– Что с тобой, Коля? Голова кружится?

– Да, Заинька. Устал. Давление.

– Ну ничего, посиди, мой хороший, отдохни. Я быстро.

Она усадила его в кресло в торговом зале и тут же исчезла в примерочной. Он схватил какой-то глянцевый журнал, принялся листать и почувствовал, что на него смотрят. Через минуту высокий мужской голос произнес по-английски:

– Добрый вечер. Как поживаете? А где ваша очаровательная дочка?

По официальному запросу ГУВД информацию по телефонным номерам, сохранившимся в мобильнике Жени, можно было получить не раньше, чем через десять рабочих дней. Гриф «срочно», добытый у генерального прокурора, сокращал процесс в два раза. Только по запросам из администрации президента и через каналы ФСБ сроки сжимались до двух суток.

Еще до совещания у заместителя министра Соловьев узнал, что генеральный прокурор ему не поможет. Убийство Жени Качаловой, конечно, событие серьезное, но не государственного масштаба. Никаких личных связей в администрации президента у следователя Соловьева не было. Имелись, конечно, знакомые в ФСБ, но не такие влиятельные и щедрые, чтобы к ним обращаться с подобной просьбой. Зато у Димы был знакомый из службы безопасности телефонной компании, Павлик Дымов.

– Хорошо, – сказал Дымов, – я попробую. Но сейчас, ты знаешь, такая куча запросов на расшифровку абонентов, и все срочные. И тебе терроризм, и финансовые махинации мирового масштаба. Наши девочки зашиваются.

Через оперативника Соловьев передал Павлику распечатку списка номеров и времени звонков плюс бутылку хорошего коньяка для самого Павлика и флакон туалетной воды для девочки оператора, которая займется расшифровкой.

Оперативник, вернувшись, сказал, что Дымов принял подарки с довольно кислой миной и обещал позвонить, когда станет что-то известно.

Дима Соловьев сидел в столовой прокуратуры, ел рассольник и с раздражением вспоминал все, что говорилось на совещании у заместителя министра. Тут как раз позвонил Дымов.

– Знаешь, тебе ужасно не повезло. Именно сейчас у нас идет проверка по левым заказам.

– Не понял, – сказал Дима.

– Кое-кто из наших иногда приторговывает информацией об абонентах, – стал объяснять Павлик, – ну допустим, тебе звонят и молчат или угрожают по телефону. Ты хочешь знать – кто. Есть официальный путь, через милицию, но это дико долго и практически безнадежно. Есть другой путь. Прийти к девочке оператору, договориться в частном порядке. Ну ты понимаешь, о чем я. Вот, по этому поводу проверки и происходят. Они бывают редко, раз в квартал, и обычно мы о них знаем заранее. А сейчас – прямо как гром среди ясного неба. Так что извини, брат, пока ничего не получится.

– Но подожди, проверка касается левых заказов, а у меня все-таки официальный запрос из ГУВД.

– Официальный, но не срочный. Понимаешь, после того как на черном рынке стали появляться диски с информацией о наших абонентах, у нас все всего боятся. К тому же было уже несколько случаев, когда приходил официальный запрос из прокуратуры, из милиции, на бланке, с печатью, с подписью, а потом выяснялось, что на самом деле информацию запрашивали бандиты. – Павлик говорил нервным шепотом, в трубке отчетливо слышался шум, голоса.

– Да что за бред, в самом деле! – сказал Соловьев. – Ты же знаешь, что я не бандит!

– Дима, не обижайся, тут так получилось, девчонку оператора поймали именно на твоей расшифровке. Я же говорю, тебе жутко не повезло. Я показал им официальный запрос на твоего абонента, так они стали говорить, что нет пометки «срочно» и почему надо именно сейчас этим заниматься, если запрос пришел только сегодня? Поинтересовались, не получил ли я за это бабки. В общем, твой запрос будет выполнен обычным порядком, не раньше чем через десять рабочих дней. Еще раз извини, брат.

– Погоди, Павлик, кто – они? Кто именно проводит эти проверки?

Голоса в трубке стали громче, Дима услышал, как кто-то крикнул: «Павел Евгеньевич, вас ждут!»

– Все, Дима, прости, больше не могу разговаривать, – сказал Дымов и добавил шепотом: – Тебе нужен кто-нибудь из ФАПСИ*, они все сделают за сутки, да еще поставят на прослушку, кого скажешь.

Дима несколько секунд сидел, слушая короткие гудки в трубке.

«Бред. Я, старший следователь, не могу добыть необходимую информацию по делу об убийстве. Я должен что-то придумывать, дарить подарки, клянчить, и все равно ничего не получается. Ну нет у меня знакомых в ФАПСИ. Не повезло. Такая серьезная организация убийством Жени Качаловой по моей просьбе заниматься не станет… Интересно, почему проверка именно сейчас, почему мой официальный запрос вызвал такую странную реакцию? Что вообще происходит?»

Он вдруг вспомнил, как у Оли, в ее домашнем компьютере, исчез доступ в Интернет. Это произошло, когда она впервые озвучила на оперативном совещании свою версию о детском порно. В тот же день Оля пришла домой, включила компьютер. Доступа не было. Специалист из фирмы провайдера разводил руками и ничего не мог понять. «Кто-то вас отключил. Не мы. Кто-то другой».

Связь все-таки наладили. А потом опять доступ исчез. И так продолжалось до тех пор, пока не развалилась группа Гущенко.

– Но я же могу воспользоваться любым другим компьютером, на работе или вот у тебя в конторе, – говорила Оля, – я могу просто пойти в интернет-кафе. Зачем это нужно, не понимаю!

– Может, это случайно? – успокаивал ее Дима. – Паутина – вещь тонкая, сложная. Мы с тобой не специалисты.

– Так именно специалист и говорит, что меня кто-то постоянно вырубает!

– Кто, Оленька? Кому это нужно?

– Не знаю.

Он тоже не знал. Он не хотел об этом думать. Где граница между случайностью и злым умыслом? Если во всем видеть теорию заговора, можно стать психом. Вот и сейчас так. Почему необходимая информация вдруг недоступна? Сколько можно найти объяснений? Бюрократический маразм. Фатальное невезение. Случайное совпадение. Что еще?

«Международный заговор педофилов на самом высоком уровне».

Так, кажется, выразилась одна дама политик, глава думской фракции, на популярном ток-шоу? Ох, как весело над ней смеялись! Ведущий тут же принял снисходительно издевательский тон, а оппонент, тоже «думовец», предложил сходить к врачу, проверить, нет ли паранойи. Речь шла, кажется, о цензуре и свободе слова, о разнице между порнографией и эротикой. В самом деле, очень удачная тема для ток-шоу. Занимательно, злободневно, остро. Болтать и упражняться в остроумии можно бесконечно.

«Дмитрий Владимирович, скажите вы своей школьной подруге, чтобы она прекратила эти идиотские изыскания в области детского порно!» – так выразился зам генерального прокурора. Кстати, после раскрытия сети «Вербена» он ушел в отставку.

Почти то же самое повторил сегодня на совещании майор Завидов. «Все эти ее изыскания в области детского порно…»

Серый вид из окна, мелкий дождь, голые ветки тополей, жирная мокрая ворона на карнизе – все добавляло тоски и безнадеги. Суп был невкусный. Настроение – хуже некуда. Дима думал, что Молоха не поймают никогда. Убийство Жени Качаловой – это, безусловно, продолжение серии. Какие, к черту, подражатели? Прошло полтора года. Подражатели могли появиться тогда, но не сейчас. И шантаж – это тоже чушь полная. Спрашивается, зачем высасывать из пальца идиотские версии, когда есть одна – реальная и единственная. Серийный убийца Молох вышел из спячки, которая длилась полтора года, и начал действовать на новом витке.

Конечно, никому неохота затеваться с серией. Серия требует огромных усилий, денег, времени, ответственности. Она, как воронка, втягивает массу людей. Организуется штаб, поднимаются гигантские информационные пласты, создаются специальные дополнительные картотеки. Работают десятки оперативников, экспертов, следователей, прокуроров-криминалистов. Передвижные оперативно-поисковые бригады допрашивают свидетелей, дежурят непосредственно на месте преступления (а вдруг его туда потянет?).

Когда жертвы – молодые женщины, сотрудницы МВД играют роль живых приманок, маячат в местах, где зверь может искать очередную добычу. Но если жертвы дети? Если география охоты не определена? Если на месте преступления зверь не появляется?