За входом в «Каравеллу» агенту полковника Константинова было очень удобно наблюдать из этого тихого дворика, сквозь просвет между домами, затененный липами. Он видел, как входили в бар две веселые компании – сначала «качки» с девицами, потом двое отдыхающих средних лет с одной девицей. Потом вошел Головня, непосредственный объект наблюдения. Когда подъехали две черные «Волги», наружник удивился: неужели смежники? А всего через пять минут вывели Головню и хозяина бара. Наружник даже заметил, что объект как-то странно выглядит: весь мокрый, лицо буро-красное, а глаза – огромные, выпученные, почти выкатываются из орбит...

Бабушка, вязавшая носок, пожала плечами, отложила свое вязание и стала с любопытством просматривать газету, оставленную молодым человеком. А тот был уже далеко от тихого дворика. Он шел очень быстро, он спешил сообщить о случившемся полковнику Константинову по экстренной связи. Полковник должен узнать об этом именно от него, иначе – грош ему цена как наружнику.

Молодой человек иногда матерился про себя и сплевывал на ходу. Ругательства и плевки адресовались слишком уж расторопным «смежникам».

Когда в баре стало тихо, полная, застенчивая Кристина, пятнадцатилетняя дочь Руслана, погладила по головам рыдающих мать и старшую сестру, дала таблетку валидола старому испуганному дедушке и удалилась с радиотелефоном в комнатку за стойкой.

– Папу взяли, – тихо сказала она по-абхазски, набрав номер, – он дал деньги милиционеру, тощему, пучеглазому, сунул в меню, в конверте. Он просил передать: надо убить журналиста.

Это журналист навел. – И девочка захлопнула крышку телефона.

– Старший следователь Федеральной службы безопасности майор Краснов, – представился Головне приятный человек средних лет, – садитесь, Анатолий Леонидович. – Он указал на стул.

Головня послушно сел. Из-за усиливающейся лихорадки он видел все как в тумане, однако успел заметить, что его привезли в здание областного ФСБ.

– За что меня арестовали? – спросил он сквозь одышку.

– Вас пока только задержали, – уточнил Краснов, – вы подозреваетесь в пособничестве опасным преступникам, террористам, находящимся в розыске. Я вижу, вы себя плохо чувствуете. Сейчас вы ответите на несколько вопросов, затем вас отведут в камеру, там вас осмотрит врач.

– Я не могу отвечать на вопросы, – простонал Головня, – мне плохо. Вызовите врача прямо сейчас!

Болели одновременно голова и сердце. Такое с ним было впервые. Боль раздирала все тело, он задыхался. Посмотрев на него внимательно, следователь кивнул и спокойно произнес:

– Хорошо, Анатолий Леонидович, я вызову врача прямо сейчас. – Он поднял телефонную трубку.

Через несколько минут в кабинет вошел пожилой человек в белом халате. Приложив фонендоскоп к мокрой от пота груди Головни, он сказал несколько слов следователю, разобрать которые Головня уже не мог.

– Я умираю! – прохрипел он еле слышно. – Сделайте что-нибудь, я умираю!

Его била крупная дрожь. Ему и правда казалось, что он умирает. Бешеный панический стук сердца отдавался в ушах грохотом, голова раскалывалась от этого грохота.

– Что это? Сердечный приступ? Почему он так дрожит? – тревожно спросил следователь.

– Страшная тахикардия, сто пятьдесят в минуту, – сообщил врач, – честно говоря, я не совсем понимаю, но нужны срочные меры.

– Щитовидка! – произнес Головня из последних сил.

Он уже ничего не слышал. Грохот сердца сливался в монотонный оглушительный гул, будто у него в голове работал двигатель взлетающего самолета. А перед глазами стоял длинный сужающийся черный туннель – совершенно черный, без всякого света в конце.

Жена Надежда имела целую библиотеку мистической литературы, она увлекалась йогой, черной магией и прочей ерундой. Она изучала все это, чтобы портить карму любовницам мужа и насылать на них порчу. Сам Головня иногда от нечего делать почитывал кое-что. Про туннель он читал. Но в конце должен быть свет. Почему же так темно?

– Тиротоксический криз! – догадался доктор, услышав слово «щитовидка». – Боюсь, дело плохо. Срочно нужен кислород, капельница с глюкозой.

– Его нельзя класть в лазарет, – возразил следователь, – его надо постоянно держать под контролем, обеспечить надежную охрану.

– Вы смеетесь? Куда он убежит в таком состоянии?

– Не убежит. Убьют, – мрачно сообщил следователь.

Следователь Краснов приехал из Москвы. А врач – местный, из тюремного лазарета. Знакомы они не были.

– Ну а так он сам умрет. Прямо сейчас, – жестко сказал врач, – из криза его можно вывести только в условиях стационара. То, что я могу сделать здесь, даст временный и ненадежный эффект. Потом он должен находиться под постоянным наблюдением, в реанимации. Вы же можете обеспечить дополнительную охрану в лазарете.

В крошечной, без окон, палате лазарета Головню вывели из комы. Охрана была надежной, персонал – проверенный-перепроверенный. Никто посторонний сюда проникнуть не мог.

Часов в пять утра у палаты появилась молоденькая медсестра.

– Ребята, укольчик нужно сделать, – сообщила она, сладко зевнув, – ой, не могу, спать хочу, умираю.

И шприцы, и необходимые препараты лежали в специальном шкафчике, внутри охраняемой палаты. У сестры не было ничего – ни в руках, ни в карманах. На глазах у двух охранников она распечатала одноразовый шприц, надломила ампулу, которую достала из только что раскрытой упаковки, сделала внутривенное вливание.

– Все, – зевнула она еще слаще, вытаскивая иглу из вены спящего Головни, – теперь можно завалиться спать часика на полтора с чистой совестью.

Через два часа Головня умер, не приходя в сознание. Врач, вызванный охранниками, констатировал, что смерть наступила в результате второй волны тиротоксического криза.

На закрытом пляже за домом доктора было мало народу. Человек пять отдыхающих из соседнего пансионата играли в карты на сдвинутых лежаках, двое маленьких детей возились с галькой у самой кромки моря, их родители дремали тут же, лежа на полотенцах. Солнце уже не жгло, медленно сползало к горизонту, к розовато-серебристому длинному облаку у западной кромки моря. Начинался ленивый, безветренный вечер.

– Ты отлично плаваешь, – сказал Вадим, когда они вышли из моря.

– Ты тоже, – улыбнулась Маша, откидывая мокрые волосы со лба.

Толстая дама в купальнике-бикини отделилась от группы картежников и направилась к ним, сжимая в губах длинную коричневую сигарету и окидывая высокую широкоплечую фигуру доктора откровенным многозначительным взглядом. Вадим в это время растирал Машу большим полотенцем.

– Простите, у вас огонька не найдется? – Дама кокетливо тряхнула черно-белыми пергидрольными кудряшками.

– Пожалуйста. – Доктор достал зажигалку из кармана валявшихся на лежаке джинсов и дал даме прикурить.

– Спасибо, – обворожительно улыбнулась дама и выпустила дым из ноздрей, – у нас у всех газ кончился.

Возвращаться к своей карточной компании она явно не спешила.

– Вы так молоды, а уже такая взрослая дочь. – Она надменно и равнодушно взглянула на завернутую в полотенце Машу.

– Я не так уж молод, – Вадим любезно улыбнулся даме, – а это не дочь. Это моя жена.

Тонкие, выщипанные в ниточку брови дамы медленно поползли вверх.

– Ах, извините! – Она обиженно повела полными плечами и тут же удалилась.

Маша, уткнувшись доктору в грудь, тихо засмеялась:

– Очень выразительное личико у этой милой леди! Представляешь, если бы я и правда была твоей женой, нам бы постоянно пришлось сталкиваться с такой двусмысленной реакцией!

– Кстати, неплохая идея, – он обнял Машу за плечи, – очень неплохая идея. Мы с тобой это обдумаем, ладно?

– Почему ты неженат? Только, пожалуйста, ответь серьезно.

– Жена ушла от меня десять лет назад.

– А почему потом не женился?

– Как я мог жениться на женщине, которую встретил только сейчас? Мне пришлось дождаться, когда станешь совершеннолетней, приедешь одна в этот город, потом попытаешься уехать отсюда на товарняке.