– Ни то ни другое. Надеюсь, скоро буду в Берлине, расскажу при встрече. Очень забавная история. Кстати, передайте Габриэль мои поздравления с прошедшим днем рождения. Я не сумел позвонить из Хельсинки, поздравить вовремя.

– Спасибо, Джованни, но день рождения у нее через два месяца.

«Без тебя знаю, болван», – подумал Ося и произнес равнодушно:

– Правда? А мне почему-то казалось, что в феврале. Простите, перепутал. Ну, в любом случае, передайте ей от меня привет. – Он нервно хохотнул и добавил: – Не с того света, а всего лишь из Стокгольма.

Положив трубку, он добрел до кресла, сел, прислушался к своему сердцу. Оно вроде бы успокоилось, боль отпустила, дыхание стало ровным.

– Джованни, мне кажется, вам нужно на воздух, – сказал Тибо, – подождите, я только поднимусь в номер, возьму пальто.

Ося согласно кивнул, закрыл глаза. В голове все еще звучал ледяной, слегка удивленный голос фон Хорвака: «Мы с Габриэль очень сожалели». В памяти поплыл финал вечеринки в итальянском посольстве, кадр за кадром, будто он снял все это на свою «Аймо» и теперь просматривал отснятое. Хозяйский жест господина фон Хорвака, когда он запаковывал в шубку свою усталую жену. Лицо Габи, расширенные глаза, смех пьяненького капитана. Ося почувствовал, как шевелятся его губы: «Ты врешь, моя дорогая, все кончено, ты испугалась по старой привычке, а потом очень сожалела вместе с господином фон Хорваком».

Тибо подошел неслышно, тронул за плечо. Ося вздрогнул.

– Джованни, что, опять нехорошо? – тревожно спросил бельгиец.

– Нет, Рене, я в порядке, не беспокойтесь. – Ося встал, поправил шарф, надел шляпу. – Идемте, я готов. После моих приключений нет ничего приятней и полезней, чем спокойная прогулка по мирному городу.

– Я вижу, вы еще очень слабы, – проворчал Тибо, – в любом случае наши разговоры лучше вести на свежем воздухе.

Несколько минут шли молча, наконец бельгиец, покосившись на Осю, сказал:

– Надеюсь, с вашей подругой все в порядке. Как же я, старый осел, не догадался? Следовало сразу дать ей знать.

– Ничего, теперь она знает, – сквозь зубы процедил Ося.

Тибо промолчал, но так выразительно, что лучше бы уж сказал какую-нибудь сочувственную бестактность. Осю коробило, когда «Сестра» лезла в его личную жизнь. Конечно, сам виноват, бросился звонить при Тибо, орал на все фойе, выдал себя с головой. Зачем? Чтобы не омрачать семейное счастье четы фон Хорвак сожалениями о безвременной кончине господина Касолли?

– Ну, как вам русские? – спросил Тибо, тактично меняя тему. – Совсем неспособны воевать или это некоторое преувеличение?

– Мне трудно судить, могу только сказать, что снайпер, который подцепил меня на мушку, стреляет метко. – Ося ткнул пальцем в дыру на куртке.

– Слева, точно в сердце. Я слышал, пуля застряла в вашем журналистском блокноте?

Ося молча кивнул.

– Символично. – Тибо вздохнул и поправил шляпу. – В Первую мировую с одним моим однополчанином случилась подобная история. Его спасла фляжка с коньяком. Таскал ее в левом нагрудном кармане, как вы свой блокнот. Коньяк вытек, он принял его за кровь, решил, что ранен смертельно. Кстати, тоже был ушиб сердца. Единственная травма за всю войну. А после войны он спился. Такая вот черная неблагодарность ангелу-хранителю.

– Вы же сказали, его спасла фляжка.

Тибо остановился, достал платок. Бедняга потел даже когда не было жарко. Промокая лицо, тихо посапывал.

– Фляжка – слепой случай, конечно, его спас ангел-хранитель, но мой однополчанин был материалист, ангелов отрицал, верил во фляжку, вот и спился.

Бельгиец тихо замурлыкал себе под нос какую-то мелодию, видимо, история о спившемся однополчанине потянула за собой ряд невеселых воспоминаний.

– Война, война. – Он тяжело вздохнул. – Финны сражаются из последних сил, русские бессмысленно теряют силы, и все на пользу Гитлеру. Вот вам и слепой случай.

– А что же англо-французский десант? – спросил Ося.

– Эту операцию я бы назвал так: «Лучший подарок фюреру».

– Но ведь ее главная цель – перекрыть поставки шведской руды, – возразил Ося, – Черчилль убежден, это будет серьезный удар по вермахту.

– Схватка между Сталиным и союзниками в тысячу раз перекроет ущерб от такого удара и, кстати, обернется кошмаром для финнов, сделает их маленькую страну ареной гигантской европейской войны.

– Ну да, – кивнул Ося, – в таком случае Гитлеру останется только потерпеть немного, пока обе стороны ослабеют, и выбрать, кого добить первым, СССР или Британию.

– Надеюсь, этого безумия все же не случится. Мирные переговоры идут давно, с начала января. Для Сталина вариантов нет. Если он не подпишет мир до середины марта, ему придется воевать с Англией и Францией. К такой войне он явно не готов, как, впрочем, и к любой другой.

– Гигантская страна, многомиллионная армия, все годы своего правления он только и делал, что вооружался.

– Вооружался? – Тибо хмыкнул. – Мегатонны железа и пушечного мяса – это еще не армия. Чтобы создать боеспособную армию, ему бы пришлось отказаться от своей абсолютной власти и дать хотя бы некоторую свободу действий профессиональным военным, если, конечно, не всех расстрелял.

– При его помешательстве на военных заговорах довериться военным? – Ося помотал головой. – Собственной армии и собственного народа он боится больше, чем любого внешнего врага. Вот вам разница. В Германии заговор есть, но Гитлер его не боится, военным доверяет, потому так успешно воюет. В СССР все наоборот. Вместо заговоров паранойя Сталина, вместо войны мародерство по границам.

– Парадокс. – Тибо кивнул. – Этот так называемый красный Чингисхан панически боится войны и сделал все, чтобы способствовать ее началу. А ведь помнит, чем обернулась Первая мировая для Российской империи. Неужели действительно верит, что Гитлер – удобное средство для восстановления прежних границ?

– Конечно, верит. – Ося развел руками. – Иначе зачем полез в Финляндию?

– Да, с финнами он вляпался крепко. Ошибся в выборе жертвы. Прямого сопротивления он не выдерживает. Жертва должна быть заранее ослаблена, раздавлена кем-то другим. Вот Польша. Гитлер перегрыз ей горло, а Сталин, как шакал, доел остатки. Потом три прибалтийских государства позволили разместить на своих территориях советские военные базы, смиренно легли под Сталина. Он без всяких военных усилий захватит их в подходящий момент. Между прочим, три их армии вместе взятые значительно превосходят финскую. Но финны, в отличие от прибалтов, под Сталина не лягут. Уничтожить их он может, победить – никогда.

Ося слушал и думал: «Красный Чингисхан, великий тиран, гениальный злодей, чье коварство сопоставимо с масштабом могущества… Этот миф примирил западных правых с Гитлером. Для охраны европейской цивилизации от страшного, загадочного Сталина бешеный цепной пес Гитлер просто необходим. А западных левых миф примирил со Сталиным как с единственной силой, способной противостоять Гитлеру. Никто не ожидал, что пес Гитлер сорвется с цепи и бросится на тех, кого призван охранять, а страшный, загадочный, великий миф будет способен только угодливо подкармливать пса и воровато подбирать за ним объедки. Тибо наконец называет вещи своими именами. Интересно, до этих сонных тупиц в европейских правительствах хотя бы теперь дошло? Тряслись от страха перед мировой революцией, вот и получили ее от Гитлера. А кто такой Сталин? Прямого сопротивления не выдерживает. Боеспособной армии не имеет. Ошибся в выборе жертвы. Где же коварная гениальность и гениальное коварство? Под кого легли три прибалтийских государства? Под кем столько лет лежит Россия?»

Для Оси Россия оставалась родиной. Не получалось оборвать пуповину. Он имел итальянское подданство, работал на британскую разведку, мотался по миру, свободно говорил на четырех языках, но думал по-русски.

– Сталин теряет остатки престижа, – продолжал рассуждать Тибо, – гробит несметное количество людей и техники, взамен получает кусок опустошенной финской земли, с которой население спешно эвакуируется, сжигая свои дома, чтобы ничего не досталось русским. Гитлер получает твердую уверенность в немощи Красной армии плюс выгодного союзника. Как только он нападет на Россию, финны с удовольствием к нему присоединятся. А могли бы сохранить нейтралитет или даже помочь русским.