— Почему ты вышла замуж за милиционера? — спросил он по дороге.

— А чем милиционер хуже других?

— Ничем, — согласился он. — Ты любишь своего мужа? Ты счастлива с ним?

— У нас нормальная семья… А ты любишь свою жену?

— А как ты думаешь? — усмехнулся он.

— Кто она у тебя? Я имею в виду — по специальности.

— Врач. Психиатр.

— Как ее зовут? — Регина.

— Наверное, очень сильная и властная женщина?

— Давай не будем сейчас о ней говорить, — попросил он, — давай поговорим о тебе. Я хочу знать, как ты жила эти четырнадцать лет, что с тобой происходило. Я хочу знать о тебе все.

— Хорошо, Веня, я расскажу тебе. Но не сразу. Четырнадцать лет — это очень много, это почти целая жизнь.

Они уже подъезжали к Лениному дому.

— Когда мы увидимся? — спросил он, останавливая машину у подъезда.

— Я позвоню тебе.

Он достал из кармана визитку и подчеркнул два из пяти номеров.

— Это сотовый и кабинетный. А я могу позвонить тебе? Что сказать, если твой муж возьмет трубку?

— Конечно, можешь, — улыбнулась она, — если мой муж возьмет трубку, ты просто поздороваешься и попросишь позвать меня к телефону.

Прежде чем выпустить из машины, он еще раз впился в нее своим жадным, болезненным поцелуем. Лена вдруг испугалась, что кто-нибудь из соседей пройдет мимо, заглянет в машину, нагло вставшую у самого подъезда, и узнает ее. «Измена — это как воровство, — думала она, целуясь с Волковым, — это хуже воровства… Хотя изменой здесь и не пахнет».

Влетев в подъезд, она бросилась вверх по лестнице, пробежала несколько пролетов и, остановившись на площадке между этажами, прижалась лбом к холодной кафельной стене. Она стояла так до тех пор, пока не услышала звук отъезжающей от подъезда машины. И только после этого, глубоко вздохнув, спокойно поднялась к двери своей квартиры.

— Я из уголовного розыска, — Мишаня Сичкин протянул охраннику свое удостоверение.

Тот изучал тщательно и молча. Наконец, не сказав ни слова, отступил и пропустил Мишаню в дверь.

Редакция журнала для мужчин с многозначительным названием «Дикий мед» занимала один этаж четырехэтажного панельного здания на окраине Москвы. Когда-то здесь был детский сад. Во дворе еще стояли качели, лесенки, сказочные домики.

— Здравствуйте, где я могу найти Ирину Сергеевну Москвину? — обратился Мишаня к размалеванной, стриженной почти наголо девице, которая сидела за компьютером в приемной.

— До конца коридора, направо, — ответила девица, не отрывая глаз от экрана.

— Ирка, следи за лицом! — гремел раскатистый бас из-за приоткрытой двери в конце коридора. — Голову держи, держи, я сказал! Улыбайся! Да не скалься ты, как дворняжка на кота! Ласковей, Ира, ласковей!

Мишаня осторожно заглянул в дверь. Посреди большой комнаты, ярко освещенной софитами, на полосатом матраце полулежала грудастая блондинка. На ней не было ничего, кроме распахнутого ефрейторского кителя с какими-то значками и медальками и фуражки, кокетливо надвинутой на одну бровь.

Спиной к двери у штатива с фотоаппаратом прыгал приземистый коротконогий мужик в черных джинсах.

— Вам кого, молодой человек? — спросила девица. Она первая заметила Мишаню и обратилась к нему так спокойно, словно была полностью одета.

— Извините, — Мишаня кашлянул, — я из уголовного розыска. Мне надо поговорить с Ириной Москвиной.

— Документик покажите, — обернулся к нему фотограф. Мишаня протянул удостоверение.

— Ирина Москвина — это я, — сообщила девица. Лениво поднявшись с матраца, она скинула с себя китель, сладко потянулась, разминая затекшие мышцы. Фуражка упала на пол, фотомодель пнула ее босой ногой и прямо так, в чем мать родила, направилась к Мишане, застывшему у двери.

— Чем обязана? — спросила она серьезным, официальным голосом. — Все, Жорик, гаси свет. Перекур. Ко мне, видишь, из милиции пришли.

— Ирина Сергеевна, я должен задать вам несколько вопросов, — промямлил Мишаня, не зная, куда девать глаза.

— Задавайте, — разрешила красотка.

— Куда можно пройти, чтобы спокойно побеседовать? — спросил Мишаня, глядя в сторону. — И, простите, вы не могли бы одеться?

— Ах да! — спохватилась фотомодель. — Пардон, привычка.

Она исчезла за ширмой в углу комнаты и появилась через Минуту в белом махровом халате до пола.

— Пройдемте в соседний кабинет, — пригласила она Мишаню.

— Это надолго? — спросил коротконогий фотограф.

— Минут на двадцать, — пообещал Сичкин. Соседний кабинет оказался крошечной комнатой, уставленной ящиками с какой-то аппаратурой. В углу примостились журнальный столик и два кресла.

— Ирина Сергеевна, — начал Мишаня, усаживаясь, — вы были знакомы с певцом Юрием Азаровым?

— Вот оно что, вы насчет этого… Да, я была знакома с Юркой.

— Как давно и насколько близко?

— Нас Вероника Роговец познакомила, полгода назад.

— Вероника — ваша подруга?

— Да.

Ирина достала из кармана халата длинные коричневые сигареты «Мор» с ментолом, Мишаня вытащил свой «Ротманс», щелкнул зажигалкой, давая даме прикурить.

— Скажите, в последнее время у них с Азаровым не было каких-либо серьезных конфликтов, ссор?

— Я не люблю влезать в чужие дела, — пожала плечами Ирина.

В отличие от своей подруги и коллеги Вероники Роговец эта девица вела себя вполне естественно. Ей было совершенно все равно, какое она производит впечатление. На вопросы она отвечала вежливо и флегматично, не размахивая ресницами, не выпячивая нижнюю губу. Она просто сидела напротив, курила и спокойно глядела Сичкину в глаза.

— Я понимаю, — кивнул он, — и все-таки вы сами сказали, Вероника — ваша подруга. Наверняка она делилась с вами какими-нибудь проблемами.

— Да, Ника любит потрепаться. Она много чем делилась.

— Про ссоры с Азаровым рассказывала?

— Они серьезно не ссорились. Так, поцапаются иногда по мелочи. Знаете, Ника как газировка. Пены много, но оседает быстро.

— А вообще у нее есть проблемы в отношениях с мужчинами?

— У Ники? — Ирина засмеялась. — Да никаких у нее проблем. С чего вы взяли?

— Мне кажется, у женщины, которая постоянно прибегает к услугам психотерапевта, должны быть проблемы, — задумчиво пробормотал Мишаня.

— А, это вы про Градскую? — догадалась Ирина. — Я, честно говоря, тоже не понимаю, зачем Нике это понадобилось. Она прямо свихнулась на всякой мистической фигне, только и слышно: «карма», «астрал». Книжки стала читать.

— Кстати, с Градской вы знакомы?

— Мельком.

— Вам приходилось с ней общаться, разговаривать?

— Ну так, здрасьте — пока, — она равнодушно пожала плечами. — На тусовках разных иногда встречаемся, она меня то узнает, то мимо смотрит. Сами подумайте, кто я и кто она.

— Но ваша подруга общается с Градской довольно тесно, — напомнил Миша.

— Ника вышла совсем на другой уровень, — усмехнулась Ирина. — Простите, я плохо разбираюсь в шоу-бизнесе, возможно, я задам вам глупый и бестактный вопрос. Выход, как вы выразились, «на другой уровень» зависит от чего — от характера, везения, внешних данных?

— От дурости.

— То есть?

— Не понимаете? — Ирина устало вздохнула и выбила еще одну сигарету из пачки. — Чем выше уровень, тем короче жизнь. Как только поднимешься на пару ступенек выше, сразу шлеп — и труп. Хорошо, если не ты, а кто-то рядом. Но завтра уже ты…

— Скажите, как вам кажется, Вероника сильно переживает смерть Азарова?

— Ну, переживает, конечно. Поплакала даже.

— В разговорах с вами она не высказывала никаких предположений, подозрений — кто мог это сделать?

— Ну, знаете, — Ирина презрительно хмыкнула, — Ника дурочка, конечно, но не до такой степени. Такие вещи не обсуждаются.

Мишаня прикусил язык. Вероятно, в этом кругу не сомневались, что Азарова прикончили друзья тех отморозков, про которых он давал показания. А стало быть, для Москвиной разговор на эту тему исключен. Вякнешь — не доживешь до завтра.