Она шла и что-то бормотала. Странник, поравнявшись с ней, услышал тихую матерную брань. Она разговаривала сама с собой, матом. Она ворчала, что не осталось ни одной иглы. Надо шприцы покупать. Эта зараза могла бы бесплатно иголочки выдавать постоянной клиентуре, но нет, удавится, сволочь, не даст, таким, как она, в лом даже пернуть бесплатно, теперь вот приходится пилить до аптеки.

Самка думала матом, вся пропитана была грязью, и ангел в ней уже погиб. Задохнулся. Но как же долго он плакал, как ему пришлось страдать. И никто не явился спасти его. Странник ясно слышал посмертное эхо ангельского плача. Не существовало ни в этом мире, ни в мире теней звука жалобней и безнадежней.

Странник оглянулся, увидел ее лицо. Нет, она не подросток. Лет девятнадцать, двадцать. Наркотики, алкоголь, разврат стремительно сжигали последние блестки привлекательности. Глаза и губы накрашены кое-как. Волос почти не осталось. Она заметила его взгляд и улыбнулась. Во рту не хватало зубов. Эхо посмертного плача звучало все настойчивей. Уничтожить ее? Она и так живой труп. Наказать, отомстить за погибшего в ней ангела?

Он сбавил шаг, он не хотел потерять ее из виду. Ему следовало принять решение. Жалобный плач не затихал, наоборот, становился все отчетливей, и Странник стал сомневаться, правда ли это посмертное эхо? Вдруг ангел жив? Вдруг дитя еще играет над пропастью, на самом краю, за мгновение до гибели?

Ему показалось, что у него быстро пульсируют барабанные перепонки и голова сейчас лопнет. Так-так-так. Тикает часовой механизм. Он не сразу понял, что эта пульсация не внутри него, а снаружи. Звук быстрых шагов за спиной, мягкий топот детских ног.

– Мама! Мамочка!

Мальчик, совсем маленький, лет четырех, не больше, бежал к самке гоминида. Она остановилась, оглянулась. Ни удивления, ни испуга не выразило ее отечное лицо. Из всех возможных эмоций только легкая, спокойная досада.

– Петюня, ты чего, блин? Иди домой, простудишься.

– Мама, пошли, пошли вместе. – Мальчик схватил ее за рукав, потянул так резко, что она едва удержалась на своих каблучищах.

– Куда вместе? Пусти! Мне в аптеку надо, короче, за лекарством. Петька, да отцепись ты, блин!

– Мама, там Людка плачет, дядя Коля, он ее…

– Молчи! Что орешь на всю улицу? – Она сильно шлепнула его ладонью по губам.

Странник заметил пятна черного лака на ее ногтях. Мальчик завертел головой, всхлипнул. Она убрала руку.

– Мама, пойдем домой, прогони этого Кольку, не бери у него денег, прогони его! Он злой, плохой! Прогони! – Ребенок говорил громким шепотом и по-взрослому косился на Странника, который застыл возле них.

– Мужчина, короче, все в порядке, чего, блин, встал, деловой такой? – Самка добродушно ощерилась.

– Мама, пошли скорей, Людка там одна с ним, ну, пошли! – хныкал ребенок.

– Беги, Петюня, я только в аптеку и сразу вернусь, ты понял? Беги, блин, я сказала!

– А Людка?

– Он, это, короче, так играет с ней, понял, нет? Играет.

Она легонько подтолкнула его. Мальчик побежал назад, в подвортню.

– Помоги, спаси меня! – кричал ангел.

Прямо напротив светилась бело-зеленая ослепительная вывеска: «Аптека 24 часа». Странник, не задумываясь, направился туда.

Ему надо купить детское масло после купания «Беби дрим». Самке гоминидихе нужны шприцы. Наркотики она уже купила. Некий Колька дал ей денег, и за это она оставила в полное его распоряжение своих детей.

– Помоги, спаси нас! – надрывались голоса ангелов, уже не одного, а двух. Маленькие дети подбежали к самому краю пропасти, и нельзя было медлить.

Тусовка – высшая форма жизни. Концерт в ночном клубе поднял Вазелину настроение, прочистил мозги. Деньги, конечно, небольшие, зато успех гарантирован. Публика вся его. Люди, которые балуются травкой, общаются в Интернете, презирают слюнявые обывательские ценности, обожают все, что круто и прикольно. Поколение Next. Хотя возраст тут ни при чем. Главное – абсолютная внутренняя свобода.

Эстрада размещалась внизу. Зрители сверху, на стилизованных строительных лесах. Там стояли столики. Официанты бегали по шатким деревянным лестницам, разносили спиртное, кофе, сухарики и чипсы. Кто-то сидел перед раскрытым ноутбуком, кто-то читал книжку или журнал, кто-то извивался и ломался в танце. Но большинство слушало Вазелина. Публика гроздьями перевешивалась через перила, стекала вниз по лестницам, поближе к эстраде. Многие подпевали, покачиваясь, закрывали глаза. Пахло потом, парфюмом и марихуаной.

Вазелин спел несколько старых хитов, получил свою порцию воплей, свиста, аплодисментов. Разгоряченные, обкуренные девочки бросались к нему на шею. Он целовал каждую в щечку, смеялся. Наташа ревниво крутилась рядом. Разумеется, ревность ее ничего не значила. Она отлично это понимала и старалась сдерживать свои дурацкие чувства.

– Какой ты классный, Вазелин! Я тебя обожаю! – Незнакомая красоточка лет пятнадцати обхватила его за шею и не отпускала. У нее были гладкие золотые волосы до пояса. Огромные глаза казались совершенно черными из-за расширенных зрачков. Высокая, почти одного с ним роста, она ничего не весила. Талию можно было обхватить пальцами.

– Ты гений, я вся твоя! – бормотала она, прижимаясь к нему всеми своими хрупкими косточками. – Ну же, поцелуй меня! Вазелинчик, я от тебя балдею!

Краем глаза он заметил несколько фотовспышек. Отлично. Концерт должен попасть на страницы светской хроники. Пусть все видят, как его любят девочки, какой он плейбой и супермен.

Он чмокнул белокурую худышку в лоб, осторожно отцепил ее руки. Конечно, она хороша, готова на все и вполне в его вкусе. Но у него другие планы. Поверх ее золотой макушки он беспокойно шарил взглядом по залу. Среди множества девичьих лиц ему то и дело мерещилось одно, совсем детское. Голубые круглые глаза, каштановые волосы, заплетенные в косички-дреды. Тонкая цыплячья шейка.

– Ее нет, – тихо сказала Наташа, помогая ему высвободиться из объятий золотоволосой обкуренной красотки.

– Кого? – спросил он шепотом.

– Да ладно тебе, – Наташа грустно усмехнулась, – я все знаю.

Разговаривать было трудно. Из динамиков гремел тяжелый рок, громко щебетали поклонницы. Вазелин взял Наташу за руку и быстро поволок к выходу.

– Ну? – спросил он, когда они оказались в фойе, у стойки охранника.

– Не понимаю, что ты так завелся? – Наташа дернула плечом.

– Кто завелся? Я? По-моему, это ты не в себе. Со мной как раз все в порядке.

«А ведь она просто так не отвяжется, – подумал он с тоской и раздражением, – начнет ныть, упрекать. Может нагадить напоследок. Впрочем, что я мучаюсь? Как будет, так и будет. Только бы малышка Женечка не выкинула какой-нибудь фортель. Почему ее сейчас нет? Ведь обещала. Папа не разрешил?»

– Что с тобой? Успокойся! – упрямо повторяла Наташа и заглядывала ему в глаза.

– Отстань! – тихо взревел он и покосился на какого-то незнакомого парня, который курил возле туалета.

Наташа взяла Вазелина за плечи и повернула лицом к зеркалу.

– Посмотри на себя!

В резком люминесцентном свете лицо его казалось бледным до синевы и все было покрыто жуткими красными пятнами. Лоб блестел от пота. Волосы, слегка смазанные гелем, встали дыбом.

– Что это? Экзема? – испугался он.

– Всего лишь помада, – Наташа достала бумажный платок, – меньше надо целоваться с девочками. Кстати, статья 134. Половое сношение с лицом, заведомо не достигшим четырнадцатилетнего возраста, наказывается лишением свободы на срок до четырех лет. А ей, насколько мне известно, совсем недавно исполнилось пятнадцать. И сношался ты с ней еще до дня рождения. Так что твое счастье, что ее здесь нет. Здоровее будешь.

– Что ты болтаешь, идиотка! – крикнул он так громко, что дремавший охранник встрепенулся, открыл глаза, а незнакомый парень застыл и удивленно шевельнул бровями.

– Не ори. Ты прекрасно понимаешь, о ком и о чем я говорю. Конечно, я идиотка и для тебя ничего не значу. Но учти, вторую такую идиотку найти будет сложно.