— Софи, расслабьтесь. О чем вы думаете? Водитель, телохранитель. Какое вам до них дело? Опомнитесь. Кто вы и кто они? — мягко, с философской задумчивостью произнес Хот.
Свет погас, оркестр заиграл нечто томное, по залу поплыли разноцветные блики. Хот растворился в этой пестрой темноте.
— Софья Дмитриевна, почему вы такая грустная? — красавец все еще стоял позади, положив руки на спинку ее стула. — Смотрите, танцуют, позвольте, я приглашу вас. Вы можете называть меня Ник.
Прямо возле столика, задевая стулья, танцевал бывший певец со своим бойфрендом. Он, как мешок, висел на мальчике, обвив его шею руками, и тихо, жалобно подвывал музыке. Неподалеку продолжала танцевать пожилая полная дама, все так же извивалась и трясла бюстом в печальном одиночестве. Водочный магнат, обняв хрупкую спутницу, погрузил свой выразительный пятачок в ее декольте и монотонно покачивался.
Руки красавца Ника скользнули со спинки стула Соне на плечи.
— Где мой охранник? — спросила Соня и резко передернула плечами.
— Простите, Софья Дмитриевна, это мне неизвестно. — Он убрал руки, отступил на шаг и почтительно поклонился: — Я вижу, вы устали, раздражены. Позвольте, я провожу вас в гостевой дом.
— Нет. Я должна поговорить с Петром Борисовичем. Будьте любезны, найдите его.
«Я тяну время, жду Диму, — подумала Соня. — Допустим, сейчас эта мужественная кукла отыщет Кольта. Что я скажу ему? Спрошу, как ему удалось подружиться с господином Хотом? Потребую отправить меня домой, в Москву? Или в Зюльт-Ост, к дедушке?»
Красавец отошел на пару шагов и с кем-то совещался через переговорное устройство. Соня вытащила сигарету из пачки, которую оставил на столе Дима. Зажигалку не нашла, но тут же вспыхнул огонек. Ник дал ей прикурить.
— Петр Борисович уже отдыхает. Мне сказали, что беспокоить его неудобно. Завтра утром вы с ним обязательно увидитесь.
— Тогда найдите Орлик Елену Алексеевну.
Ответа Соня не услышала, оглушительно загрохотал рок. Толстые цветные лучи носились по темному залу, пульсировали в бешеном ритме, выхватывали из мрака фрагменты фигур, синие головы, красные руки, зеленые ноги. Соне показалось, что где-то возле эстрады в лиловом световом овале мелькнуло лицо Димы, вспыхнули стекла очков. Цветные части тел дергались, прыгали, мелькали. Соня поднялась, медленно двинулась к эстраде сквозь эту пятнистую густую мглу, как сквозь морскую воду, кишащую радужными медузами. Подошвы туфель неприятно скользили по паркету, пляшущие невидимые фигуры задевали, толкали, что-то холодное, влажное прикоснулось к локтю.
— Софья Дмитриевна, вы все-таки решились потанцевать? — сквозь адский грохот прорвался голос Ника.
Твердые ледяные пальцы стиснули ее запястье. Она попыталась выдернуть руку.
— Нет, не пущу! В темноте я вас потеряю!
— Ладно, все, отведите меня в гостевой дом! — прокричала Соня сквозь грохот рока.
Ледяные пальцы скользнули от запястья к кисти. Проворно лавируя между столиками и прыгающими, дергающимися танцорами красавец повел ее к выходу. Пока они пробирались сквозь ресторанный зал, несколько раз ей опять почудилось лицо Димы, то в зеленой, то в алой вспышке. Она вздрагивала, а спутник еще сильнее сжимал ей руку, приостанавливался, кричал в ухо:
— Что? Что такое?
Когда подошли к выходу, она в последний раз оглянулась, но ничего, кроме пляшущих разноцветных пятен, не увидела.
В пустом светлом фойе грохота почти не было слышно, однако в ушах все еще звенело, и в глазах продолжали прыгать цветные пятна. Соня резко выдернула руку из холодных цепких пальцев, быстро подошла к креслу, села и сказала:
— Я никуда не пойду, пока здесь не появится мой охранник.
— Ну, Софья Дмитриевна, зачем так нервничать? Давайте я буду вас охранять, — красавец Ник элегантно присел на подлокотник кресла и, как бы ненароком, положил руку Соне на колено.
Лицо его оказалось совсем близко, и повеяло знакомым тухлым запашком.
— Не смейте меня трогать. Быстро, сию минуту, разыщите моего охранника, — произнесла она, отворачиваясь от вонючей пасти.
Он убрал руку, медленно поднялся с подлокотника, отошел на пару шагов и стал тихо совещаться с кем-то через рацию. Как ни прислушивалась Соня, ей не удалось разобрать ни слова, хотя говорил он по русски.
Через фойе прошло трое ряженых из службы безопасности Йорубы. Высокая блондинка в узком парчовом платье процокала к дамскому туалету. Соне показалось, что это та самая блондинка, которую она видела в ресторанном зале рядом с Димой. Ей даже пришла в голову мысль окликнуть ее, спросить, где тот молодой человек в очках, с которым она беседовала минут сорок назад. Но мысль показалась идиотской.
«Я просто буду сидеть здесь и ждать Диму. Они не могут ничего сделать со мной насильно, — думала Соня, — им нужно добровольное согласие. Да, со мной ничего не сделают. А с Димой?»
— Софья Дмитриевна, я все выяснил. Вашего охранника нет на территории дворца. Он уехал вместе с шофером.
Красавец Ник не решился опять присесть на подлокотник, он встал напротив, смотрел сверху прозрачными голубыми глазами. Вранье было таким очевидным, а глаза излучали такое приторное влажное сияние, что Соня засмеялась. Красавец по своему истолковал ее смех, улыбнулся, протянул руку и зашептал с придыханием:
— Софи, пойдемте, я покажу вам зимний сад, там потрясающие розы, а потом отведу вас в гостевой дом. Я буду с вами, и никто, никто нам не нужен, вы такая красивая, я с ума от вас схожу, Софи!
Соня, продолжая смеяться, ткнула пальцем ему в солнечное сплетение и тихо, ласково произнесла:
— Ник, пока вы не сошли с ума, извольте найти моего охранника.
— Зачем он вам, Софи? Разве я хуже?
— Вы механическая кукла, меня от вас тошнит.
Она почти не удивилась, когда шикарная мужественная физиономия задергалась в мелком тике. Задрожали щеки, скривились губы, глаза быстро заморгали. В отличие от горничной Лойго и администраторши мадам Эльзы это существо почуяло неладное, схватилось руками за лицо.
«Наверное, новичок, совсем недавно стал куклой, еще не привык», — подумала Соня и окликнула беднягу:
— Эй, Ник, успокойтесь, это сейчас пройдет.
Но он не услышал ее. Он стоял, в панике щупал лицо. Пальцы дрожали вместе с лицевыми мышцами. Глаза уже не моргали, вылезли из орбит и неотрывно смотрели в одну точку. Соня оглянулась, за спиной было зеркало. В нем несчастный Ник видел отражение своего искаженного, скомканного, словно бумажный рисунок, лица.
— Вас не предупредили, вы не знали, что теряется связь между эмоциями и мимикой, — сказала Соня, — и что изо рта воняет тухлой рыбой, вам тоже неизвестно.
В зеркале глаза их встретились. Лицо Ника все еще подергивалось. Он уронил руки и хрипло произнес:
— Что, правда воняет изо рта?
— Ну да. Несильно. Чувствуют только собаки, иногда дети. Взрослые очень редко.
Он поднес ладонь ко рту, выдохнул, пытаясь уловить запах, сморщился, шагнул ближе к зеркалу, принялся внимательно рассматривать и трогать свое лицо. Соня спокойно наблюдала за ним. Он хмурился, двигал бровями, вытягивал губы трубочкой. Он любил свое лицо, дорожил им, гордился, но сейчас оно перестало принадлежать ему. Мышцы дергались, появлялись мелкие впадины, воронки, словно невидимый град бил по щекам.
— Не смотрите на себя, вам страшно, вы нервничаете, от этого только хуже, — сказала Соня.
Он послушно отвернулся от зеркала, сел в соседнее кресло, сгорбился, низко опустил голову и опять стал трогать лицо.
— Я думал, все это так, понты.
— Что именно?
— Ну, вся эта хрень. Посвящение, черное причастие. Блин, чего ж такое со мной?
— Точно не знаю. Наверное, это от наркотиков, которыми вас накачали. Какой-то сбой в нервной системе.
Ник медленно поднял голову, взглянул на Соню. Лицо его больше не дергалось, впадины разгладились, но выглядел он плохо. Глаза потускнели, покраснели, он весь как будто обрюзг, постарел.
— Не-ет, — протянул он медленно, хрипло, — это не наркота была. Черное причастие. Кровь.