Прогремел трамвай, остановился метрах в пятидесяти. Габи ускорила шаг, заметила, как фрау переходит на ее сторону. Трамвай стоял на остановке. Габи побежала, фрау тоже. Габи вскочила на заднюю площадку в последнюю минуту. Фрау не успела.
* * *
Поскребышев переступил порог, захлопнул дверь и повернул ключ.
– Дай папиросу, передохну две минуты, совсем замордовали, суки, – он упал в кресло у стола, зажмурился, повертел головой. – Третью ночь не сплю, ни хера не соображаю, а тут Минога опять приперлась.
Миногой старые большевики называли Крупскую. Она имела привычку являться в самое неподходящее время. Вместе с ней приема требовали еще несколько старых большевиков, в связи с предстоящим процессом закидывали секретариат письмами, рвались в приемную, тешились надеждой, что при личной встрече уговорят Хозяина пощадить кого-то из обреченных.
– Эти пердуны думают, я их нарочно мариную, я, сволочь хитрожопая, скрываю от Хозяина! Я докладываю, о каждом докладываю, он велит отказать в вежливой форме, – Александр Николаевич затянулся, выпустил клуб дыма, а следом огненный поток матерной брани в усатую физиономию на портрете.
Да, Хозяин требовал именно этого: отказать вежливо, «зачем обижать уважаемого товарища?», даже если уважаемый товарищ завтра будет арестован, через неделю превратится в отбивную, а через месяц в покойника, все равно – «зачем обижать?».
Но и тут нельзя было проследить никакой закономерности. Отказ в приеме мог означать, что человек еще поживет. Свежих кандидатов в покойники Хозяин принимал радушно, беседовал тепло, дружески. Человек выходил из кабинета расслабленный, размягченный. Илье доводилось сталкиваться в приемной с такими размягченными, и вспоминался случайно подслушанный разговор кремлевских поваров: «Товарищ Сталин кушает мясо только парное, любит, чтобы мягонькое было, сочное».
Поскребышев успокоился, погасил папиросу, поднялся, с хрустом потянулся, зевнул.
– Крылов, Крылов, будь здоров, – он потрепал Илью по плечу. – Хороший ты парень. Тоже, я вижу, устал, ждешь который день как на иголках. Слушай, сводку он сейчас, до процесса, вряд ли станет читать, а тебя вызвать может. Хотя не думаю. В общем, ты пару часиков еще посиди, если до восьми не вызовет, отпущу домой. Добро?
– Спасибо, Александр Николаевич, я понял.
– Понял он! А вдруг вызовет в четверть девятого, а? До моего распоряжения сиди и не рыпайся. И сводочку проверь-перепроверь, важная сводочка, черт знает, может, и потребует до процесса.
Проверить-перепроверить важную сводочку действительно стоило, поскольку поступила очередная порция материалов из ИНО и возможно, что-то придется добавить оттуда.
«Наш источник сообщает новые подробности военного заговора в СССР, на место военного диктатора прочат маршала Тухачевского».
Вставлять это в готовую сводку не имело смысла, там это уже было, «наш источник», не удостоившийся ни клички, ни даже кодового номера, долбил, как дятел, одно и то же несколько лет подряд.
«Послушай, упорная птичка, тебе никогда не приходило в голову, что если бы кто-то из военных пожелал убрать Хозяина, он хотя бы разок попытался? – мысленно обратился Илья к „нашему источнику“. – Это можно сделать, допустим, во время массовых мероприятий вроде встречи Чкалова или Всеармейского совещания жен командно-начальственного состава, или на полигонах, когда Хозяин приезжает смотреть новую боевую технику. На заседаниях ЦИК, ВЦИК, Военного совета при НКО, да мало ли мест, где есть возможность приблизиться к нему с оружием? Почему никто никогда не рискнул? Никто, никогда. Выходит, нет желающих? Конечно, нет! Разве кому-то придет в голову покуситься на жизнь Великого Вождя? Это все равно что выстрелить в Солнце. Нет желающих, даже полоумного одиночки до сих пор не нашлось, а ты долбишь про огромный разветвленный заговор!»
Вступать в мысленный диалог с дятлом было пустым делом, дятел упорно отбивал привычную дробь, Илья переворачивал страницы и отчетливо слышал однообразное «тук-тук»:
«Троцкий продолжает вести переговоры с заместителем председателя нацистской партии Гессом».
Илья тихо присвистнул, «наш источник» иногда выдавал забавные перлы. Назвал Гесса «заместителем председателя», стало быть, Гитлер – председатель. Отлично звучит: председатель нацистской партии Адольф Гитлер. Что-то смутно знакомое мелькнуло в этой оговорке, Илья стал читать дальше.
«Троцкий сообщил „центру“ заговорщиков внутри СССР, что в 1937 году планируется нападение Германии на СССР. В этой войне, по мнению Троцкого, Советский Союз неизбежно потерпит поражение. Чтобы уберечь своих многочисленных тайных сторонников внутри СССР от гибели, Троцкий заручился обещанием вождей Третьего рейха допустить троцкистов к власти, пообещав им за это предоставление концессий и продажу Германии важных экономических объектов СССР, поставку ей сырья и продовольствия по ценам ниже мировых и территориальные уступки в форме удовлетворения германской экспансии на Украине. Чтобы ускорить поражение СССР, Троцкий поручил „центру“ подготовить ряд важнейших промышленных предприятий к выводу из строя в начале войны».
Илья вспомнил, что совсем недавно читал этот текст, именно этот, слово в слово. Перед процессами членам Политбюро рассылались протоколы признаний обвиняемых. Несколько копий обязательно попадало в Особый сектор, и аккуратный Поскребышев передавал спецреференту Крылову все, что так или иначе касалось Германии.
Илья встал, прошелся по кабинету из угла в угол, открыл сейф, достал одну из папок и в очередной раз убедился, что зрительная память у него отменная. Информация от «нашего источника» была переписана с протокола допроса Карла Радека. Круг замыкался. Все, что приходило из внешнего мира, без остатка растворялось в сказочной реальности внутри замкнутого круга фантазий Великого Вождя.
Если показания арестованного Радека, полученные на Лубянке, выдаются за свежую развединформацию из Берлина, значит, конец разведке и спецреференту Крылову тоже конец. Очень скоро ему нечего будет писать в своих сводках.
«Троцкий также пообещал немцам, что во время войны между Германией и СССР фронтовые троцкисты-командиры будут действовать по указаниям германского генштаба, а после войны новое правительство компенсирует Германии часть ее военных расходов товарами и предприятиями.
Одновременно Троцкий вел переговоры с англичанами и французами, они тоже не окажутся обойденными в случае прихода Троцкого к власти. Им вернут дореволюционные долги, на что Германия милостиво согласилась».
На процессе так называемого «Параллельного центра» Карлу Радеку предстояло стать гвоздем программы. Он должен был выступить в роли резонера, озвучить то, что желал внушить миру автор и режиссер великого действа, маленький уголовник Сосо.
Пройдоха Радек был посвящен в самые сокровенные тайны советско-германских отношений, участвовал в секретных переговорах начиная с 1918-го, с позорного Брестского мира и еще раньше, в Первую мировую, когда завязывались деловые контакты между рейхсвером и большевиками.
Илья работал с архивами несколько лет и знал, что большевики брали деньги у немцев. Немцы не давали Ленину никаких шпионских поручений, просто им было выгодно поддерживать самую экстремистскую из всех российских партий, чтобы в России наступил хаос и она не смогла участвовать в военных действиях. Позорный Брестский мир, заключенный ленинским правительством с Германией в марте 1918-го, явился платой по счетам.
Радека немецкие дипломаты и генералы называли «нашим советским другом». В речах и статьях начала двадцатых пламенный большевик Радек призывал протянуть руку германским национал-социалистам, настрочил брошюру «Свастика и звезда» о родственной близости коммунистов и нацистов.
За Брестским миром последовал Рапалльский договор, подписанный 16 апреля 1922 года. С тех пор Берлин давал денежные кредиты, поставлял техническое оборудование и специалистов. Красная армия дружила с рейхсвером, на советской территории немцы производили оружие, которое Германии по Версальскому договору запрещалось производить. В Москве, Филях, Харькове, Самаре при участии фирмы «Юнкерс» строились авиазаводы, фирмами «Вико» и «Метахим» – заводы по производству снарядов и отравляющих газов. Командиры Красной армии обучались в Германии, летчики и танкисты вермахта тренировались на советских аэродромах и полигонах.
