Под ним было темно-коричневое пятно, в котором поблескивали мелкие осколки. Кончиком пальца, очень осторожно Лена прикоснулась к пятну. Оно было подсохшим, но еще свежим – резкий запах йода не успел улетучиться.

– Может, не надо? – шепотом спросил Гоша. Но Лена уже повернула ключ в замочной скважине.

– Подожди, я первый, – отстранил ее Гоша.

В руке у него был зажат пистолет. В квартире было темно и тихо. Только в ванной капала вода из неисправного крана. Подождав несколько секунд, Лена громко произнесла:

– Нет никого. Убери свою пушку.

– Ты что? – испуганно зашептал Гоша, продолжая сжимать пистолет. – Откуда ты знаешь?

– По запаху чувствую. Как собака, – усмехнулась Лена и зажгла свет в прихожей. Под ковриком она обнаружила точно такое же темно-коричневое пятно, как и снаружи.

Сняв сапоги, она плотно задернула шторы на кухне и в обеих комнатах. Потом везде включила свет и весело предложила:

– Может, чайку попьем?

– Какой чаек! Ты что! Поехали скорей отсюда. Они же могут вернуться в любой момент.

– Подожди, сейчас поедем. Надо все осмотреть как следует.

Осмотр не дал ничего. Кинув в рюкзак кое-какие мелочи, которые забыла прихратить, когда в спешке убегала из дома, отключив пустой холодильник, Лена последним, почти прощальным взглядом оглядела обе свои комнаты. Вряд ли до отлета в Нью-Йорк она решится заглянуть домой еще раз. Лучше уж оставшиеся дни пожить у тетушки на Шмитовском.

И вдруг взгляд ее упал на письменный стол. На столе лежал сложенный вчетверо листок бумаги – до этого она просто не обратила на него внимания.

– Кажется, это привет из Лесногорска. – Лена осторожно взяла листок, развернула и даже присвистнула от удивления.

Гоша заглянул ей через плечо и тоже присвистнул.

Это была переснятая на ксероксе иллюстрация из медицинского учебника, вероятно, дореволюционная, судя по подписи со старой орфографией. Гласила эта надпись следующее: «Продольный распил замороженного трупа беременной. Срок 25 недель». Именно это и было изображено на старинной фотографии.

– А нервишки-то сдают у мадам Зотовой, – задумчиво произнесла Лена.

– Почему ты думаешь, что это именно она?

– А ты сам подумай. Явиться ко мне домой только для того, чтобы оставить такое вот, с позволения сказать, послание, могла только натура нервная и впечатлительная. Это – акт истерики, бессмысленный и рискованный. Ну представь себе – человек берет старый учебник, переснимает такую вот веселую картинку, потом заходит в чужую квартиру и кладет на письменный стол. Смысл?

– Ну, она хотела напугать тебя… – робко предположил Гоша.

– Надо быть идиоткой, чтобы вообразить, будто после всего пережитого я испугаюсь какой-то картинки. Но Зотова – не идиотка. Просто у нее чувства перевешивают здравый смысл. Ведь эту бумажку ничего не стоит назвать угрозой с целью шантажа. Есть, кажется, такая статья? Причем угроза не просто была брошена в почтовый ящик, а доставлена непосредственно в квартиру. В общем, спасибо большое Амалии Петровне. Теперь мы имеем не только две кассеты, но еще и красивую картинку. Завтра утром я позвоню Кротову. А сейчас поехали на Шмитовский. Я устала сегодня. Хочу есть и спать.

– Знаешь, я тоже голодный как волк. Я одно кафе знаю, на Пресне, недалеко от твоего Шмитовского. Маленькое, тихое, и кормят там вкусно. Поехали, я угощаю. Мы с тобой сегодня заслужили хороший ужин.

…В квартире Зои Генриховны было темно и тихо. Лена знала, что тетушка ложится спать рано. Только Пиня показался ей немного странным. Он вяло лизнул ей руку, без всякой радости отправился гулять.

Во дворе пес поднял свою тонкую мордочку в белесое ночное небо и жалобно завыл. Лена спустила его с поводка, но бегать он отказался.

«Он ведь тоже старик, – подумала Лена, – поэтому сейчас сонный, вялый».

Субботу Лена собиралась полностью посвятить переводу рассказа. До отлета надо было успеть подготовить его к публикации. Работа есть работа, несмотря ни на какие погони и угрозы. Только вот Кротову надо позвонить, договориться о встрече, отдать ему кассеты и картинку.

* * *

В кафе действительно было тихо и уютно. Лена удивилась: как же, прекрасно зная на Пресне каждый закуток, каждый дворик, она никогда не замечала прежде этого чистенького, приличного кафе?

Они просидели там почти до полуночи. Когда принесли счет, Лена полезла в сумочку за деньгами.

– Ну мы же договорились! – возмутился Гоша.

– Ты будешь платить за своих девушек. А я пока твоя начальница. – И она протянула деньги официанту.

* * *

Амалия Петровна чувствовала себя замечательно. Она достала сырье, все получилось чисто и без накладок, если не считать неприятной реплики этой самой Глушко: «Я подам на вас в суд».

Но ничего, можно пару раз зайти к ней в палату, поговорить ласково и участливо, расположить к себе. Уж это Зотова умела!

Немного беспокоила еще одна мысль: зачем она пошла на эту дурацкую детскую выходку с иллюстрацией из учебника Бумма? Ей просто надо было излить свою ненависть к Полянской, когда она узнала о взрыве «скорой» и гибели троих мальчиков.

«Из-за этой гадины у нас пошла полоса одних неудач. Надо ее хоть как-то проучить, а то ей все сходит с рук!» – думала Зотова, заходя в чужую квартиру и кладя на письменный стол свое послание.

Теперь, когда ненависть немного утихла, Зотова поняла, что поступила глупо и рискованно. Но она не могла отказать себе в удовольствии – представить лицо Полянской, когда та на своем письменном столе увидит продольный распил трупа на картинке.

Немного пожурив себя за легкомыслие, Амалия Петровна вбила в очищенную кожу лица легкий ночной крем, погасила свет и легла спать. Завтра она устроит себе маленький праздник.

Завтра суббота.

* * *

В субботу в десять часов утра к воротам Лесногорской больницы подъехал «жигуленок» Кротова. Рядом с Сергеем сидел Георгий Глушко.

Из будки у ворот лениво вышел охранник в камуфляже, с автоматом и милицейской дубинкой.

– Вы куда? – сонно спросил он.

– У меня здесь жена лежит, я навестить, – объяснил Георгий, высунувшись из окна машины.

– Отделение?

– Гинекология.

– Фамилия?

– Глушко Лидия Всеволодовна.

Ни слова не говоря больше, охранник скрылся в будке. Через несколько минут оттуда вышел другой, внешне почти не отличимый от первого, но не такой вялый.

– Ваша жена в послеоперационном боксе, – сообщил он. – К ней пока нельзя.

– Могу я поговорить с лечащим врачом? – Глушко был спбкоен и вежлив. Кротов пока молчал.

– Сегодня суббота. Есть только дежурный врач, но он занят. Лечащий врач будет в понедельник, с десяти до шести.

– Спасибо. А в понедельник вы меня пропустите?

– Да.

– Еще раз спасибо. А передачу можно оставить?

– Давайте, – охранник протянул руку.

– Что, прямо вам? – удивился Георгий.

– Мне, – кивнул охранник, – только фамилию на пакете напишите.

Отъехав от ворот больницы на приличное расстояние, Кротов притормозил у автобусной остановки и спросил, где городское отделение милиции.

– Можно я с тобой? – спросил Георгий, когда они остановились у отделения.

– Пошли, – кивнул Кротов, – так даже лучше.

Начальник отделения капитан Савченко, несмотря на выходной, был на месте. Неожиданному визиту подполковника с Петровки он был Удивлен и слегка напуган.

– У вас не больница, а прямо секретный объект, – улыбаясь, начал Кротов. Вот у моего друга, Георгия, вчера туда жену привезли. Странно, что из Москвы понадобилось ее отправлять в Лесногорск. У вас здесь что, специалисты какие-нибудь особенные?

– Специалисты у нас правда хорошие, – спокойно подтвердил Савченко.

– Ну, в Москве, вероятно, тоже есть не хуже, – заметил Кротов, – а ребята в камуфляже, наверное, их охраняют, специалистов ваших, чтоб никто не похитил? И заборище такой с колючкой, осколками – тоже поэтому?

Савченко через силу улыбнулся.

– Понимаете, – пустился он в объяснения, – в больнице работает экспериментальная лаборатория. Лекарства новые изобретают. Лекарства эти уже выпускаются небольшими партиями, стоят безумных денег. Я точно не знаю, но говорят – они даже рак лечат. Поэтому и охрана, и забор.