— Молодец. Отлично. Слушай, окно на границе, о котором говорил Павел Николаевич, вполне надежно. Я пользовался им дважды. Бывал в Питере, до Москвы доехать не решился. Я могу встретить и забрать их на даче у залива. Адрес у тебя уже есть. Предупреди заранее, хотя бы за неделю, через доктора Эрни. Танцуй, Федя, танцуй. Тане оставаться в Совдепии нельзя. У меня здорово развита интуиция, я кое что чувствую и знаю наперед о тех, кого сильно люблю.

Они плясали до двух, в перерывах пили суррогатный кофе, жевали соленые сухие крендели. Федор со странной легкостью освоил основные движения чечетки, хотя до этого никогда в жизни не танцевал.

До отеля «Штерн» дошли пешком за двадцать минут. Это был очень дорогой отель. Разумеется, парадная дверь оказалась запертой. Не раздумывая, Ося нажал кнопку звонка. Долго не открывали, наконец высунулось сердитое сонное лицо швейцара. Федор подумал, что их сейчас погонят в шею. Но стоило Осе назвать имя госпожи Матти, дверь распахнулась.

Пока ждали в пустом холле в мягких креслах, Ося успел сказать:

— Если тобой интересуется Радек, это нехорошо. Он темный человек. Через него идут тайные связи между большевиками и германскими наци. В девятнадцатом, ты знаешь, тут случилось нечто вроде революции, были убиты Карл Либкнехт и Роза Люксембург. Так вот, брат Либкнехта, Теодор, уверен, что Радек причастен к убийству.

Из лифта появилась очень красивая брюнетка, в кожаной куртке, подбитой соболем, в штанах, заправленных в низкие мягкие сапожки. Шею обвивал белый шелковый шарф. Ося вскочил, поцеловал ей руку. Она заговорила с ним по английски, назвала Джозефом, ласково потрепала по волосам.

У подъезда уже стоял огромный «Роллс Ройс». Ося обнял Федора и вдруг спохватился:

— Я идиот! Как ты доберешься до своего пансиона? Вот что, дай портье несколько марок, попроси вызвать для тебя таксомотор. Есть деньги? — Он полез в карман, стал совать бумажки.

«Роллс Ройс» нетерпеливо просигналил. Федор отстранил руку с купюрами.

— Ося, не нужно, денег у меня довольно, езжай, тебя ждут. Я доберусь, не волнуйся.

Ося запрыгнул на заднее сиденье, хлопнула дверца, автомобиль укатил. Федор потоптался у подъезда. Лакей успел запереть дверь и погасить свет в холле. Звонить Федор не стал, раскрыл под фонарем карту, понял, что отсюда до его пансиона не больше получаса пешком. Небо расчистилось, ветер утих. Приятно было прогуляться на прощанье по ночному Берлину. Ноги гудели после безумной Осиной чечетки, но просились опять пуститься в пляс. Он еще раз прочитал названия улиц на перекрестке и бодро зашагал в сторону Тиргардена.

Ося оказался прав. Степ отлично прочищает мозги. Федору пришла в голову вполне здравая мысль. Ленин увидит мятый листок почтовой бумаги, исписанный рукой Кобы, на этом политическая карьера «пламенного колхидца» закончится, и того, чего опасается Михаил Владимирович, о чем предупреждает доктор Эрни, вовсе не случится. Тогда не обязательно Тане уезжать. Неуклюжая государственная конструкция, называемая советской властью, скоро развалится. Россия станет нормальной, безопасной для жизни страной. Ленин понял свои ошибки и делает сейчас все, чтобы их исправить. При нем никакой тирании уже не будет, а после его смерти тем более. Кто решится взять на себя роль тирана? Троцкий? Ему надоели эти игры. На совещаниях сидит в углу, украдкой почитывает французские романы. Бухарин? Золотое дитя, этим все сказано. Каменев, Зиновьев, Рыков, Томский? Смешно! Дзержинский? Не смешно, однако тоже невозможно. Устал, болен, не имеет ни сил, ни амбиций.

«Ну, кто там у нас в сухом остатке? — спросил себя Федор. — Сам Ильич кого намечает в преемники? Да никого он не намечает! Коллегиальное правление. Эти коллеги мигом перегрызут друг другу глотки. Что будет дальше, неизвестно. Будет лучше, но не хуже, ибо хуже просто не бывает! И никуда не надо Тане уезжать. Зачем, если в России скоро все будет хорошо?»

Веселый чечеточный ритм пульсировал в нем, он шел быстро, и на каждом перекрестке ноги сами собой повторяли несколько легких па, которым научил его Ося. В зыбком свете фонарей, в предрассветной лунной дымке он видел с фотографической ясностью лицо Ленина, когда в руки ему попадет измятый листочек почтовой бумаги.

В мысленном перечне возможных кандидатов на роль тирана никакого Сталина не было. Федор вычеркнул его, уничтожил, отправил в Тифлис доучиваться в духовной семинарии. А если семинарию закрыли, пусть шьет сапоги!

К рассвету похолодало, но Федор не замечал этого. Он согрелся от быстрой ходьбы, от степа. Осталось пройти всего несколько кварталов. Уже был виден знакомый поворот, станция эсбана.

Позади раздался тихий рык мотора, фары осветили Федору кусок пути. Он не оглянулся, прибавил шагу, побежал. Голова взорвалась болью, брызнули слезы. Древние твари сигнализировали о смертельной опасности, сейчас это только усугубляло опасность, мешало бежать. Нельзя убежать от автомобиля, но можно нырнуть в темноту парка, перемахнуть парапет, спуститься по откосу к реке, спрятаться там. Вдруг не найдут?

Взвизгнули тормоза, из автомобиля выскочили сразу трое. Последнее, что он успел почувствовать, — резкий запах эфира. Это было уже лишнее, он и так потерял сознание.

Соня боялась собственного страха, и получался замкнутый круг. Она заметила, что в разговоре с Хотом слова не имели смысла. Он задавал вопросы, она на них не отвечала, но он как будто не обращал на это внимания. Ему нужны были ее эмоции, а не слова. Соня чувствовала, что он желает поговорить о результатах анализа крови, ему не терпится узнать, как сильно впечатлили ее загадочные особенности жидкости, которая течет в его жилах.

«Нет уж, этого удовольствия я ему не доставлю», — решила Соня и сказала:

— Господин Хот, я устала и хочу спать.

— Да, конечно, сию минуту все устрою, — пообещал Хот и исчез.

Она осталась одна за столом. Вокруг галдели, смеялись. Некоторые гости уже крепко напились. Пожилая полная дама пустилась в пляс, скользила между столами, извивалась и трясла бюстом. Певец, исполнитель шлягера про светофор, без стеснения целовался со своим юным другом.

Соне стало скучно и противно. Дима все не появлялся. Она запретила себе думать о нем.

«Какое мне дело? Мне никто не нужен. Господи, ну куда же он делся?»

Хот вернулся вместе с Йорубой.

— Соня, если вы устали и желаете отдохнуть, милости прошу в мой гостевой дом! Комната для вас готова.

— Спасибо за гостеприимство. Я хочу уехать, мне нужно связаться с водителем, но у меня нет телефона.

— Зачем водитель? Никуда вы не поедете, я вас не отпускаю, — Йоруба одарил ее широкой улыбкой, шутовски поклонился и убежал.

— Софи, там пурга, ехать опасно, — тихо сказал Хот.

Соня растерянно огляделась, надеясь увидеть Диму.

Не увидела. Кольт и Орлик тоже исчезли, за столом у эстрады сидела Светик и еще какие-то незнакомые люди.

— Я хочу уехать, — упрямо и безнадежно повторила Соня.

— Вы останетесь здесь.

— Почему?

— Я уже объяснил вам, Софи. Там пурга, она усиливается с каждой минутой. Штормовой ветер. Ехать опасно, и никто вас не пустит.

«Главное — уйти из этого зала, подальше от пьяных рож, от внимательных студенистых глаз Хота», — решила Соня и спокойно произнесла:

— Мои вещи в машине.

— Софья Дмитриевна, все уже в вашей комнате, — прозвучал позади нее вкрадчивый мягкий мужской голос.

Она оглянулась. У нее за спиной стоял смуглый голубоглазый красавец лет тридцати, гипертрофированно мужественный, с широкими черными бровями и остриженными под бобрик светлыми волосами.

«Забрали вещи из машины. А куда дели Фазиля?» — подумала Соня.

— Вашего водителя отправили в город, — сказал Хот. — Познакомьтесь, это Никита, он проводит вас в гостевой дом. Спокойной ночи, Софи.

— Погодите, как же отправили водителя в пургу? — спросила Соня. — Вы сказали, что ехать опасно.

— Он отчалил пару часов назад, пурга началась позже, — объяснил красавец.