Кравцова пыталась втиснуть в один день кучу каких-то переговоров, встреч, презентаций, визит к зубному врачу, срочную покупку туфель, подготовку пресс-конференции, саму пресс-конференцию, премьеру в Доме кино и деловой ужин напоследок. Интересно, удавалось ей это или нет? Судя по крестикам и галочкам, поставленным напротив каждого пункта, скорее удавалось, чем нет.

"Салон — 300 долларов (пиллинг, массаж, маска — 150, парикмах. 100, руки-ноги 50); костюм 700, туфли 400, нижн. бел. 250…" и так далее.

В начале месяца она составляла что-то вроде личной бухгалтерской сметы, в конце подводила баланс. Правда, считала она только расходы, о доходах в ежедневнике не говорилось.

Мелькали еще какие-то цифры, в основном трех— и четырехзначные, похожие на денежные подсчеты, без всяких комментариев. Безымянные столбцы цифр соседствовали с упоминаниями об очередных эфирах и крупных публикациях Рязанцева и, вероятно, касались платной рекламы и левых журналистских гонораров.

Иногда попадались названия каких-то лекарств, несколько диет, то ли выписанных из журналов, то ли продиктованных кем-то из знакомых, наброски речей для Рязанцева (сами речи она писала на компьютере), перечни желательных и нежелательных вопросов для ток-шоу, интервью и пресс-конференций. А в общем, ничего интересного.

Имена и фамилии Кравцова предпочитала сокращать, иногда до одной буквы. По частоте мельканий на первом месте была заглавная "Ж", выведенная жирно и крупно, обведенная в кружок и, как догадался Арсеньев, обозначавшая "Женю", то есть Рязанцева. Встречались еще "Ф", "В", "Т". Скорее всего, это были Феликс Нечаев, ее заместитель, Вадим Серебряков, компьютерщик пресс-центра, Татьяна Лысенко, старший редактор.

Ничего похожего на фамилию Хавченко не попалось ни разу, ни в полном, ни в сокращенном варианте. Между прочим, для ФСБ Григорий Хавченко, глава пресс-центра партии "Свобода выбора", оставался одним из главных фигурантов, они серьезно разрабатывали эту линию. Было известно о вражде и соперничестве между двумя пресс-центрами, партийным и думским. В кулуарных разговорах Кравцова называла Хавченко вором и уголовником, обвиняла его в том, что он положил к себе в карман больше половины денег, полученных на последнюю предвыборную компанию. Правда, это были всего лишь разговоры, кулуарный треп.

В своих записях Вика как будто нарочно обходила стороной две темы: входящие деньги и Хавченко. На бумаге она вообще была крайне осторожна. Видимо, не исключала, что кто-то посторонний мог заглянуть в ее ежедневники.

Впрочем, иногда она позволяла себе некоторые эмоциональные вольности в виде огромных, обведенных несколько раз, подчеркнутых тремя чертами восклицаний: "Идиот!", "Дура!", "Туфта!", "Нет!".

К кому и к чему относились эти немые крики души, понять было невозможно. О Кравцовой говорили разное, но никто не называл ее вспыльчивой и грубой. Наоборот, многих удивляла ее железная выдержка. Никогда она не повышала голоса, не срывалась. Неужели для разрядки ей хватало этих безобидных вспышек в ежедневнике?

Последний письменный возглас был датирован двадцать восьмым апреля. Он оказался самым длинным и содержательным: "Придурки!! Всех уволю к черту!!!"

Арсеньеву стало жаль, что нет никаких комментариев. Любопытно узнать, какой именно конфликт случился между Кравцовой и ее подчиненными накануне убийства. Судя по величине и жирности букв, по обилию восклицательных знаков, она очень разозлилась.

На всякий случай Арсеньев еще раз просмотрел предыдущую страницу, но там не нашел ничего существенного.

"Съемка 10.30, позв. на Эхо, анонс, Обязат. напомнить Ж побриться! Очищ. от шлаков и токсинов, двухнедельная программа: 4 таб. 3 р.д. за час до еды, мучное искл., маникюр срочно!"

Саня автоматически отметил про себя, что маникюр она сделать успела. Интересно, начала ли очищаться от шлаков и токсинов? Тут же, совсем некстати, он вспомнил "классные феньки" Геры Масюнина с пластырем и губной помадой.

"А может, кто-то решил ей отомстить? — неуверенно предположил Саня. — Личная неприязнь вполне реальный мотив, если верить Масюнину, убийца действительно псих, и тогда этот мотив становится еще реальней".

На нескольких страницах промелькнули названия марок машин и цены. Саня удивился. У Кравцовой была отличная бирюзовая "Хонда", совсем новенькая, девяносто восьмого года. Неужели она хотела поменять ее на "Фольксваген" или "Опель"? А может, собиралась покупать вторую машину? Зачем?

Впрочем, учитывая ее характер, образ жизни и круг общения, этот вопрос можно было спокойно отбросить прочь. Зачем пять шуб при мокрой московской зиме? Зачем сорок пар обуви, двадцать три вечерних платья, целая комната, забитая немыслимым количеством барахла, дюжина наручных часов, двадцать сумочек, три огромных ящика в комоде, забитые косметикой? Чтобы всем этим воспользоваться, не хватит и ста лет жизни.

Во время обыска в квартире Кравцовой кто-нибудь то и дело охал и присвистывал, пытался угадать цену на очередную шмотку или безделушку. Иногда Саня, слыша название фирмы, подавал ленивые реплики, сколько примерно это может стоить.

Зюзя, проникшись уважением к его скромным познаниям в этой области, попросила его определить примерную стоимость вещей, которые показались ей особенно шикарными.

Саня с некоторым удивлением обнаружил, что шубы сшиты из мелких лоскутков и вовсе не в Италии. По-настоящему дорогой и качественной можно назвать только одну, последнюю, норковую, купленную совсем недавно, на весенней распродаже с огромной скидкой. На ней еще висел ярлык и сохранился товарный чек.

Из дюжины часов только одни действительно "Картье", остальные дешевая подделка. Настоящие, серьезные драгоценности смешаны в шкатулках с безвкусной бижутерией в одну кучу. Швы на роскошных вечерних туалетах подозрительно неаккуратны, слишком много блесток, перьев, пуха, люрекса, бисера. То, что кажется шелком и кашемиром, на самом деле полиэстр и вискоза.

Обувь больше впечатляла своим количеством, чем качеством. Подделка под крокодиловую и страусовую кожу, много стразов, красного лака, золоченых каблуков-шпилек, бантиков, цветочков. Не то чтобы совсем дешевка, но все-таки подделка.

Конечно, имелись у Кравцовой по-настоящему эксклюзивные вещи. Но мало. Значительно меньше, чем ей хотелось. Основную часть ее гардероба составляли горы ярких, броских, почти вульгарных шмоток, с претензией на роскошь, иногда даже с поддельными фирменными бирками "Кристиан Диор", "Шанель", "Эскада", пришитыми вручную.

— Неужели сама пришивала? — поражалась Зюзя, слушая его комментарии.

— Вполне возможно, — пожимал плечами Саня, — бирки продаются на окраинных вещевых рынках.

— Но зачем, зачем? — восклицала Зюзя. — Она ведь не дурочка и отнюдь не бедная. Слушай, Шура, а это? Только не говори, что тоже подделка! — Зинаида Ивановна показывала ему очередную кофточку, украшенную стразами, отделанную нежным страусовым пухом.

— Это вообще дешевка с какого-нибудь рынка. Впрочем, я не специалист.

— Еще какой специалист! Откуда в тебе это, Шура? От кого угодно, но от тебя совершенно не ожидала, — качала седой головой следователь Лиховцева.

Всего года три назад он сам от себя этого не ожидал. В принципе каждый оперативник должен иметь набор камуфляжа, чтобы при необходимости легко и незаметно вписаться в круг людей, которые оценивают собеседника по ярлычку на изнанке одежды, по марке часов, ботинок, галстука и по прочим деталям туалета. По-хорошему, на это стоило бы выдавать определенные суммы, пусть даже строго подотчетные. Глупо, когда не удается раскрутить важного свидетеля только потому, что ты не правильно одет и он тебя за это не уважает.

Впрочем, рассуждать о суммах, надбавках и маленьких милицейских окладах еще более глупо, а главное, бесполезно и унизительно. Не нравится — уходи в частные охранные структуры или становись скотиной, "крышуй" бандитов, бери взятки и садись в тюрьму. Твой выбор, только твой. Невозможно постоянно ныть и жаловаться.