С ней пытались знакомиться. Подкатил красивый интеллигентный болгарин Стоян, потом сразу двое наших, Костя и Петя, комсомолькие вожди из Саратовского пединститута. Алиса вежливо, но твердо отказывалась от приглашений на дискотеку и в кино, не пошла играть в теннис с компанией югославов, фыркнула на кривоногого Ахмеда из Ливанасоторый спросил на ломаном русском, «пачыму такой красывый девушка савсэм одын и ны с кэм ны дыружит?».

Довольно скоро ее оставили в покое. Белобрысый не подошел ни разу, но игра в гляделки продолжалась.

Прошло пять дней. Однажды, лежа на своем любимом диком пляже, Алиса услышала шаги. Иногда сюда забредали компании, но места было достаточно, чтобы не подходить близко.

Сейчас не было ни души. Алиса подняла голову от книги и увидела, что к ней направляется шоколадный кубинец, сосед по столу.

– Привет, – сказал он, усаживаясь рядом на камни.

– Привет, – Алиса опять уставилась в книгу.

– Я думал, ты здесь голышом загораешь, а ты в купальнике. Зачем тогда уходить так далеко?

Он неплохо говорил по-русски. Она ничего не ответила.

– Знаешь, как меня зовут? Федя! Вообще-то, Фидель. Слушай, может, искупаемся?

– Не хочу.

– А что ты читаешь? – Он бесцеремонно сцапал книгу, захлопнул и громко, с пафосом, прочитал на обложке:

– «Генрих Белль. Бильярд в половине десятого». Кто такой? Почему не знаю?

Алиса молча попыталась отнять книгу. Он осклабился и спрятал руки за спину.

– Хорошо, – она встала, сунула ноги в шлепанцы и подняла с камней сарафан, – отдашь в столовой.

Он отбросил книгу, схватил ее за руку, резко дернул к себе, стал заваливать прямо на камни. Он был сильней, чем казался на первый взгляд. Изо рта у него пахло кислятиной, голубоватые белки глаз налились кровью, порозовели. Алиса на секунду расслабилась, давая расслабиться ему, а потом изо всех сил саданула коленом между ног, но промахнулась, попала выше, в живот. Он даже не заметил удара. Он сопел и пытался содрать с нее лифчик. Она закричала, вмазала ему головой в челюсть.

– Тихо, тихо, тебе понравится, – бормотал он, не реагируя на удары, – что ты ломаешься? Ну, тихо…

Алиса нащупала рукой гладкий тяжелый булыжник, и в этот момент шоколадный Федя отлетел от нее куда-то в сторону с жалобным стоном.

– Ты, говно черномазое, убью…

Это кричала вовсе не Алиса, а белобрысый, тот самый, который играл с ней в столовой в гляделки. Он даже не кричал, а спокойно, почти ласково, повторял всякие жуткие ругательства по-русски с немецким акцентом, при этом методично избивая негра, не давая ему подняться.

Алиса встала на ноги. Всего минуту назад она сама готова была убить этого несчастного Фиделя, и, в общем, могла, если бы успела шарахнуть булыжником по голове. Вполне могла.

Негр корчился на камнях, лицо его уже было разбито в кровь. Он пытался встать, но тут же падал на колени, получая один удар за другим.

– Перестань, – крикнула Алиса, – хватит!

– Ты считаешь, хватит? – белобрысый бросил на нее быстрый взгляд и тут же вмазал негру кулаком в зубы.

Потом легко, как пустой мешок, поднял кубинца за ворот футболки, заломил ему руки за спину и повернул лицом к Алисе.

– Врежь ему как следует.

Алиса замерла, глядя на негра. Он чуть закатил глаза, тяжело, хрипло дышал оскаленным кровавым ртом.

– Ну, давай! – Белобрысый держал его и со спокойной улыбкой глядел на Алису.

– Отпусти его, – тихо сказала она.

– Слушай, а может, его утопить? – задумчиво спросил белобрысый. Вообще-то таких надо топить не в чистом море, а в сортире.

Кубинец извивался, пытаясь вырваться. Он был выше белобрысого почти на голову, но у того оказалась железная хватка.

– Ты точно не хочешь ему врезать? Подумай, – сказал белобрысый, продолжая улыбаться.

– Нет, – крикнула Алиса, – отпусти его. Ее колотил сильный озноб, несмотря на жару.

– Ты понял, черное дерьмо, кто ты есть? Ты осознал, что с тобой будет, если вякнешь? Попытка изнасилования. Вылетишь из лагеря, из института. Немецкий акцент придавал его низкому спокойному голосу что-то механическое. Ты, черножопый, споткнулся и упал о горы. Ты летел по камням и разбил свою сраную рожу. Все, пошел вон.

Белобрысый пнул его коленом. Кубинец упал, потом вскочил на ноги, не оглядываясь, побежал по камням. Алиса посмотрела ему вслед. Он карабкался вверх, к лагерю, по узкой крутой тропинке. Он все время спотыкался и почти полз на четвереньках, пока не исчез в буйных зарослях горного кустарника.

Белобрысый не спеша подошел к кромке воды, присел на корточки, ополоснул руки в море. Потом поднялся, подошел к Алисе и, обтерев ладонь о светлые шорты, протянул ей руку с разбитыми костяшками пальцев.

– Меня зовут Карл Майнхофф.

Эйлат, январь 1998 года

«Я веду себя как идиот, – думал Деннис Шервуд, лежа в темноте в своем номере и глядя в потолок, – я все жду, что она бросится мне на шею и расскажет, кто она такая и что ее связывает с Майнхоффом. Конечно, она никакой не агент. Мне было бы легче с ней работать, если бы я ее подозревал. А так получается нечестная и, в общем, паскудная игра. Ребенок ко мне уже успел привязаться. Хорошо, что осталась всего неделя…»

Деннис с хрустом потянулся, сел на кровати, в темноте нащупал бутылку минеральной воды, сделал несколько глотков прямо из горлышка. Надо было поспать хотя бы четыре часа. Завтра тяжелый день.

Они, конечно, отправятся в Иерусалим. Для этого не надо напрашиваться, уговаривать Алису. Достаточно тихо постучать в окно, которое прямо над кроватью Максима. Мальчик просыпается рано. Он сразу загорится этой идеей, и Алиса не захочет его огорчать. День предстоит тяжелый потому, что пройдет в постоянном, ежеминутном напряжении.

Деннис не любил чувствовать себя виноватым. Конечно, ради того, чтобы выйти на реальный след Карла Майнхоффа, ухватить ниточку, которую никто пока, кроме него, Денниса, не ухватил, можно разыграть не просто влюбленность, а даже роковую страсть. Но дело в том, что именно сегодня капитан ЦРУ Деннис Шервуд с удивлением обнаружил, что испытывает к Алисе не только профессиональный интерес.

Деннис работал в разведке двенадцать лет. Он не видел в своей работе никакой романтики. Образ непобедимого, неотразимого Джеймса Бонда, покорителя дамских сердец, был для него такой же фантастикой, как чудище из фильма «Чужой».

Прыгать из самолета без парашюта прямо на голову кремлевскому генералу, укладывать из одного пистолета дюжину вооруженных до зубов злодеев, влезать в атомную подводную лодку через запаянный иллюминатор, при этом сохраняя девственную аккуратность прически и сверкающую чистоту белых штанов, Деннису не приходилось.

Беготня, стрельба, погони случались крайне редко и никакого восторга не вызывали. Была рутина наружного наблюдения, нудные долгие разговоры без всякого остроумного блеска, были многочасовые кружения по чужим городам с бесконечными проверками на предмет «хвоста». Все это требовало в первую очередь терпения, потом – логики, наблюдательности, отличной памяти, реальных знаний, интуиции, умения быстро справляться со стрессами и не пить, когда очень хочется напиться.

«А все-таки я вел себя как идиот. Вернее, как свинья. Вся штука в том, что она мне действительно нравится, эта Алиса. Я попытался ее поцеловать именно поэтому. Было бы лучше обойтись простыми добрососедскими отношениями, общаться с ребенком и не лезть к ней с нежностями. Я чуть не испортил всю игру своим напором. Теперь она замкнется еще больше. Если раньше была хоть маленькая надежда вытянуть из нее, почему она так боится Карла Майнхоффа и откуда она его знает, то теперь остается только ломать голову».

Деннис еще раз, очень подробно, прокрутил в памяти прошедшие два дня. Сначала фотографии, потом разговор в ресторане, реакция на сообщение о теракте. А ведь она очень внимательно прислушивалась к сообщению, которое передавали по Си-эн-эн, причем напряглась еще до того, как на экране появилась фотография профессора Бренера и прозвучало его имя.