Прежде чем вытащить конверт с фотографиями, Мишаня допил залпом свой остывший чай, закурил и только потом разложил перед Пашей веером несколько цветных снимков с женскими лицами.

Паша с первого взгляда узнал знакомую молодого авторитета Лиханова Андрея Игоревича, главаря небольшой, но крепкой ясеневской группировки, известного под кличкой Лопата. Из шести снимков он выбрал два. На обоих была заснята в разных ракурсах Регина Валентиновна Градская.

Он не сорвался в прямом эфире. Он был обаятелен, остроумен, уверен в себе. Никакой нервозности, прямо-таки воплощение здоровья и спокойствия. Регине даже показалось, что сквозь экран телевизора она чувствует тонкий, едва уловимый запах, которым пропитался пиджак ее мужа, запах чужих духов.

Она знала, что он отменил на сегодня все, что мог отменить. Он взял из гаража опять все тот же старый черный «Мерседес» и выехал из дома в одиннадцать утра, не сказав ни слова. Целый день ему звонили, кто-то важный и нужный разыскивал.

Она не знала, что сказать, впервые за годы, прожитые вместе, она не могла ответить, где ее муж. Конечно, она врала что-то, придумывала более или менее серьезные отговорки — в зависимости от важности отмененной или сорванной встречи.

Она автоматически прикрывала его. Вернее, не его, а их дело, которое не терпело ни дня, ни часа отсрочки. Какие-то вопросы Регина могла решить сама, и она решала. Но многое, очень многое без Волкова не решалось. Он нужен был сам, собственной персоной — не так Регине, как концерну. А важнее концерна не было ничего на свете.

Она ни разу не набрала номер его сотового телефона. Но те, кто разыскивал его дома, говорили ей, что сотовый не отвечает. Она раньше времени отпустила домой горничную, которая косилась на нее с любопытством, вылизывая огромную квартиру и краем уха прислушиваясь к Регининому телефонному вранью.

Передача давно кончилась, был десятый час, шли вечерние новости по ОРТ. И тут Регина заметила, что все время теребит в руках черную кожаную перчатку, ту, которую нашла в «Мерседесе». Вот откуда этот запах, такой знакомый и чужой.

Регина отлично разбиралась в духах. Духи, которыми пользуется женщина, могут многое рассказать о ней, значительно больше, чем она сама того хочет. Теплые, холодные, сладкие, горьковатые, на разной коже они пахнут по-разному, могут быть приторно-навязчивыми, бесстыдными, а могут создать ауру загадочности и недоступности. Духи говорят о том, какой хочет казаться женщина, какой она себя видит, насколько сильно себя любит, комплексует ли по поводу своей внешности или уверена в том, что неотразима.

Регина, если бы захотела, могла бы написать фундаментальный труд под названием «Психология запахов». Но все недосуг было.

Теперь она знала, что всю оставшуюся жизнь будет чувствовать отвращение к легким и нежным духам «Мисс Диор». Теплый, ненавязчивый запах с оттенком теплого сандалового Дерева… Так пахла перчатка, которую она теребила в руках. Этот запах витал в салоне черного «Мерседеса». В нем не было ничего зазывного и наглого. Сегодня, когда вернется ее муж — если он вернется, от его пиджака будет исходить именно этот мягкий, ненавязчивый аромат.

— Что значит «если вернется»? — произнесла она вслух, громко и внятно. — Куда он денется? Он, конечно, свихнулся, но не до такой же степени!

Она оказалась права — как всегда. В половине одиннадцатого вечера он вернулся. Небрежно чмокнув ее в подставленную для поцелуя щеку и отказавшись от ужина, он прошел к себе в кабинет. От пиджака, который он не глядя скинул по дороге на кресло в гостиной, действительно пахло духами «Мисс Диор».

Подождав минут десять, она осторожно приоткрыла дверь кабинета. Он лежал на диване, в брюках и расстегнутой рубашке. Лежал и смотрел в потолок.

— Устал? — спросила она, подходя и присаживаясь рядом с ним на диван.

— Да, немного, — ответил он, не глядя на нее.

— Знаешь, было много звонков, я наврала с три короба, — она стала рассказывать о звонках, делах, о проблемах, которые решила за него и без него.

Он отвечал односложно: «Да, нет, правильно, надо подумать…» И продолжал глядеть в потолок.

— Да, я смотрела твой прямой эфир. Все прошло отлично. Ты сейчас действительно в очень хорошей форме. Как ты думаешь, с чем это связано?

— А почему это должно быть с чем-то связано? — спросил он спокойно. — Я что, все еще безнадежно болен и мне требуется постоянное медицинское вмешательство, чтобы быть в хорошей форме?

— Нет, Венечка, ты здоров, — она весело рассмеялась и потрепала его по колючей щеке, — ты вообще у меня молодец. В последнее время нам так много приходилось работать, ты и дня не мог прожить без сеанса. Я ведь тоже сильно выматываюсь, когда мы так работаем. Поэтому я очень рада, что сейчас могу расслабиться и не волноваться за тебя.

— Да, Регина. Ты можешь расслабиться и не волноваться. Вся эта возня со скандалом в «Витязе» закончилась. Я теперь в полном порядке. Знаешь, я, пожалуй, выпью чаю.

Он резко встал с дивана и отправился на кухню.

— Да, я забыла тебе сказать, — она включила электрический чайник и поставила на стол две чашки, — кто-то потерял перчатку в салоне «Мерседеса». Наверное, надо вернуть. Она лежит на журнальном столике в гостиной, черная, кожаная, маленького размера. Ты помнишь, кого ты подвозил вчера?

— Да, — кивнул он, — я помню. Я верну перчатку.

— У Полянской очень тонкие руки, — сказала она. Он вскинул на нее свои светлые, почти прозрачные глаза и, помолчав минуту, тихо произнес:

— Регина, если хоть один волос упадет с головы этой женщины, я убью тебя.

— Ого! — весело рассмеялась она в ответ. — Даже так?

— Я тебя предупредил. — Он встал из-за стола, достал с полки пачку с пакетиками чая «Липтон», не спеша распечатал, опустив в обе чашки по пакетику, залил кипятком.

Регина внимательно наблюдала за его руками. Они не дрожали, были уверенными и спокойными. Она поймала себя на том, что ей хочется, чтобы рука его дрогнула и кипяток из чайника попал на кожу, чтобы он вскрикнул от боли.

— Веня, Веня, — она покачала головой, — неужели ты веришь, что эта добропорядочная ментовская жена действительно разделяет твои нежные чувства? Она просто боится тебя. Могу поспорить на что угодно, у вас еще не было ничего и не будет. Она морочит тебе голову и не собирается изменять своему полковнику. Поверь мне, я сейчас говорю не как воя жена, а как психиатр с двадцатипятилетним опытом работы, как твой партнер и друг.

Он сидел, молча уставившись в свою чашку.

— Ты молчишь потому, что тебе нечего возразить. Ты понимаешь, что я права. Тебе не пришлось пережить первую юношескую любовь. Мы с тобой знаем почему. И теперь, в сорок, ты спохватился, ты решил, что жизнь проходит, а настоящего чувства нет. Сейчас тебе кажется, что мир перевернулся. Ты встретил женщину, к которой когда-то, четырнадцать лет назад, тебя тянуло со страшной силой. Это был не твой голод, не болезнь, а здоровое мужское чувство. Полянская не изменилась за эти годы. Она молода и хороша собой. Да, Веня, я признаю, что Полянская — очень красивая женщина. В ней есть то, чего нет во мне и в бесчисленных стандартных кралях, которые работают в нашем бизнесе. В ней есть порода и благородство. Тебе сейчас кажется, что всю жизнь тебя окружали говорящие куклы и только от этой женщины исходит живое тепло. Заметь, я говорю об этом спокойно. Я слишком люблю тебя, чтобы ревновать. Я не устраиваю сцен, не поливаю ее грязью. Я не против вашего романа. В конце концов, идеально верных мужей не бывает. Но партнеры должны хранить друг другу монашескую верность. Иначе страдает дело. И романа не будет, Веня. Полянская тебя не любит. Она врет тебе.

Голос Регины становился все глубже, она не отрываясь смотрела на мужа. Ее разумный монолог плавно переходил в сеанс мощного гипноза.

— Полянская врет тебе, ты ей не нужен. Она смеется над тобой. Ты успокоишься и поймешь, что есть только я, ни одна другая женщина для тебя не существует. Только мне ты можешь верить, больше никому. Она чужая тебе, она твой враг. Есть только мой голос, это мост над бездной, это лунная светящаяся дорога, по которой ты идешь, спокойно и уверенно. Только со мной ты можешь не бояться…