Маша подняла крышку бачка, приклеила кассету лейкопластырем крест-накрест, бесшумно поставила крышку на место и с облегчением вздохнула. Кассета обернута в полиэтиленовый мешок поверх коробки и от водяных брызг не пострадает. А найдут ее скоро так что пластырь не успеет намокнуть и отклеиться.

Нажав рычаг спуска, чтобы услышали в кабинете Маша ополоснула руки, вытерла их куском туалетной бумаги, поправила парик перед зеркалом и вышла из туалета.

– Кофе уже готов, – сообщил Иванов. На журнальном столе стояли две толстобокие керамические чашки, ваза с фруктами и открытая коробка шоколадных конфет.

– Благодарю вас, – Маша уселась в кресло и отхлебнула жидкий растворимый кофе, – ну, Вячеслав Борисович, вспомнили?

Самым ярким воспоминанием пионерского детства оказался первый поцелуй в губы с девочкой-одноклассницей в двенадцатилетнем возрасте. Автоматически записывая подробный рассказ об этом знаменательном событии. Маша думала, что пора сматываться. Хозяин кабинета, раззадоренный сладкими воспоминаниями, норовил положить потную лапу на голую коленку корреспондентки.

– O'кей, Вячеслав Борисович, – дождавшись конца рассказа, Маша откровенно взглянула на часы, – давайте считать первую часть нашей интересной беседы на этом законченной. У меня к вам предложение – перенести вторую, более серьезную часть на завтрашний вечер или на любое удобное для вас время. Нам придется касаться политики, и лучше это делать с диктофоном. К тому же в половине восьмого я должна встретиться с подругой. Мне неловко заставлять ее ждать, – Маша сокрушенно вздохнула, – если бы я знала, что мне сегодня так повезет и удастся встретиться с вами, я освободила бы весь вечер, не назначая никаких встреч, и обязательно взяла бы диктофон.

– Не огорчайтесь, Юленька, – он все-таки положил свою потную лапу ей на коленку, – я с огромным удовольствием встречусь с вами завтра вечером, часов в восемь. Лучше это сделать в менее формальной обстановке. Где вы живете? Мой шофер подъедет за вами к восьми часам куда прикажете.

– Спасибо, – нежно улыбнулась она и чуть подвинулась, высвобождая коленку из-под влажной пухлой ладони, – не стоит беспокоить вашего шофера. Я сама подойду к восьми часам сюда, к офису.

– Ну что вы! Какое беспокойство?! – Иванов понял, что для первого раза переборщил, и руку на коленку больше не клал. – Вы все-таки скажите, где именно вы отдыхаете.

– Санаторий «Солнечный берег», – нехотя ответила Маша.

– Вот и хорошо. Вы просто выходите к восьми к проходной, вас будет ждать моя машина. Я с удовольствием приглашу вас поужинать, а потом отвечу на все ваши оставшиеся вопросы.

Маша встала, оправила короткий подол платья, бросила в сумку блокнот и ручку.

– Большое спасибо, Вячеслав Борисович, с нетерпением буду ждать завтрашнего вечера. Все доброго.

– Подождите, Юленька, давайте я вас подвезу. Где вы встречаетесь с подругой?

– В кафе «Прометей», на набережной. Кафе «Прометей» считалось одним из самых приличных и тихих мест в городе. Вечерами там никаких дискотек не проводилось, посетителей набиралось немного из-за высоких цен. Столики под тентами стояли у самой кромки пляжа.

Иванов сел рядом с Машей на заднее сиденье джипа. Маша вжалась в дверь, чтобы он не вздумал опять положить куда-нибудь руку. До кафе езды минут двадцать. Молчание становилось неловким, напряженным. Иванов не сводил с нее масляных зеленоватых глазок, смотрел так, будто уже мысленно раздевал.

– Вячеслав Борисович, можно курить у вас в машине? – громко спросила Маша, пытаясь нарушить молчание.

– Я сам не курю, но вам, Юленька, можно все! – многозначительно ответил он.

Маша закурила, выпуская дым в открытое окошко.

– Вячеслав Борисович, вы женаты?

– Да, вторым браком. Но сердце мое пока свободно, как говорится.

«Тьфу, придурок!» – выругалась про себя Маша.

– А дети есть у вас?

– Дочь шестнадцати лет, от первого брака. А вы, Юленька, замужем?

– Вообще-то да, – медленно и неуверенно произнесла она – надо было доиграть до конца, не разочаровывать его, потерпеть еще минут десять. – У меня сложные отношения с мужем, – призналась она, – знаете, в наше время так тяжело построить семью, особенно если женщина с раннего утра до позднего вечера занята на работе, к тому же постоянные командировки и время отпуска не совпадает. Вот и сейчас я отдыхаю с подругой, а муж в Москве.

– Можно, я задам вам нескромный вопрос? Впрочем вы еще не в том возрасте, когда этот вопрос неприятен женщине. Сколько вам лет, Юленька?

– Двадцать пять. Два года назад я окончила факультет журналистики Московского университета, год проработала в «Московском комсомольце». А потом появилась наша газета «Кайф». Я люблю все новое, мне нравится начинать сначала.

– А кто спонсирует вашу газету?

– О, у нас много сильных спонсоров, например, банк «Огни Москвы», компания «Проктер энд Гембл», потом… японская компьютерная фирма, я, к сожалению, все время забываю, как она называется. В общем, с этим у нас проблем нет.

Маша уже плела невесть что. Она понятия не имела, кто и как может спонсировать молодежную газету.

Наконец показалась светящаяся вывеска кафе «Прометей». Любезно попрощавшись с Ивановым, Маша выскочила из джипа и облегченно вздохнула. В кафе она уже вошла спокойно, не спеша села за пустой столик, заказала стакан «спрайта» и порцию мороженого. Воду выпила залпом, мороженое лишь слегка ковырнула ложкой, выкурила сигарету, расплатилась и спустилась на пляж.

Было восемь часов вечера, народу на пляже оказалось совсем мало. Маша с наслаждением стянула проституточное лиловое платье и осталась в купальнике-бикини. У лифчика купальника отсутствовали бретельки, пластмассовые чашечки торчали далеко вперед, и объем груди явно не соответствовал тоненькой фигурке. Достав маленькое зеркальце, она осторожно вытащила сине-лиловые контактные линзы Снимать парик на глазах запоздалых купальщиков Маша не решилась, натянула сверху большую резиновую шапку и, разбежавшись, с удовольствием прыгнула в воду, немного отплыла от пляжа на глубину, нырнула, потом быстро отклеила размокшие накладные ресницы, мерзкие розово-лиловые ногти, и все это медленно отнесло волной, как легкий мусор.

Теплое вечернее море расслабляло, смывало страх и напряжение вместе с чужим, назойливым запахом духов «Фиджи». Накупавшись, Маша с удовольствием прошлась босыми ногами по прохладным камням пляжа, сняла рыжий парик вместе с резиновой шапкой, встряхнула свалявшимися под париком темно-каштановыми волосами, достала из сумки пакет, в котором лежали шорты, майка и китайские тапочки.

Через пятнадцать минут она садилась в черную «Тойоту», поджидавшую ее в тихом переулке неподалеку от кафе.

Глубокой ночью старый темно-зеленый «микрик» с заляпанным грязью номером и погашенными фарами почти бесшумно подъехал к двухэтажному зданию офиса Областного управления торговли. Из «микрика» выскочили четыре темные фигуры, аккуратным ударом пистолетной рукояти оглушили охранника, дремавшего в будке.

Им было известно, каким образом отключается сигнализация в здании, поэтому оглушительная сирена не завыла, когда они открыли дверь. У них имелась связка ключей от всех дверей в этом здании.

В кабинете коммерческого директора управления жалюзи на окнах были опущены, шторы плотно задернуты. Ночные гости включили свет и, распределившись по четырем частям кабинета, стали обыскивать его, тщательно и быстро. Никаких следов своей молчаливой работы они не оставляли, каждую вещь клали на прежнее место. Заглянули и в индивидуальный сортир, но там и искать-то негде, каждый уголок на виду.

Через полчаса они закончили свою работу, но один из них все-таки еще раз зашел в сортир справить малую нужду. Застегнув ширинку, он на всякий случай, для очистки совести, поднял крышку бачка…

Через десять минут «микрик» с погашенными фарами тихо отчалил от ворот офиса. Теперь в нем сидел еще и охранник. Он не успел очухаться, рот его был заклеен куском скотча, руки связаны за спиной.