Ворочаясь с боку на бок, промучившись в беспричинной потной панике лучшую половину ночи, Егор Баринов задремал под утро и проснулся от пронзительного телефонного звонка.

— Спишь? — спросил знакомый насмешливый голос. — Встретиться надо. Через час жду тебя в офисе.

Егор Николаевич посмотрел на часы. Надо же, всего семь утра.

— Но… у меня дела. Давай вечером.

— Подождут твои дела. Я сказал — срочно.

В трубке раздались гудки отбоя. У Егора Николаевича от напряжения заныл затылок. Никаких дел в воскресенье с утра у него не было, он соврал, чтобы понять, насколько важен и опасен предстоящий разговор. Ответ собеседника не оставлял иллюзий. Разговор важен и опасен. Что-то произошло.

Он сделал несколько обычных гимнастических упражнений, с которых всегда начинал день, уселся на тренажер, вяло покрутил педали. Но затылок ныл нестерпимо.

Что-то произошло. Просто так, без повода Валера Лунек не стал бы звонить в такую рань и разговаривать тоном, не терпящим возражений. Лунек — вор в законе, но хамом никогда не был.

Кофе без кофеина показался совершенно безвкусным. Две таблетки американского аспирина сняли боль в затылке, но тяжесть осталась, как бы перевалила из головы в душу. Садясь за руль своего красивого «Мерседеса», Егор Николаевич приказал себе успокоиться и расслабиться.

То, что Лунек именовал «офисом», представляло собой трехэтажный особняк, выстроенный неподалеку от парка Сокольники в псевдорусском стиле. От тихого грязноватого переулка особняк был отгорожен глухим бетонным забором. Никакой вывески, две видеокамеры, будка охраны. Когда перед «Мерседесом» Егора Николаевича бесшумно разъехались стальные ворота, он мысленно пожелал себе ни пуха ни пера и тут же самого себя послал к черту.

Лунек встретил его небрежным кивком.

— Плохо выглядишь, Егор Николаич. Небось ночами не спишь? — спросил Валера со своей обычной ухмылочкой. — Молодым мяском балуешься?

Сам Лунек выглядел отлично. Подтянутый, свежий, гладко выбритый, он сидел в глубоком кожаном, кресле и потягивал апельсиновый сок прямо из пакета, через соломинку.

— Ну что ты, Валерик, какое молодое мяско? Годы не те, девушки меня давно не любят. — Баринов попытался с самого начала придать разговору этакий игриво-приятельский тон, но улыбка получалась натянутой, голос звучал сипло, глухо.

— Ладно, не прибедняйся, — сказал Лунек и уставился на Баринова своими холодными серо-желтыми глазами, — знаем мы, какие твои годы. И насчет девушек тоже знаем.

— А, так ты меня в такую рань пригласил, чтобы о девушках поговорить? — спросил Егор Николаевич и подмигнул для пущей раскованности.

Но сердце его при этом неприятно ухнуло.

— И о них тоже, — кивнул Лунек, — слушай, я тут, кстати, узнал смешную новость. У тебя, оказывается, была любовь с женой Глеба Калашникова? Наш пострел везде поспел.

«Ерунда какая-то, — раздраженно подумал Баринов, — выдергивать меня с утра, чтобы обсуждать мои романы восьмилетней давности? Бред! Интересно, куда он клонит?»

— О Господи, Валера, ты еще раскопай, с кем у меня была любовь на первом курсе института.

— Надо будет — раскопаю. — Серо-желтые, глаза впивались в лицо Егора Николаевича.

Баринов мужественно выдержал прямой жесткий взгляд вора в законе, но про себя отметил, что это, вероятно, значительно вредней любого рентгеновского облучения — когда вот так на тебя смотрят.

— Слушай, Валер, я не пойму, куда ты клонишь. Мы же с тобой не дети, чтобы в угадайку играть, — сказал он, удобно раскидываясь в мягком кресле. — Говори по делу. Не тяни.

— Ох, я смотрю, ты деловой стал, — прищурился Дунек, — прямо спасу нет, какой деловой. Киллеров нанимаешь без разрешения. Хреновый, кстати, киллер. Уже засветился перед ментовкой. Ты небось пожадничал, как всегда?

— Не понял, — выдохнул Баринов, стирая с лица расслабленную улыбку, — какой киллер?

— Ну здрассти-приехали. — Валера выразительно развел руками. — Глеб Калашников небось твоя работа? Ты не стесняйся, здесь все свои.

— Что, Калашникова убили? — спросил Баринов и почувствовал, как предательски задергался правый глаз.

— Ну вот, даже не потрудился узнать, выполнен ли заказ, — покачал головой Лунек, — совсем ты, брат, заработался на своем ответственном государственном посту.

— Подожди, ты что, серьезно думаешь, я заказал Калашникова?

— Ну а кто же?

— Зачем мне?

Баринов бросил курить пять лет назад, но сейчас рука машинально потянулась к пачке «Кэмела», валявшейся на журнальном столе.

— Это уже другой разговор, — удовлетворенно хмыкнул Лунек, — вот ты и расскажи зачем? А я послушаю.

— Я не заказывал. — Баринов щелкнул зажигалкой и жадно затянулся.

Сигарета была слишком крепкой. Голова закружилась, и затошнило. Он тут же загасил ее и попытался успокоить дрожащие руки.

— Был у тебя разговор с Калашниковым месяц назад? Отвечай — да или нет?

— Был… — Он просил тебя оформить для «Ассоциации свободного кино» статус культурной организации без права коммерческой деятельности?

— Валера, но я… — Да или нет?

— Да. Но я отказал ему в мягкой форме. Я ему объяснил по-хорошему, что не могу так рисковать. Там ведь нет никакого кино, сплошная коммерция. Культурой и не пахнет. Они хотят крутить свои дела и не платить налоги. Я не могу… Так и слететь недолго. Ты знаешь, как сейчас строго с налогами.

— Много говоришь, — поморщился Лунек, — ты, когда нервничаешь, всегда слишком много говоришь. Глеб обращался к тебе потом еще раз с этой просьбой? Да или нет?

— Нет.

— А почему же ты все-таки пробил безналоговый статус? Решил рискнуть от чувств? Вспомнил, как с Катей крутил любовь?

— Меня попросил об этом еще один человек — Кто?

— Сверху, — Баринов выразительно поднял глаза к потолку, — с самого верху распоряжение пришло.

— Интересно получается, Егор Николаич, очень интересно. Что же, Глеб в обход тебя к президенту на прием попал? — хохотнул Лунек. — Ты ври, да не завирайся.

— Да при чем здесь Глеб? Насколько я знаю, разговор об этом завел генерал-майор Уфимцев. И вообще, я не понимаю, почему тебе пришла в голову такая глупость, что я мог заказать Калашникова? С какого бодуна?

«Ассоциация свободного кино» занималась в основном конкурсами красоты, рекламными клипами, отсмотром и подбором девочек и мальчиков для стриптиза. Действительно, сплошная коммерция и никакого кино. Причем коммерция весьма двусмысленная. Однако у Калашникова-старшего с заместителем министра давние теплые отношения. Генерал мог и не поинтересоваться подробностями.

Лунек отлично знал, что подобные разговоры иногда происходят на банно-теннисном уровне. Просто к слову пришлось, посетовал народный артист народному генералу: мол, чиновники дышать не дают, задавили налогами. Потому и нет в России настоящего некоммерческого кино, что заели бюрократы. А генерал, в свою очередь, при таком же непринужденном разговоре на теннисном корте замолвил словечко президенту, сославшись на всеми уважаемого и любимого Константина Калашникова. И получилась такая цепочка, проверить которую от начала до конца невозможно.

Но и верить на слово Баринову тоже нельзя. Слишком уж он бледный сидит, ручки трясутся. Может, он прямо сейчас эту хитрую цепочку и выдумал? Вон, аж вспотел от натуги. А про кассету, стало быть, ничего не знает?

— И не дрогнула у тебя рука посодействовать грязной коммерции? А как же высокая культура? Где твои принципы? Объяснил бы господину президенту, чем на самом деле занимается эта долбаная ассоциация. Или, может, Глеб тебя хорошо припугнул? Он ведь большой был специалист по девочкам. И по кино, кстати, тоже.

Намек никакой определенной реакции не вызвал. Валера не решил еще, стоит ли выдавать сейчас главный аргумент. Если Баринов пока не знает о кассете, так, может, придержать этот козырь про запас?

— При чем здесь девочки? — судорожно сглотнув, спросил Баринов.

Валера только сейчас заметил, что у советника президента подергивается правое веко.