– Да с одним сокурсником, – как можно небрежней произнесла Ника, – ты его вряд ли помнишь.

– Ну почему? Всех твоих сокурсников, с которыми у тебя сохранились теплые отношения, я отлично помню. Так с кем же у тебя свидание?

«Нельзя называть имя… но и врать тоже нельзя. Он запросто узнает… Он приставил ко мне своих качков потому, что поймал на лжи. Вполне возможно, домашний телефон прослушивается… Господи, ну что же это такое?» – с тоской подумала Ника и ласково проворковала в трубку:

– Ой, Гришенька, хороший мой, я же опаздываю, я дико опаздываю. Неудобно. Целую тебя.

Она никогда не ворковала, не говорила мяукающим, хныкающим тоном «капризной киски». Это был не ее стиль. А сейчас сфальшивила. И самой стало противно до тошноты.

– Подожди, мы не закончили, – в его голосе послышались неприятные нотки, – садись в машину, Ника. Опаздывать действительно нехорошо, но мы договорим по дороге. Так с кем же у тебя свидание?

– Ты же знаешь, я не могу разговаривать по телефону за рулем.

– Садись к ребятам.

«Он знает, с кем я встречаюсь и где, он знает, о чем мы будем говорить с Петюней, и вполне возможно, сегодня к вечеру ему уже передадут по факсу распечатку кассеты с записью разговора. Я что, думаю, это он, мой муж, мой Гришаня, заказал Никитку? Я правда так думаю? Я поверила гнусной анонимке?» – все это молнией пронеслось в голове, и уже совсем спокойно, без всякого фальшивого воркования и дрожи в голосе, она сказала:

– Да, Гришенька. Я, пожалуй, сяду в машину к ребятам. А мою кто-нибудь из них отгонит в гараж. Я встречаюсь в баре с Петюней Лукьяновым. Помнишь его?

– Конечно. Это тот, который стал патологоанатомом?

– Да. Так вот, мне захочется выпить в баре, и твои ребята очень кстати. Извини, что вспылила. Просто я еще не привыкла к роли губернаторши и жутко устала. В общем, ты сам понимаешь. Я тебя очень люблю, Гришенька.

– Я тебя тоже люблю, девочка. Будь умницей. Не нервничай и береги себя.

Она ждала, что он спросит про Зинулю. Но он не спросил, а произнести самой: «Да, кстати, я забыла тебе сказать…», почему-то не было сил. Язык не повернулся. Она забрала из «Тойоты» свою сумку, уселась на заднее сидение «Мерседеса» и ласково улыбнулась Стасику с Костиком.

– К «Американскому бару» на Маяковке. Если можно, быстрее. Пусть один из вас, ребята, отгонит мою машину в гараж.

Капитану Леонтьеву хотелось еще раз, уже спокойно и основательно, побеседовать с хозяйкой сгоревшей квартиры. Первый их разговор был коротким и совершенно несодержательным.

На следующий день после пожара Резникова Зинаида Романовна примчалась из Питера ночной «Стрелой» и опознала обгоревшее тело друга юности без колебаний. На вопрос, почему Ракитин Никита Юрьевич, имея собственную трехкомнатную квартиру в центре Москвы, переселился к ней в конурку гостиничного типа, Резникова менторским тоном сообщила, что у творческой личности бывают такие периоды, когда необходимо сменить обстановку, и количество комнат, а также прочие коммунальные мелочи при этом значения не имеют.

Такое объяснение всех устроило. Ну чего там, несчастный случай, стоит ли вдаваться в подробности? Кто их разберет, писателей, они народ такой… с придурью. Все хотели поскорее отделаться от бессмысленной, но обязательной рутины.

Сейчас капитану не терпелось поговорить с Резниковой. А она исчезла. Нельзя сказать, чтобы капитан сбился с ног, разыскивая свидетельницу, которая была едва ли не самой важной в не существующем пока что деле. Он связался с матерью Зинаиды Романовны, отправил человека в Сокольники и на Арбат.

Мать сообщила, что понятия не имеет, где загуляло беспутное великовозрастное дитя. В пельменной в Сокольниках сказали, что судомойка Резникова в отпуске за свой счет и когда появится на работе, неизвестно. На Арбате, где Зинаида Романовна иногда продавала свои картины, ее не видели с прошлой среды.

Впрочем, кроме Резниковой были еще свидетели, которые никуда не пропадали. Например, бывшая жена, бывшая няня, имелись еще и друзья-знакомые, адреса которых предстояло выяснить. И наконец, надо было вплотную заниматься поисками Сливко, главного героя трагических событий. «А Резникова появится, – решил капитан, – ну куда ей деться? Да и зачем? Может, укатила назад, в Питер? Может, просто загуляла с горя? Незамужняя, бездетная свободная художница, постаревшая хиппарочка образца семидесятых…»

Звякнул внутренний телефон.

– Давай, Андрюша, на ковер ко мне, быстренько, – услышал капитан голос своего непосредственного начальника подполковника Саидова.

Формулировка «на ковер, быстренько» не предвещала ничего хорошего. Подполковник Саидов Анвар Саидович особенной начальственной вредностью не отличался и подчиненных своих по пустякам не дергал. Дружелюбный, компанейский азербайджанец московского происхождения, он крутился, как умел, в сложном мире мафиозно-милицейских отношений. Все знали, что грехов за ним много, но не больше той допустимой нормы, которая соответствует служебному положению.

Взятки Анвар Саидович брал осторожно и с умом, своих соотечественников, занятых сомнительным бизнесом, покрывал, конечно, но старался делать это тактично и умеренно. Подчиненных, окружных сыскарей, никогда понапрасну не обижал. В общем, Анвар Саидович был хорошим человеком и терпимым начальником.

Сочный пятидесятилетний толстяк с шикарной белоснежной шевелюрой и смоляными брежневскими бровями, Саидов восседал в кресле, как султан на троне. Злые языки утверждали, что подполковник подсинивает свою роскошную седину специальными оттеночными шампунями.

На этот раз Саидов был хмур и официален. У капитана окончательно испортилось настроение.

– Заходите, товарищ Леонтьев. Я вижу, у вас появилось много свободного времени? – не глядя на капитана, не предлагая ему сесть, произнес Анвар Саидович и загасил резким жестом только что закуренную сигарету. – Частным сыском решили заняться?

– Что вы имеете в виду?

– Сам знаешь. Садись, не маячь. Ты зачем в издательство ходил? Куда ты вообще лезешь, Андрюша? Капитан уселся и закурил.

– Анвар Саидович, я занимаюсь делом о незаконном хранении оружия. У меня в розыске Сливко Антон Евгеньевич, осужденный за убийство…

– Молчи и слушай меня! – Саидов хлопнул ладонью по столу. – Слушай и не перебивай. Оружие и наркотики у кого нашли? У этой, как ее? – Саидов болезненно поморщился. Судя по всему, он перед вызовом капитана с документами по делу ознакомился тщательно, однако память на фамилии у подполковника всегда была скверная.

– У Кудияровой, – подсказал капитан.

– Правильно. У Кудияровой. Ну и на хрен тебе сдался этот Сливко? Не было никакого Сливко. Бред у старой нимфоманки. Она сумасшедшая, стоит на учете. Оружие и наркотики уже конфискованы. Посадить психованную бабку мы всегда успеем. Что ты суетишься, Леонтьев?

– Анвар Саидович, а как быть с пальцами? Отпечатки на банке с наркотиками соответствуют по дактилоскопической формуле отпечаткам Сливко Антона Евгеньевича, осужденного за убийство…

– Пятнадцать лет назад, – напомнил Саидов, – осужденного и честно отбывшего наказание.

– Да, конечно. Но он исчез.

– А откуда ты знаешь, что он существует? Со старухиных слов? Может, помер давно твой Сливко, а психованной бабке во сне привиделся.

– Отпечатки на банке с наркотиками тоже привиделись? – мрачно поинтересовался капитан.

– Слушай, ты мне здесь дурочку не валяй! Ты скажи мне прямо, Леонтьев, зачем тебе это надо? – Я считаю, что Ракитин Никита Юрьевич мог быть убит. Несчастный случай похож на инсценировку, выполненную профессионалом. И профессионал этот, вполне вероятно, Сливко Антон Евгеньевич.

– Ну и считай себе на здоровье, – тяжело вздохнул Саидов.

– Виноват, товарищ подполковник?

– Вот то, что виноват, это точно. И мне за тебя, Леонтьев, сегодня здорово намылили шею. Ну кто тебя просил лезть в издательство?

– Что значит – лезть? Я счел необходимым побеседовать с сотрудником издательства, в котором печатались книги потерпевшего. В порядке сбора оперативной информации.