как наблюдал за ней. Очень было интересно, как она переживала каждую ноту, у нее такое становилось лицо... – он осекся, встретив ледяной блеск очков полковника.

– Ну извините, извините, вы не так меня поняли. Майор Сергей Найденов, конечно, ходил на симфонические концерты, ничего в этом странного для меня нет. Но Станислав Герасимов никогда в жизни не был ни в Консерватории, ни в Зале имени Чайковского. Стас терпеть не может серьезную музыку. Если хотите съездить на кладбище, то лучше это сделать завтра с утра, до того, как вы легализуетесь, – кашлянув, добавил он, – заодно обкатаете машину. Как зовут вашего отца?

– Герасимов Владимир Марленович.

– Кто он?

– Генерал ФСБ, три года в отставке. Вы были у него в подчинении. Сейчас он является председателем Совета директоров банка «Триумф».

– Мать?

– Герасимова Наталья Марковна. Когда-то работала учителем начальных классов.

– Как называется фирма, которой вы руководите?

– «Омега».

– Секретарши?

– Рита Симкина, брюнетка, Марина Степанцова, рыжая.

– Какие у вас с ними отношения?

– С Мариной я спал, с Ритой пока только собираюсь. На обеих позволяю себе орать. Тьфу, пакость какая...

– Что делать? Привыкайте. Впрочем, спать вам пока ни с кем не придется, вы еще долго не сможете оправиться после автокатастрофы. И орать не придется. У себя на фирме вы вряд ли появитесь. Как зовут начальника охраны банка «Триумф»?

– Плешаков Егор Иванович. Прозвище Плешь.

– Когда вы встречались с ним в последний раз и о чем говорили?

– Я приехал в банк на следующий день после убийства шофера Георгия Завьялова.

– Гоши. Шофера вы всегда называли Гоша и фамилию его вообще не помнили. Продолжайте.

– Я приехал в банк, чтобы выяснить, почему заблокирована моя кредитная карточка. Меня проводили в кабинет Плешакова. Там находился Владимир Марленович Герасимов.

– Папа, – криво усмехнулся Райский, – там находился ваш папа. Вы уже знали о том, что убит шофер?

– Нет. Но это неправда. Я соврал.

– Так, стоп. Что за импровизация? – Райский снял очки и удивленно уставился на Сергея.

– Это не импровизация. Я трижды просмотрел видеозапись разговора в кабинете начальника охраны, и мне странно, как участники разговора не заметили, что Стас врет. Ладно, с генералом, то есть с папой, все понятно. Он очень нервничал, и вообще он лицо заинтересованное. Но Плешаков должен был догадаться.