– Когда идти?

– Сейчас.

– Но ведь поздно уже.

– Ничего, он не спит.

Всего лишь тонкая стенка отделяла комнату без окон от чистенького туалета. Если человек просто справлял нужду и мыл руки, он не слышал, что происходит в комнате. Но стоило прижать ухо к стене, сразу можно было расслышать голоса. А если вместо уха приставить специальный микрофон маленького, не больше сигаретной пачки, диктофона, то потом, прослушав микропленку, удастся разобрать каждое слово.

Именно такой специальный микрофон и держал сейчас у стены сортира журналист Матвей Перцелай. Конечно, речь неизвестного телефонного собеседника на пленку не записалась. Но то, что говорил сам Головня, записалось отлично.

Скрипнула дверь за стойкой, Головня вернулся к своему столу, на котором уже стояли овальная тарелка с шашлыком и кружка светлого пива.

Минуты через три из туалета вышел журналист. На его столе стояли стеклянная миска с салатом, корзинка с горячим лавашем и блюдо форели, украшенное крупными ломтями лимона и тонкими кольцами лука.

– Руслан! – позвал Перцелай хозяина. – Можно шашлык сразу?

Несмотря на разное количество еды, оба посетителя вышли из бара одновременно. Было уже очень поздно, но автобус-экспресс, нужный Головне, ходил круглосуточно. Ждать пришлось минут двадцать. Когда наконец автобус подъехал, капитан, прежде чем сесть в него, тревожно огляделся по сторонам. Матвея он не заметил, тот стоял в глубокой тени деревьев, к тому же на улице совсем стемнело.

Убедившись, что Головня его не видит, Матвей вскочил в закрывающуюся заднюю дверь в последний момент. Несмотря на поздний час, народу в экспрессе было много – маршрут шел от аэропорта через вокзал, пересекая весь город и подбирая припозднившихся пассажиров.

Идея проследить за длинным, худым незнакомцем возникла у Матвея после того, как Головня удалился в потаенную комнату за стойкой бара. Матвей не сомневался, что хозяин связан с тайными базами в горах, но ничего интересного и конкретного до сегодняшнего вечера не замечал, хотя в последнее время заходил в «Каравеллу» не реже двух раз в неделю.

В автобусе Матвей встал на заднюю площадку, вытащил из большой спортивной сумки джинсовую кепку, очки с затемненными стеклами, светлую куртку из тонкой плащовки и тут же надел все это. «Камуфляж, конечно, ерундовый, – решил он, – но в темноте авось сойдет. Тем более длинный не заметил, как я садился в автобус».

Ехали долго, город кончился. Экспресс остановился у пансионата, рядом с маленьким дачным поселком. Головня наконец вышел и двинулся в глубь поселка по едва освещенной редкими фонарями аллее. Матвей неслышно следовал за ним, стараясь не выходить из темноты под фонарный свет.

Капитан позвонил у высоких ворот. Матвей не сумел разглядеть, кто открыл ему ворота, которые, впустив ночного гостя, тут же захлопнулись. Через несколько минут Перцелай заснял со вспышкой улицу, ворота и номер дома. Пока этого было вполне достаточно.

– Позвольте войти? – спросил длинный, тощий человек лет сорока с короткими светлыми волосами и большими, навыкате, зелеными глазами.

– Простите, с кем имею честь? – вежливо улыбнулся доктор.

Человек достал из кармана пиджака удостоверение капитана милиции.

– Пожалуйста, Анатолий Леонидович, – пригласил его доктор, прочитав в зыбком свете фонаря имя на удостоверении.

Они прошли в гостиную.

– Чай? Кофе?

– От чаю не откажусь, – кивнул Головня, усаживаясь в глубокое кожаное кресло.

«Началось! – подумал доктор, ставя чайник на кухне. – Может, оно и к лучшему?»

Вернувшись в гостиную, он уселся напротив гостя.

– Вадим Николаевич, – начал капитан, – я пришел к вам не как представитель власти, а как частное лицо. Я хочу предупредить: вам грозит опасность. Собственно, мой визит к вам – должностное преступление. Я не имею права предупреждать о таких вещах.

В гостиной горел только торшер под большим зеленым абажуром, лицо доктора оставалось в тени.

– Продолжайте, Анатолий Леонидович. Я вас внимательно слушаю, – улыбнулся он как можно приветливей.

– Вообще-то я хотел бы послушать вас, Вадим Николаевич. Вы ничего не желаете мне сообщить?

– По какому вопросу? У вас проблемы со здоровьем? Или у кого-то из ваших близких?

– Нет. Я здоров. – Головня немного растерялся и отвел взгляд. – Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Ваши поездки в горы обратили на себя внимание. Сейчас в горах скрываются террористы из Чечни, среди них есть раненые. Вы – хирург. Это наводит на мысль...

– Простите, что наводит на мысль и кого? Я не совсем вас понимаю.

– Не перебивайте меня. За вами ведется серьезное наблюдение со стороны наших органов. Вас подозревают в пособничестве бандитам, государственным преступникам, находящимся в розыске. Я предлагаю вам сотрудничество. О каждом вновь поступившем раненом вы будете сообщать мне лично. Но сейчас меня интересует, – Головня набрал полную грудь воздуха и выдохнул, – Аслан Ахмеджанов! Он скрывается в горах, и вы оперировали его месяц назад.

– Простите, Анатолий Леонидович. Кажется, чайник закипел. – Доктор встал и вышел на кухню.

«Кстати явился этот капитан, – думал Вадим Николаевич, разливая чай по двум чашкам, – как-то слишком уж кстати. Я ломал голову, а тут – пожалуйста, прямо на блюдечке мне подают капитана милиции. Местной милиции. Местной. А я ждал кого-нибудь из Москвы. Их здесь так много сейчас, и логично было бы... А может, отдать ему кассету – и дело с концом?»

Но что-то внутри сопротивлялось. Не нравился доктору этот болезненный капитан. Все в нем не нравилось – паническое выражение выпуклых глаз, перстень с черным камнем, длинный острый ноготь на мизинце, галстук в цветочек.

«Ерунда. Галстук здесь ни при чем, – сказал себе Вадим Николаевич, – слишком уж вовремя явился этот Головня, вот в чем дело. И откуда у него ко мне „личная симпатия“? Чего ради он решился на должностное преступление и с первых же слов мне, подозреваемому, в этом признается?»

Доктор вернулся в гостиную, поставил на журнальный стол поднос с двумя чашками, сахарницей и вазочкой печенья, откинулся в кресле и молча уставился на собеседника. Тот отхлебнул чаю, и стало заметно, что у него мелко подрагивает рука.

– Я вас слушаю, Анатолий Леонидович. Продолжайте, пожалуйста.

– Если вы добровольно согласитесь со мной сотрудничать, я гарантирую, что в ближайшее время вас не арестуют за пособничество террористам.

«Стоп, – подумал доктор, – вот это уже интересно. Ты хочешь использовать меня как информатора и предлагаешь мне работать на тебя как на капитана милиции. В чем же должностное преступление? Или ты меня предупреждаешь об аресте? Какая тогда тебе нужна информация? Пугаешь арестом, чтобы завербовать? Но получается грубо и глупо. Если так, значит, ты меня считаешь полным идиотом. А зачем тебе информатор идиот?»

– В чем именно сотрудничать? – мягко спросил он вслух.

– Я уже сказал: сообщать о каждом новом раненом. Но сейчас – прежде всего об Ахмеджанове.

– Как вы сказали? Ах-мед-жанов? Я никогда не слышал такой фамилии. Кто это?

– Вы прекрасно знаете, кто это. – Капитан занервничал. – Не валяйте дурака, Ревенко. Вам, а не мне грозит арест. Вы, а не я помогаете террористам.

– Что же заставило вас прийти ко мне? Допустим, вы правы и мне действительно грозит арест, что в таком случае заставило вас, представителя закона, пойти на должностное преступление?

– Исключительное уважение к вам как к талантливому хирургу, – отрывисто, с предыханием, проговорил Головня.

«Торопишься, милый, нервничаешь, плохо работаешь, очень уж хочется, чтобы я скорее раскололся. Нет уж, дружок! Сейчас ты у меня сам расколешься».

– Вот как? – Вадим Николаевич удивленно поднял брови. – У вас был конкретный повод зауважать меня как хирурга? Или вы знаете обо мне понаслышке?

– Вы помните всех ваших больных? – спросил капитан, немного справившись с раздражением.