Эмма ответила тем же.

Она вернулась в лабораторию, взяла сумку, повесила в шкаф белый халат, надела плащ, домчалась до трамвайной остановки. На этот раз никаких прогулок по парку.

Привычным движением она просунула руку между прутьями калитки, отодвинула задвижку, вошла во двор, взлетела по ступенькам крыльца и дернула дверную ручку. Заперто. Постучала. Тишина. Достала ключи из сумки. Верхний замок мягко щелкнул, но дверь не открылась. Ключа от нижнего замка у нее не было, Вернер никогда его не запирал. Эмма спустилась с крыльца, огляделась, заметила, что розы отцвели и дорожка усыпана алыми лепестками.

Через пять минут она давила на кнопку звонка у калитки виллы Хоутерманса. Открыла Агнешка.

– Добрый вечер, госпожа Брахт, проходите, пожалуйста. Господина Хоутерманса нет дома, но он должен скоро вернуться. Хотите кофе или чаю?

Эмма по инерции сделала несколько шагов, резко остановилась и отчеканила:

– Где господин Брахт?

– В Стокгольме. – Агнешка удивленно вскинула брови. – Разве он вас не предупредил?

– Когда он уехал? – Эмма пристально смотрела в светло-голубые польские глаза.

Агнешка слегка отпрянула.

– Уже неделю назад. Я думала, вы знаете…

Калитка у Эммы за спиной стукнула, раздался голос Хоутерманса:

– Добрый вечер, красавица, вот сюрприз, не ожидал! – Он бесцеремонно развернул ее за плечи и чмокнул в щеку. – Роскошно выглядите, только почему такая бледная?

– Вернер сказал, когда намерен вернуться? – Эмма взглянула на дорогого Физзля и машинально отметила, что у него такие же светло-голубые глаза, как у польки.

– Обещал через месяц. – Хоутерманс подмигнул и добавил интимным шепотом: – Седина в голову, бес в ребро.

– Что вы имеете в виду, Фриц? – холодно спросила Эмма.

– Бурный роман с Лизой, что же еще? – Он взял Эмму под руку. – Пойдемте в дом, красавица, сварю вам кофе. Видите, как мне повезло. Теперь Агнешка наводит чистоту в моей холостяцкой конуре, готовит вкуснейшие блюда и вечерами играет на рояле.

Эмма высвободила руку и перевела взгляд на польку.

– Он оставил вам ключ от нижнего замка?

– Да. – Агнешка испуганно кивнула. – Если что-то нужно в доме, я могу вас проводить.

– Будьте любезны.

Как только дверь открылась, Эмма помчалась по лестнице с такой скоростью, что Агнешка, наблюдая за ней снизу из прихожей, вскрикнула:

– Госпожа, осторожней, упадете!

Эмма влетела в лабораторию и застыла. Оба стола, большой и маленький, оказались пусты. Она заметалась, открывая дверцы и ящики шкафов. Нашла старый сломанный гальванометр, коробку с запасными лампами, пучки проводов и прочее ненужное барахло. Все детали резонатора, все рукописи и тетради исчезли. Она схватила толстый справочник по оптике, принялась его трясти, выронила, услышала голос польки:

– Госпожа, с вами все в порядке?

Агнешка стояла в дверном проеме, у нее за спиной маячил Хоутерманс.

– Красавица, в чем дело?

Она молча прошагала к двери, глядя прямо перед собой. Полька и дорогой Физзль посторонились, проводили ее изумленными взглядами и стали спускаться следом.

– Огорчились из-за игрушки? – спросил Хоутерманс, когда вышли во двор. – Ну что же делать? Поиграли, и будет.

Эмма не ответила, не оглянулась. Вместо того чтобы сесть в трамвай, пошла пешком. Свежий вечерний воздух и быстрая ходьба помогли успокоиться и собраться с мыслями. «Не все потеряно. Напишу вторую заявку. Если он мог так со мной поступить, я имею полное право на него не ссылаться. Метод деления изотопов Эммы Брахт. Резонатор вынужденных излучений Эммы Брахт. Опубликует в Швеции? Ну и что? Мы шли параллельными путями. В науке такое случается часто».

Дома она скинула туфли, на цыпочках прошмыгнула по коридору в свой кабинет. Там горел свет. Герман сидел за ее бюро и курил.

– Что ты тут делаешь? Какого черта куришь в моем кабинете?

– Прости, малышка, я перенервничал. – Он затушил сигарету в крышке от чернильницы. – Хоутерманс позвонил в половине восьмого, сказал, ты ушла ужасно расстроенная и подавленная. Уже четверть десятого.

– Хоутерманс? – Эмма вздрогнула. – Звонил сюда? Зачем?

– Твое состояние показалось ему странным, он считал своим долгом предупредить меня, что ты не в себе. – Герман поднялся. – Вот так, малышка, даже посторонние стали замечать. Карл видел тебя сегодня в приемной Дибнера. Зачем ты к нему ходила?

– Мне надо было… Я просто попросила у него новый спектрометр. – Эмма через его плечо оглядела кабинет и заметила в углу у двери медное ведерко для угля, наполненное клочьями бумаги. Попыталась вырваться. Герман крепче стиснул ее. Он только казался хлипким. Руки у него были как стальные клещи.

– Не ври. Я давно почуял неладное, наблюдал за тобой в Венеции. Ты говорила Дибнеру о чертовом резонаторе?

– Нет, – сквозь зубы процедила Эмма.

– Слава богу, этого я боялся больше всего. Ну, так зачем ты к нему ходила?

– Отпустишь – скажу.

Он ослабил объятия. Она вырвалась, метнулась в угол, опустилась на колени у ведра.

– Что ты наделал?!

Дрожащие пальцы перебирали обрывки тетрадных страниц и кальки, на которую она скопировала чертежи резонатора.

– Все, хватит! Я хотел сразу сжечь, но не успел! – Герман схватил ведро и направился в гостиную.

Эмма бросилась за ним, в коридоре стукнулась коленом об угол шкафа, опустилась на пол, скорчилась и дико, по-волчьи завыла.

– Малышка! Что случилось?! – крикнул Герман из гостиной. – Подожди, я сейчас!

Через пару минут он присел рядом с ней на корточки.

– Ударилась? Ну, где больно?

– Уйди, не прикасайся ко мне! – простонала Эмма. – Ты хотя бы заглядывал в записи? Там был готовый метод разделения изотопов! Ты уничтожил немецкую урановую бомбу, идиот!

– Нет, малышка, я уничтожил твое помешательство. Я благодарен Хоутермансу, его звонок стал последней каплей. – Герман погладил ее ногу, нащупал шишку сквозь шелковый чулок. – Пойдем, ты ляжешь.

Эмма не шевельнулась. Он взял ее на руки, отнес в гостиную, уложил на диван. В камине горел огонь. В медном ведерке было пусто. Она обмякла, как тряпичная кукла. Он стянул с нее чулки, ушел, вернулся, влил ей в рот что-то горькое из рюмки, накрыл ушибленное колено влажной холодной салфеткой.

– Ну что, полегче? Ты совсем не спишь. У тебя абсолютно расшатаны нервы. Тебе просто надо поспать.

– Он собрал резонатор, я вычислила математически, – сказала Эмма, глядя в потолок, – лучевой метод даст до трех килограммов в сутки. Уровень обогащения девяносто процентов.

– Малышка, ты бредишь. – Герман тяжело вздохнул. – Знаешь, все это время я был в отчаянии, чувствовал, как ты ускользаешь, растворяешься в нем и в его бредовых идеях. Я перестал для тебя существовать. А ведь то же самое происходило с мамой. Конечно, я виноват, мне следовало давно покончить с этим, но я верил в твой здравый смысл, надеялся, что ты не поддашься его страшным чарам.

– Ненавижу тебя…

Герман не услышал, продолжал говорить, поглаживая ее ледяную руку:

– Он планомерно сводил тебя с ума, как когда-то маму. Она погибла из-за него. Я не допущу, чтобы ты стала следующей жертвой. Я слишком тебя люблю. Наконец он уехал. Этот кошмар закончился. В нашем доме не должно ничего остаться от его шарлатанства. Ни клочка, ни строчки, ничего!

Герман убрал влажную салфетку, поцеловал ушибленное колено, накрыл Эмму пледом, потянулся к журнальному столику, зашуршал газетой.

– Послушай. – Он принялся читать вслух комически-серьезным голосом: – «Во время одного из сеансов связи профессор Маркони рассказал своему любимому ученику Луке Валетти, что, настроив излучатель определенным образом, можно не только входить в контакт с потусторонними мирами, но и успешно делить изотопы урана. При помощи лучевого метода удастся получить больше пятидесяти килограммов обогащенного урана в сутки». – Он бросил газету на пол. – Вот так, малышка. Ты была в двух шагах от общения с марсианами и деления изотопов при помощи магических лучей.