– Можно, – Лукьянов грустно улыбнулся, – знаете, при отравлении снотворными веществами каких-либо характерных морфологических изменений не наблюдается. Иногда можно в желудке между складками слизистой обнаружить остатки таблеток. Но я не обнаружил. Впрочем, судя по баночке, там были желатиновые капсулы. Они растворяются довольно медленно, тем более в таком количестве. Но их нет. Химический анализ еще не готов, но вполне возможно, следов препарата там не обнаружится.

– Почему вы так думаете?

– Знаете, есть много способов убить пьяного человека. Сонная артерия – это примитив. Можно, например, усадить, сильно пригнув голову к коленям, продержать так несколько минут, потом резко встряхнуть определенным образом. В общем, вариантов масса. И все они, как правило, не оставляют никаких внешних повреждений.

– Совершенно верно, – кивнул капитан, – но это по силам только профессионалу.

– Серьезному профессионалу, – добавил доктор, – их, кажется, называют натуралистами. Они дорого стоят. Только очень богатые и влиятельные люди могут позволить себе такую роскошь для решения своих проблем.

– Петр Евгеньевич, я вам оставлю свой телефон. Будьте добры, позвоните мне, когда будут результаты химии и гистологии. Я бы сам вам позвонил, но не хочется тревожить лишний раз.

– Это домашний или служебный? – быстро спросил доктор, взглянув на блокнотный листок.

– Домашний.

Костику и Стасику совсем не понравилась идея сначала подбросить Зинулю, куда ей нужно, и только потом ехать в аэропорт.

– Вероника Сергеевна, может, ей просто дать денег на такси? – тактично зашептал Костик на ухо Нике, когда они втроем спускались в лифте.

– Деньги у меня есть, – весело сообщила ему Зинуля, которая все прекрасно слышала, – но мне приятней проехаться в вашем сером красивом «мерсе». В ответ Костик только мрачно сверкнул на нее глазами. Когда подошли к машине, он стал открывать багажник.

– Зачем? – спросила Ника.

– Сумку вашу положить.

– Не надо. Она маленькая.

– Как скажете, – он вернул ей сумку, аккуратно застегнув «молнию» наружного кармана.

– Сначала на Кропоткинскую, – сказала Ника усаживаясь вместе с Зинулей на заднее сиденье.

– Так ведь пробки какие, Вероника Сергеевна, – запротестовал Стасик, который, как всегда, сидел за рулем, – мы сейчас по центру часа два будем двигаться. На самолет опоздаем.

– Ничего. Как-нибудь, – ободрила его Ника.

– А знаешь, – задумчиво, еле слышно, произнесла Зинуля, – я действительно глупый человек. Глупый, доверчивый до неприличия. Я верю всем. Никита убедил меня, будто у него творческий кризис, будто он устал от своей квартиры и жаждет сменить обстановку. Мне бы подумать, раскинуть мозгами. О нем подумать, а не о себе. Ведь у него что-то произошло, какие-то неприятности. Может, ему помощь была нужна? Однако у меня, как всегда, собственных проблем по горло, к тому же бурный роман с музыкантом из Питера. Мне удобней было поверить, будто у него такой вот странный творческий сдвиг. Тем более у меня ведь тоже бывает, хочется удрать куда-нибудь, сменить обстановку. Конечно, Никита вряд ли сказал бы мне правду, но поинтересоваться всерьез я могла бы. Просто не хотела нагружать себя чужими трудностями. А потом этот глухонемой бомж с деньгами и анонимками. Я решила – все равно кто-то должен сообщить тебе о том, что Никита погиб, и лучше не по телефону. На это у меня ума хватило. Но больше ни на что. А ведь у глухонемого с родимым пятном действительно мог быть грим на лице. Мне бы присмотреться внимательней. Но Арбат кишит всякими странненькими, как и мой дом, и пельменная, в которой я работаю. Я к ним привыкла, к странненьким. Я живу среди них и уже ничему не удивляюсь.

– Ну хорошо, заметила бы ты грим, и что? Не полетела бы ко мне? – слабо улыбнулась Ника. – Не знаю, все равно, наверное, полетела бы. Раз уж дали мне на это денег… Но дело не в этом. Мне нельзя было уезжать, бросать Никиту одного в моей конуре. Соседи – бомжи, пьяницы, каждый второй – псих. И свет вырубают. И еще «Вятка» эта…

– Какая «Вятка»?

– Стиральная машина. Она не заземлена, бьет током, может насмерть, если схватиться мокрой рукой, стоя на мокром полу. Наверное, так все и произошло. Дикость какая-то… Стоило прятаться от каких-то глупых проблем в моей конуре, чтобы погибнуть так неделю. Ну правда, какие у писателя могут быть проблемы? Он ведь не бизнесмен, не «новый русский», наркотики к употреблял, денег никогда ни у кого в долг не брал…

Двигались через центр действительно медленно. Пробки были страшные. И постоянно в зеркале Ника видела одну и ту же машину, темно-лиловый неприметный «жигуль». Это постоянство ей не нравилось. Ей вдруг стало казаться, что она уже где-то встречала раньше именно эту машину, она пыталась разглядеть номер, но никак не могла.

Водитель был виден довольно смутно. Ника заметила только, что он один в салоне, и на голове у него какая-то мятая темная кепочка. Пару раз Ника оборачивалась, но переднее стекло «жигуля» бликовало. Лицо водителя оставалось темным пятном.

– Я могу понять твоего Гришку, – продолжала шептать Зинуля Нике на ухо, – даже его хамский тон по телефону могу понять. Вдруг действительно это маньяк? Вдруг он напал бы на тебя во время похорон?

Очередная пробка рассосалась, уже подъезжали к Кропоткинской. Лилового «жигуленка» поблизости не было.

– Дальше куда? – обернувшись, спросил Стасик.

– Второй переулок налево, – ответила Ника, – потом во двор.

– Вероника Сергеевна, мы потом не развернемся. Придется крюк огромный делать, а там опять пробки.

– Ладно. Я сама дойду. Здесь два шага. Да, вот прямо тут остановите, я выскочу, – сказала Зинуля, – – будь здорова, госпожа губернаторша. Будь здорова и счастлива, – она поцеловала Нику, потом, чуть отстранившись, посмотрела ей в глаза и еле слышно произнесла:

– Это похоже на правду. Я имею в виду маньяка. Все очень логично и достоверно…

– Простите, можно быстрее? Здесь стоять нельзя, – раздраженно проворчал Стасик.

– Не исчезай, – тихо ответила Ника, – звони мне иногда. У тебя ведь есть телефон в Синедольске, а связь у нас односторонняя.

– Хорошо, не исчезну, позвоню как-нибудь, – улыбнулась Зинуля. – А твой муж действительно молодец. Любит тебя и бережет. Сумел издалека, из Синедольска, вычислить, что тебе грозит серьезная опасность. Молодец, Гришаня. Все логично, достоверно, как ворованные строчки из черновиков твоего отца… – Она накинула на плечо лямку своего потертого рюкзачка, открыла дверь, выбежала прямо на проезжую часть.

«Мерседес» тут же тронулся. Ника оглянулась и увидела, как Зинуля быстро пересекает запруженную машинами площадь. Ей надо было пройти два десятка метров до пешеходного перехода, но она рванула, как обычно, не глядя по сторонам. «Мерседес» уже свернул в переулок, когда послышался отчаянный визг тормозов, трель свистка, вой милицейской сирены.

– Остановите! – закричала Ника. – Сию секунду остановите машину! – Она стала дрожащими руками расстегивать «молнию» куртки, нащупала баллончик в кармане. Слезы заволокли глаза радужной слепой пеленой.

Стасик резко затормозил. Но не из-за ее криков, а потому, что впереди просигналила машина ГАИ. Плохо соображая, почти ничего не видя из-за слез, Ника выпрыгнула из машины, бросилась назад, к площади. Там было перекрыто движение. Несколько гаишников пытались навести порядок, разогнать любопытных, которые успели сбиться к кромке тротуара.

– Вот они, сволочи, на иномарках, им человека сбить что муху прихлопнуть! – кричала какая-то женщина с пакетами.

– Номер запомнил кто-нибудь? – вертел головой кавказец в спортивном костюме. – Я видел его, гада. Я отлично его разглядел. Черный «Форд», старая модель… Вот только номер…

– Не черный, темно-синий – И не «Форд», а «Мерседес»! – Ну конечно! Можно подумать, я «Форд» от «мерса» не отличу! – кипятился кавказец. – Точно, черный! Первая цифра шесть, МК или МВ…