Пока медсестричка отоваривалась в супермаркете, Арсюша рассыпался в комплиментах, пару раз поцеловал ей ручку. Его мужественная красота, даже подпорченная нищетой, все еще действовала. Ему казалось, он выведал у сестрички все необходимое, при этом навешав ей на уши достаточно лапши, чтобы она не уловила суть его игривых вопросов о мужской потенции.

Но, вероятно, лапши оказалось мало. Потому и ввалились эти два ублюдка Костолом и Спелый.

Он был знаком с обоими, прекрасно знал, на кого они работают. Это только подтверждало туманную информацию, полученную от сестрички. Но что толку теперь?

– Ты будешь звонить или нет, падаль? – Пистолетное дуло переместилось от лба к виску.

– Я не знаю номера, – еле шевеля разбитыми губами, проговорил Арсюша.

– Зато я знаю! – В руке Костолома был сотовый телефон, бандит нажимал кнопки. Набрал. Услышал пожилой мужской голос.

– Лену, плиз! – спокойно произнес Костолом в трубку и поднес телефон к уху Арсюши:

– Говори, козел!

В трубке было тихо. Потом раздался голос Лены:

– Я слушаю.

– Говори, падла! – прошипел Костолом и вмазал Арсюше коленом между ног.

Он вскрикнул и скорчился от боли. В правый висок вдавилось пистолетное дуло, у левого была телефонная трубка. Арсюша молчал.

– Хорошо, сука, сейчас будет еще больней. – Костолом кивнул Спелому, стоявшему за спиной привязанного к единственному стулу Арсюши. Тот заломил ему руки, выворачивая суставы. Раздался хруст. Арсюша закричал.

– Алло! Кто это? Что происходит? – говорила Лена в трубку по-английски.

– Ладно, – усмехнулся Костолом и сказал в трубку:

– Если ты, сука, сейчас не приедешь на Брайтон к своему козлу Арсюше, мы его замочим.

– Кто вы и что вам нужно? – спокойно спросила Лена.

В ответ раздалась длинная матерная тирада.

– Вы можете говорить по-русски? – От этого обложного мата в нью-йоркском телефоне Лене стало на секунду смешно. Но только на секунду.

– Я и говорю по-русски! – рявкнул Костолом.

– Нет, дружок. Пока ты говоришь по-татарски, и я тебя не понимаю.

Костолом стоял совсем близко, и Арсюша слышал каждое Ленине слово. Несколько секунд бандит молчал, как бы осмысливая услышанное, потом вполне мирно произнес:

– Кончай вонять, в натуре. Мы тебя не убьем. Кой-чего расскажешь и вали со своим козлом.

– А если я позвоню в полицию?

– Тогда лучше сразу три гроба заказывай.

– Для кого третий? – Понятно было, что два – для нее и Арсюши.

– Для твоего старого пердуна Поллита.

– Хорошо. Я приеду.

Положив трубку, Лена тут же подняла ее и набрала номер, продиктованный вчера Светой. Конечно, ее нет сейчас. После нескольких гудков включился автоответчик и Светин голос произнес по-английски:

«Извините. Меня сейчас нет дома. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после сигнала».

– Света! Они позвонили и сказали, если я не приеду на Брайтон, они убьют Арсюшу. Сейчас без двадцати восемь. Я еду. Адрес ты знаешь.

– Что-нибудь случилось? – спросил Стивен, глядя на нее поверх очков.

Он сидел в большом кожаном кресле в гостиной и читал газету.

– Все в порядке, – Лена постаралась улыбнуться, – просто я обещала привезти Арсюше одну книжку из Москвы. Я ее привезла, а отдать вчера забыла. Для него это очень важно. Я быстро.

– Неужели он сам не может заехать? – укоризненно покачал головой Стивен.

– У него нет полутора долларов на сабвей.

Лена надела пальто и нащупала в кармане пистолет.

– А как же твоя русская подруга, которая пригласила нас в ресторан?

– Я вернусь не позже половины десятого, – пообещала Лена, подойдя к Стивену, поцеловала его в седую макушку и быстро вышла из дома.

Вейс канул. Как сквозь землю провалился. Кротов чувствовал – он не мог далеко уйти. Он был где-то совсем рядом, в Москве или под Москвой, и готовился к своему последнему броску. Не мог он выйти из игры просто так, без красивого финального удара.

Давно были опрошены и сотрудники посреднической фирмы «Пульс», которую возглавлял Вейс, и бывшая жена, и взрослый сын, и официальная любовница. Никто ничего не знал.

Машину обнаружили на улице Ермоловой, неподалеку от старой церкви. На всякий случай зашли в храм и очень удивились, когда молоденький дьякон, вглядевшись в фотографию, вспомнил, что видел этого человека позавчера на вечерней службе. Однако на этом след оборвался.

– Мог ведь за границу слинять, – вздохнул один из оперативников, – у него открытая американская виза.

И это уже проверяли. Хотя без всякой проверки Кротов знал: Вейс здесь.

* * *

…Ему приснилось, как он вчера уходил от «хвоста». Сон был ярок, будто прокручивали видеопленку.

Вот он оставляет машину у скверика на улице Ермоловой, не спеша заходит в церковь, ставит свечки, долго стоит, слушая вечернюю службу и затылком чувствуя нетерпение своих провожатых. Самому ему в церкви странно и как-то тоскливо. Но он дожидается конца службы и выходит вместе с толпой верующих.

Уже совсем темно. Толпа небольшая, но на несколько секунд затеряться в ней можно.

Втянув голову в плечи, он ныряет в один проходной двор, потом в другой, третий. Наконец заходит в подъезд старинного, очень красивого дома. Быстро поднимается на последний этаж.

Он вырос в этом лабиринте старомосковских переулков, тихих, зеленых летом и заснеженных зимой. Конечно, многие дома успели сломать, и тот, в котором он жил в детстве с родителями, снесли первым. Но кое-что в его маленьком царстве осталось невредимым.

Как сорок лет назад, когда он бегал сюда мальчишкой, чердачная дверь оказалась закрыта лишь на проволоку, продетую в замочные ушки и замотанную кое-как. Чердак был так же захламлен, и так же просто можно было выйти на крышу.

Крыша была плоская, огороженная металлическим забором. В детстве он исходил ее вдоль и поперек. Сейчас, дойдя до края, он осторожно перелез через ограждение и шагнул на крышу соседнего, вплотную стоявшего дома.

Здесь было действительно опасно – никакого ограждения, скользкая покатая жесть. Очень тихо, стараясь не громыхнуть и не свалиться, он дошел, вернее, дополз до чердачного окошка.

Чердак шел вдоль всего трехподъездного дома, но открытым оказался выход только на одну лестницу. Попав наконец на площадку последнего этажа, он спокойно вызвал лифт, спустился вниз и вышел на мокрую, залитую огнями Тверскую.

Он не знал, где именно его потеряли, но сейчас был уверен: «хвоста» больше нет.

Оказалось, что уже начало одиннадцатого, магазины закрыты. Но он знал небольшой, очень дорогой супермаркет, который работал круглосуточно и где был отдел спортивных товаров.

Из магазина он вышел с добротным «адидасовским» рюкзаком, в котором лежала теплая, невесомая куртка-канадка, джинсы, высокие кроссовки, несколько пар нижнего белья, туалетные принадлежности, а также пять банок хороших консервов.

Сгорбившись, натянув до бровей только что купленную теплую спортивную шапочку, он зашагал к метро.

Ночь он провел в зале ожидания Курского вокзала, переоделся там же, в кабинке платного туалета…

* * *

Салон Беллы Баттерфляй находился в замызганном переулке, в самом конце Брайтона.

«Да уж, для состоятельных господ!» – усмехнулась про себя Света, глядя на облупленный фасад двухэтажного дома с маленькой металлической табличкой на двери, гласившей по-русски: «Массажный салон».

Света позвонила. Дверь открыла толстая крашеная блондинка лет пятидесяти в белом халате.

– Добрый вечер! – широко, по-американски улыбнулась Света. – Как поживаете? У вас очень мило. Она огляделась: обои с розочками, огромная репродукция картины Серова «Похищение Европы» в позолоченной раме, журнальные столики с пепельницами, в углу – нечто вроде конторки с компьютером и розовым телефоном, в глубине – лестница, ведущая на второй этаж. Пять кресел, обитых потертым розовым бархатом, и в двух из них – по «братку» – охраннику. «Братки» сидели, развалившись, покуривали, на Свету не обращали ни малейшего внимания.