– Нет, не пустышка. – Проскуров помотал головой и ровным безучастным голосом пояснил: – Прежде чем отправить в Ленинград, я отдал контейнер ребятам из технического отдела. Они проверили. Там действительно обогащенный уран.

У Ильи вырвался тяжелый вздох и глупый вопрос:

– Не доверяешь Иоффе?

Иван пожал плечами.

– Просто знаю, тянуть будет бесконечно, вот и решил сразу выяснить главное. Процент изотопа двести тридцать пять невысокий. Но если представить промышленный масштаб. – Иван сморщился. – Конечно, немцы сразу просекут и вцепятся.

– Немцы просекут и вцепятся, – повторил Илья, – а что же наши?

– Помнишь, я тебе говорил о заявке из Харьковского УФТИ? Вот так же и Мазура замылят, тем более ссыльный он, из академиков поперли. – Проскуров усмехнулся. – Они его поперли, а он их всех обскакал. Ученые коллеги такого не прощают.

– Ну, это, положим, их личные проблемы, прощают, не прощают. Результат налицо – обогащенный уран, так что…

– Хороша ложка к обеду, а яичко к Христову дню! – перебил Иван. – Вот если бы уже шла добыча и переработка, если бы партия и правительство трясли академиков, тогда другое дело. Тогда товарищи Иоффе и Хлопин сразу простили бы Мазура, вцепились бы зубами. Резонатор стал бы их общим достижением. Но ничего этого нет. У нас нет. А у немцев есть все. Они глубоко в теме. Получив такой дешевый и эффективный метод обогащения, бомбу сделают к следующей весне.

– Но ведь Брахт в работах не участвует, – осторожно заметил Илья.

Он не стал спрашивать, откуда взялась хорошая новость, подумал: «Решай сам, раскрыть мне свой берлинский источник или нет. А ведь, по сути, ты уже раскрыл. Даешь в сводках информацию без ссылок, понимаешь, что я догадываюсь, откуда она может идти».

– Не участвует, – медленно повторил Проскуров, – и резонатор свой еще не собрал. Но скоро соберет и опубликует.

– То есть Мазур прав? – Илья сглотнул комок в горле.

Он хотел добавить: «Значит, письмо надо отправлять?» – но не успел. Проскуров быстро, на выдохе, произнес:

– Родионова в Берлин не выпускают. – Он поежился, поправил шляпу, заговорил спокойней: – Пробить ему поездку я не могу. Спасибо, если парня за собой не потяну. По-хорошему, надо бы отправить его подальше от меня, назад в НКВД к Журавлеву, но с его характером он там спалится сразу.

Они вышли на ярко освещенную Арбатскую площадь. Из кинотеатра «Художественный» валила толпа с вечернего сеанса. Илья потянул летчика за локоть к стене, чтобы не мешать движению. Они встали под большой цветной афишей: артистка Раневская в соломенной шляпке набекрень держит на руках маленькую пухленькую девочку с косичками. Сверху – огромные красные буквы: «ПОДКИДЫШ».

Илья достал папиросы, чиркнул спичкой. Рядом звонкий голос произнес:

– Извините, пожалуйста! Вы – товарищ Проскуров?

Девочка лет шестнадцати, придерживая рукой белую беретку, смотрела на Ивана снизу вверх восторженными глазами. Рядом стояли еще две девочки и два мальчика, и все смотрели раскрыв рты.

– Ну, я Проскуров, – мрачно откликнулся Иван.

– А-а! Вот! Я же говорю, он! – Девочка в беретке подпрыгнула и хлопнула в ладоши.

– Товарищ Проскуров, у нас кружок юных летчиков носит ваше имя! – сообщил долговязый мальчик в кургузом, не по росту, пальто и кирзовых сапогах.

– Дорогой товарищ Герой Советского Союза! Мы все вами восхищаемся! – заверещала толстушка в мальчишеской спортивной куртке поверх цветастого платья и протянула Ивану открытку. – Разрешите попросить у вас автограф!

– Ребята, да вы что? – смутился Иван. – У меня и карандаша с собой нет.

Илья вытащил самописку, отвинтил колпачок. Долговязый мальчик пригнулся, подставил спину. Иван покачал головой, вздохнул, взял самописку и открытку.

– Минуточку! Это же Валентина Серова!

– Товарищ Проскуров, я вообще не представляла, что встречу вас, ну, пожалуйста, товарищ Проскуров. – Толстушка умоляюще сложила руки. – Ваш снимок из «Огонька» у меня дома, а Серову я сегодня в «Союзпечати» купила, я через кальку автограф ваш обведу, а потом под копирку, на ваш снимок, аккуратненько…

– Давай, Иван Иосифович, расписывайся, не обижай комсомольцев, – подбодрил Илья.

– Товарищ, а вы тоже летчик? – Девочка в беретке вопросительно уставилась на него.

– Почти. – Илья покачался на одной ноге, подкинул и поймал зонтик. – Я канатоходец в цирке.

– Сереьзно?! – Глаза девочки округлились. – В цирке, на Цветном бульваре?

– Товарищ шутит. – Иван хмыкнул, вернул толстушке фотографию артистки Серовой с размашистым автографом на обратной стороне.

Подростки поблагодарили и помчались к трамвайной остановке.

– Всенародная слава. – Илья похлопал Проскурова по плечу. – Нет, Иван, не тронет он тебя. С должности, может, и снимет, но не тронет.

– Мг-м, не тронет… – Иван достал из внутреннего кармана плаща конверт: – Держи, спрячь. У меня обыски могут начаться в любую минуту, дома и на службе.

Илья быстрым движением сунул конверт во внутренний карман плаща. Не стал спрашивать, что это. Сразу понял: письмо, подлинник. Они пошли дальше по Никитскому бульвару. После долгого молчания Илья усышал:

– Ты не спросил, откуда информация о Брахте.

– Да уж понятно, не из анализа научных публикаций. Только на черта ты ввел это в сводку?

– Для тебя, чтобы ты был в курсе.

– Думал, побоюсь встречаться с тобой? – Илья шлепнул его плечу. – Дурак ты, Ваня. Ну, так откуда информация?

– Илья, давай посидим, скамейки вроде сухие.

Они сели, закурили.

– Есть у меня там один канал, – пробормотал Проскуров, – хотя, если честно, я не уверен.

– Источник в германском МИДе, – тихо отчеканил Илья.

– Откуда знаешь? – Иван быстро, тревожно взглянул на него.

– Из твоих сводок. – Илья откинулся на спинку скамейки. – Не первый день работаю. Источник сам вышел на связь, верно?

– Вышла. – Проскуров кашлянул. – Но, понимаешь, слишком уж странно она это сделала. На приеме в нашем посольстве подошла к к военному атташе, представилась, мило поболтала, а потом он обнаружил в кармане пиджака записку. Назначила встречу, подписалась кодовым именем. Судя по всему, раньше она работала с ИНО. В их картотеку не влезешь, спросить там не у кого, да и рискованно.

«Еще бы! Сейчас спросить об агенте в НКВД почти то же, что сдать его прямо в лапы гестапо, – усмехнулся про себя Илья, – а ты все-таки держишься, Герой Совесткого Союза, не раскисаешь, соображаешь отлично. Германские источники ИНО так или иначе проходили через меня. Других способов проверки у тебя нет».

– Пока все в порядке, мои ребята анализируют информацию, – продолжал Иван, – вроде дезу не гонит. Но одно дело – текущая информация и совсем другое – подключить ее к урановой теме.

– Так ты уже подключил, – заметил Илья.

– В том-то и дело, что нет! – Иван чуть повысил голос. – Никаких запросов о Брахте я в Берлин не отправлял. Она сама сообщила, причем не только о том, что Брахт уволился из института и бойкотирует режим, но еще и о резонаторе.

– В каком контексте?

– Дала список ученых, самых известных, кто участвует, кто нет, с небольшими комментариями. О Брахте примерно так: радиофизик, занят темой, которую большинство ученых в настоящее время считают неперспективной, но если его работа окажется успешной, публикация произведет фурор.

«Фон Лауэ включила для маскировки, – размышлял Илья, – значит, послание доктора сработало. Отлично. Только почему ответ пришел таким странным образом? Падре не удается выбраться в Москву? Но Ося не мог знать, что через военную разведку это дойдет до нас. К тому же после ухода Флюгера, после того, как НКВД едва не угробил Эльфа, он с нашими спецслужбами дела иметь не желает, работает только со мной и с доктором…»

Илья выбросил погасший окурок в урну и спросил:

– Как она выглядит?

– Красотка, блондинка лет тридцати, глаза голубые. Одевается стильно. Что-то есть от Марлен Дитрих. Работает в пресс-службе Риббентропа. От денег отказалась.