– Это очень много, – сказала Маша, – билет на самолет стоит дешевле.

– Извини, других денег у меня нет. – Он положил паспорт, студенческий и купюру на кухонный стол.

«Рюкзак уже собран, – с тоской подумала Маша, – он лежит на кресле в гостиной».

Она взяла со стола документы и деньги, положила в карман юбки, вышла в гостиную, подхватила рюкзак, вспомнила, что там в наружном кармане должны лежать маленький отрывной блокнот и ручка, но ни того ни другого не было. «Теперь все равно, – равнодушно подумала она, – ему не нужен мой адрес».

– Может, ты позволишь отвезти тебя в аэропорт? – услышала она откуда-то издалека голос Вадима и застыла на пороге с рюкзаком в руках.

Слезы, которые все это время набухали в глазах, вдруг предательски покатились по щекам.

«Ты не только дура и зануда, но еще и истеричка!» – сказала она себе, а вслух спокойно произнесла:

– Прости меня, пожалуйста. Спасибо тебе. Я не смогу...

Она не договорила. Вадим подошел, легко подхватил ее на руки и, прикасаясь губами к ее губам, прошептал:

– Никуда я тебя не отпущу, Машенька...

Рюкзачок упал на пол.

Анатолия Головню всегда смущал момент передачи гонорара. Слишком уж просто и открыто хозяин «Каравеллы» Руслан отдавал ему в руки конверт с положенной суммой «зеленых». Головня каждый раз вздрагивал и озирался по сторонам. Страх заглушал радость от получения плотной пачки новеньких, вкусно пахнущих купюр.

Однажды он поделился своими опасениями с теми, кто ему платил:

– Так нельзя! Поймают меня, возьмут с поличным. Надо придумать другой способ, оставлять где-нибудь в секретном месте.

В ответ ему рассмеялись в лицо:

– Да у нас таких, как ты, – половина города! Что ж мы, для всех секреты будем придумывать? Мы тебе не американские шпионы. Не нравится – не бери!

Можно было бы и не брать. Но работать все равно придется, иначе пристрелят. Он не идиот, чтобы бесплатно рисковать.

Наверняка про половину города они загнули. Но четверть – точно работает на них. Та четверть, которая кормилась за счет абхазской мафии, теперь принадлежит чеченцам – с потрохами.

Но одно дело своя, домашняя мафия и другое, совсем другое дело – чеченцы. К тому же область теперь наводнилась агентами из столицы, чужаками-москвичами, и тебе МВД, и ФСБ, и ГРУ – они только и ждут, когда кто-нибудь из местных проколется. Как тут не нервничать? Как не трястись рукам, не колотиться сердцу – сто двадцать в минуту вместо положенных шестидесяти ударов? Да еще одышка, пот градом! Не скажешь же врачам на медкомиссии, мол, «что вы, товарищи медики, не болен я никакой щитовидкой. Нет у меня, как вы это называете, токсического зоба. Зоб у пеликана в зоопарке, а я просто на чеченцев работаю, выполняю всякие мелкие щекотливые поручения и боюсь, рано или поздно...».

Думая обо всем этом, Головня уже входил в «Каравеллу» – за очередным гонораром. Спускаясь вниз по лестнице, он с омерзением чувствовал, как прыгает сердце, потеют ладони и не хватает воздуху.

Охранники мрачно буркнули: «Привет». Капитан сел за столик, пытаясь унять сердцебиение. Ему сразу не понравилось, что в баре много народу. Нет, для обычного бара вовсе не много, заняты всего два столика. Но для «Каравеллы» это слишком.

Впрочем, посетители показались ему вполне приличными. За одним столиком два курортника средних лет хихикали и шептались о чем-то с молодой красивой девкой в короткой юбке – тоже, вероятно, курортницей. Девка сидела, закинув ногу на ногу, и ноги у нее были длинные, стройные, золотисто-смуглые.

Вид длинных загорелых ног, оголенных до последнего предела, всегда вызывал у капитана острое, неодолимое желание, почти эрекцию. Однако стоило вспомнить рыхлые белые ляжки собственной супруги – и сладкая судорога в паху проходила. Сейчас, глядя на ноги этой незнакомой девки, он сглотнул слюну, попытался, не напрягаясь и не отвлекаясь, вспомнить жену, но тут же почувствовал мощную эрекцию.

«Надо опять завести любовницу! – пожалев себя от души, решил Головня. – Пусть Надька, стерва, хоть лопнет от злости!»

Без любовницы Головня обходиться не мог, но жена Надежда следила за ним неусыпным оком истинной офицерши. Она моментально вычисляла и выслеживала очередную пассию капитана, заявлялась к красотке домой или на работу, устраивала оглушительные грязные скандалы, могла даже вцепиться в волосы. Красотки не желали терпеть оскорблений и жертвовать волосами ради скучных нежностей капитана. Не помогали ни дорогие подарки, ни шикарные рестораны. Очередная зазноба уходила на своих длинных загорелых ногах к кому-нибудь, у кого законная супруга менее бдительна и агрессивна.

О разводе с Надеждой нечего было и думать. Она бы его выгнала из квартиры, сжила бы со свету, добилась бы увольнения из милиции. К тому же – двое детей. Это ж какие алименты!

Головня отвел голодные глаза от ног хихикающей девицы, и тут же его взгляд уперся в другие ноги. За соседним столиком сидели две такие красотки, что захватило дух. Одна блондинка, другая брюнетка. Не понять, которая лучше. Сразу две пары голых стройных, смуглых ног. Красотки эти сидели в компании двух молодых «качков» с бритыми затылками. Головня так и не понял, местные они или тоже отдыхающие.

Столы обеих компаний ломились от шашлыков, форели, салатов и пива. «Поесть, что ли?» – с тоской подумал капитан, еще раз сглотнув слюну. Он кивнул Руслану, который бегал между столиками, занятый необычным наплывом гостей.

Руслан улыбнулся в ответ, исчез на несколько минут в комнате за стойкой, потом вышел и небрежно бросил на стол перед капитаном тонкую книжечку меню в картонной глянцевой обложке. Головня раскрыл меню. Внутри лежал обычный незапечатанный конверт.

«Хорошо хоть так, а не впрямую! При посторонних!» – успел подумать капитан и попытался незаметно спрятать конверт в карман светлого легкого пиджака. Но тут началось нечто невообразимое.

Моментально повскакивали девицы и их спутники, замелькали вспышки фотокамеры, капитану заломили руки назад и бросили на пол обычным приемом. Остальное происходило как в кошмарном сне.

Головню трясло и лихорадило. Лежа на полу лицом вниз, он чувствовал, как температура у него подскочила градусов до сорока. Пот лился ручьями, даже пол под ним стал влажным. А сердце колотилось так, что казалось – сейчас лопнут ребра. Воздуху не хватало, капитан начал задыхаться.

– Головня Анатолий Леонидович, – услышал он над собой сквозь звон в ушах странно высокий голос, – Федеральная служба безопасности. Вы арестованы.

Он удивился, что ему в лицо тычет удостоверение майора ФСБ не мужик, а одна из длинноногих девок, блондинка. «Поэтому такой высокий голос, – машинально отметил про себя Головня, – баба меня арестовывает! Баба! Но я же не при исполнении, мне же долг вернули, я давал в долг, вот мне и вернули!» – пронеслось у него в голове. Слова пульсировали и мелькали, будто вертелась перед ним карусель, сумасшедшая карусель из пульсирующих слов. Потом осталось только одно: «долг», оно стучало в мозгу, во всем теле – «долг-долг-долг!» – и ритм все убыстрялся, сто двадцать ударов в минуту, сто тридцать, сто сорок.

Его запихнули на заднее сиденье черной «Волги», между двумя «курортниками» средних лет. Следом тронулась такая же «Волга», в которой увозили Руслана.

Никто не видел, как сидевший на лавочке во дворе, расположенном напротив входа в бар, молодой человек быстро встал и бросился вон со двора. Только старушка, сидевшая на той же лавочке и вязавшая носок, удивленно подняла брови над очками: сидел себе парнишка, покуривал, газетку почитывал, а тут вдруг вскочил как ошпаренный, помчался, даже газету свою оставил.

– Эй, молодой человек! – успела крикнуть она вслед, но он даже не оглянулся.

Молодому человеку было на вид лет тридцать, одет он был в потертые джинсы и темно-синюю футболку и внешность имел совершенно непримечательную: средний рост, среднее телосложение, русые волосы, серые глаза. Именно так должен выглядеть наружник, то есть никак не выглядеть.