Лена рассказала майору о Синицыных, о Мите и Кате. Она излагала только известные ей факты, оставляя в стороне собственные догадки и домыслы.

Майор слушал молча и напряженно, пару раз черкнул что-то в своем блокноте, но протокольную запись не вел. Он стал писать только тогда, когда Лена перешла к истории со странной фальшивой докторшей. Вот тут он зафиксировал в протоколе все — от слова до слова.

— Вас только докторша заинтересовала во всей этой истории? — спросила Лена, закончив свой рассказ. — Я так и знала…

— Елена Николаевна, — вздохнул майор, — смерть супругов Синицыных — это как-то очень уж далеко. Не вижу связи.

— Но вы хотя бы проверьте. У вас ведь есть такая возможность.

— Не знаю, не знаю…

Майор закурил, Лена тоже вытянула сигарету из своей пачки.

— У меня есть к вам одна просьба, — тихо сказала она, — завтра утром я отправляю дочь вместе с соседкой, которая у нас за бабушку и за няню, в дом отдыха «Истра» на Истринском водохранилище. Я узнавала, там отличная охранная служба. Вы не могли бы связаться с ними, с тамошней охраной, чтобы они…

— Да, я вас понял, — перебил майор, — я сделаю все необходимое. А у вас у самой какие планы на ближайшее время?

— Я должна поехать в Сибирь, сопровождать американского профессора в качестве переводчика-консультанта. — Она улыбнулась. — Деньги буду зарабатывать на хороший летний отдых. Очень хочется вывезти ребенка на море.

— И надолго вы уедете?

— На десять дней. Американец прилетает сегодня поздно вечером. А потом мы летим в Тюмень.

— Я дам вам номер, — сказал майор, — вы позванивайте иногда из Сибири. У нас могут появиться вопросы к вам. А связь односторонняя. Хорошо?

— Да, конечно. Только вы уж, в свою очередь, мужа моего из Лондона не выдергивайте раньше срока. Он впервые за границей. А весь его отдел сейчас на месте, вы можете обратиться к Сичкину Михаилу Ивановичу, впрочем, что я вас учу? Сами разберетесь. Только Сережу не трогайте, не пугайте, ладно? Ему осталась-то там всего неделя.

— Ладно, Елена Николаевна, — улыбнулся майор, — я обещаю, что с мужем вашим мы не станем связываться до его возвращения. Вы в общем-то правы, в этом нет серьезной необходимости. И в том вы правы, что отправляете ребенка в Дом отдыха и сами уезжаете из Москвы. Хотя все это было запланировано раньше, не сегодня.

— Да, конечно.

— А получилось очень кстати.

Когда майор ушел, Лена позвонила Мишане Сичкину на службу.

— Его нет, — ответили ей, — а кто спрашивает?

— Это Полянская. — Здравствуйте, Елена Николаевна. Загрипповал Сичкин, бюллетенит второй день.

Лена тут же перезвонила Мишане домой. Голос у него был совсем сиплый.

— Только не рассказывай мне, что к тебе приходил фальшивый электрик или сантехник, что ты обнаружила «хвост», как Штирлиц, и что жена того гитариста тоже повесилась, — попросил он жалобно.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Лена в ответ.

— Отвратительно. Сбиваю температуру всякими «упсами».

— Смотри, желудок испортишь. Скажи Ксюше, чтобы она тебя водкой растирала.

— Водку я лучше внутрь приму, — пробурчал Мишаня.

— Да уж, с аспиринами и панадолами это отлично сочетается. То же мне, алкоголик.

— Ладно, миссис доктор, про грипп и водку мы потом поговорим. Что у тебя случилось, выкладывай.

— Коляска у нас взорвалась сегодня. В пакет с Лизиными ботинками подложили взрывное устройство, пятьдесят граммов тротила. К тебе фээсбэшники придут, они думают, это связано с Сережиной работой.

— Лен, я не понял, ты серьезно? — от волнения у Мишани совсем сел голос. — В Лизину коляску подложили взрывчатку?! А где были вы с Лизой?

— Метрах в пятнадцати. Мы не дошли. Она взорвалась на несколько минут раньше. Мы просто упали на землю. Нет, ты не волнуйся, с нами все в порядке, только промокли насквозь.

— Надо звонить Сереге…

— Ни в коем случае! Не вздумай ему говорить, пока не вернется. Ты же его знаешь, он с ума сойдет. Ты уж как-нибудь сам с этими фээсбэшниками пообщайся. А что касается жены гитариста, то она действительно погибла.

— О Господи! Когда?

— Позапрошлой ночью. Около половины третьего. Вколола себе смертельную дозу морфия. Потом уронила горящий окурок на одеяло. А за полчаса до этого я говорила с ней по телефону. Мы не договорили. К ней пришла какая-то женщина, Но Катя успела рассказать мне много интересного. Например, о некой докторше, которая лечит ее, гениальной врачихе, такой известной и популярной, что даже имени нельзя называть — как только люди слышат ее имя, сразу просят телефон, рвутся на прием. Не исключено, Мишаня, что именно докторша и навещала Катю той ночью. Трубка лежала рядом с аппаратом, когда она пошла открывать дверь. Я издалека услышала, как Катя назвала женское имя. То ли Инна, то ли Галина.

— Регина… — неожиданно для себя произнес Сичкин.

— Возможно, Регина, — согласилась Лена, — было плохо слышно. А что, тебе просто так пришло в голову это имя? Или есть кто-то конкретный на примете?

— Не знаю… Пока не знаю. Надо скорее выздоравливать и выходить на работу.

— Неужели тебе стало интересно? Мишаня, что с тобой? Скажи мне, что я фантазирую, что Катя — наркоманка и ничего удивительного в ее случайной смерти нет. Никакого криминала не просматривается. Еще скажи мне, что взрывчатку в коляску подложили мальчишки-хулиганы — для смеха. Или какой-нибудь случайный псих пошутил.

— Лен, прекрати издеваться. Когда ты летишь в Сибирь?

— Послезавтра.

— Хорошо, что вас с Лизой какое-то время не будет в Москве.

— Да, майор Ивлев из ФСБ тоже так считает.

Охранник едва узнал в задрипанной полунищей тетке Регину Валентиновну. — Гена, — сказала она, вылезая из салатового «Опеля», — заплати вот этому полтинник.

— «Зелеными»? — спросил Гена шепотом.

— Какие у тебя есть, такими и заплати. — Она быстро прошмыгнула в ворота офиса.

— Эй! А деньги? — закричал ей вслед водитель. — Не ори, — успокоил его охранник и вытащил из кармана пятнистых штанов три скомканные десятитысячные купюры, — хватит с тебя и тридцатки. Уматывай отсюда, мужик, по-хорошему.

Водитель открыл было рот, чтобы поспорить, но, вглядевшись в свирепую низколобую физиономию вооруженного охранника, раздумал, выхватил деньги и быстренько укатил от глухих железных ворот.

В вестибюле Регина налетела на горничную.

— Женщина! Вы куда? Вы как сюда попали? — Горничная преградила ей путь.

— Молодец, Галочка, — потрепала ее по щеке Регина, — проявляй бдительность и впредь. Только, пожалуйста, никогда ни к кому не обращайся «женщина». Это невежливо.

Сорвав с головы черную вязаную шапочку, Регина тряхнула своими холеными волосами цвета спелой пшеницы и спокойным шагом проследовала к себе в кабинет.

— Регина Валентиновна, простите, я вас не узнала, — испуганно шелестела губами горничная ей вслед.

Запершись в кабинете, Регина скинула с себя жалкие одноразовые тряпки, под которыми было тонкое французское белье. Его она сняла уже в маленькой кабинетной душевой, осторожно и бережно. Стоя под горячим душем, она смывала с себя все запахи и звуки этого грязного, хамского города.

Ей вдруг вспомнилось, как лет пятнадцать назад один из ее пациентов, крупный чиновник из аппарата ЦК КПСС, жаловался, что постоянно ему снится один и тот же кошмарный сон: будто он едет в метро в час «пик», потом стоит в нескончаемой очереди в гастрономе за докторской колбасой, потом несет кусок этой бумажной серо-розовой колбасы в нитяной сумке-авоське. А под ногами хлюпает безнадежная гнилая слякоть, и войлочные боты, которые называют «прощай, молодость», промокли насквозь.

Конечно, за пятнадцать лет Москва стала совсем другой. Нет очередей, колбасы навалом, но все равно ощущение хамства и грязи осталось. Магазинное изобилие и мчащиеся шикарные иномарки только подчеркнули и обострили его…

Выключив воду, Регина стянула с головы непромокаемую шапочку, закуталась в пушистую махровую простыню. «Что теперь? — думала она. — Попробовать вариант с ядом? Но сейчас это вдвойне опасно. А может, переждать? Может, пока вообще ничего не стоит предпринимать?»