– Я не знаю.

– Ты подходила или нет? – спросил Соловьев.

– Нет. Да. Насчет сочинения.

– Пожалуйста, расскажи подробнее.

– Сочинение по «Капитанской дочке». Я спросила Бориса Александровича, проверил он уже или нет.

– Был у вас разговор о Жениной тетради?

– Да. Нет. Я не помню.

– Конечно, она не помнит! Как она может помнить в таком состоянии? – кипятилась мама.

– Женя звонила тебе, просила поменять тетради, она перепутала, сдала не ту, в которой было сочинение. Ты сказала мне, что Женя болеет, хронический бронхит, – говорил старый учитель, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и мягко.

– Да, она болела. Я сдала ее сочинение. Я ничего не знаю, я тетрадку не открывала.

Девочка дрожала и плакала. Так и не добившись никакого толку, ее отпустили.

– Я уверен, графологическая экспертиза легко определит, что это подделка, – продолжал повторять Завидов. – Вообще, все вранье, от начала до конца.

– Нет, не вранье, – тихо сказал Соловьев, – в том, что это дневник Жени и никакая не подделка, я лично не сомневаюсь.

– Да брать его надо! В камере он быстро расколется, – рявкнул Завидов, – учитель!

В гостиной телевизор стоял на небольшом комоде. Там, на дне нижнего ящика, под кипами старых газет и журналов, нашли плоскую деревянную шкатулку.

– Это не моя вещь, – прошептал Борис Александрович, – он оставался один в комнате, я выходил на кухню, готовил чай. У него был портфель, небольшой, черный. Он с ним не расставался. Когда сел вот в это кресло, поставил его на пол, у ног.

Старый учитель даже попытался изобразить все в лицах. Показал, как они вышли на балкон, перевесились через перила, разглядывая машину.

Шкатулку открыли. Внутри, в конвертах из папиросной бумаги, лежали пряди волос. Светлая, длинная, прямая. Рядом с ней пара серебряных сережек с аметистами. Рыжая, закрученная спиралькой. Золотое колечко с темным крошечным рубином. Пепельно-русая, короткая и жесткая. Серебряная цепочка с крестиком.

В багажнике машины старого учителя нашли пластиковый пакет, в котором лежали большие стальные ножницы, новая, запечатанная бутылка масла «Беби-дрим», упаковка хирургических перчаток.

Марина Качалова позвонила Соловьеву и продиктовала адрес квартиры, которую снимал некто Марк, как бы писатель, и где он проживал вместе с Дроздовой Ириной Павловной. Марина сказала, что пыталась дозвониться Ике на мобильный, послала несколько сообщений, но ни ответа ни привета.

Соловьев передал трубку Антону. Он не мог говорить. Он допрашивал учителя Родецкого, и ему не хотелось, чтобы майор Завидов брал инициативу в свои руки.

– Тут еще такая ситуация, – сказала Марина, – я понимаю, это вас, в принципе, не касается, но ее тетка в Быкове очень болеет, мои родители живут в соседней квартире, помогают, как могут, и звонят мне каждый день, спрашивают, когда Ика приедет. На самом деле, ей обязательно надо там появиться, срочно. Тетка совсем плоха, родственников, кроме Ики, никаких.

– Так, может, она и уехала туда, в Быково? – спросил Антон.

– Нет. Мои родители знали бы. Я с ними говорила буквально десять минут назад.

Антон отправился на Полежаевскую.

– Не исключено, что этот как бы писатель Марк, с которым она живет, и есть порнограф Молох, тезка нашего маньяка, – напутствовал его Соловьев, – если не пустят в квартиру и откажутся разговаривать, свяжись с районным отделением, вот тебе ордер на обыск. Но это крайний вариант. Сначала ты просто поговоришь с Дроздовой. По идее она должна пойти на контакт, Женя – ее подруга. Да, и учти, Дроздова, когда нервничает, может начать заикаться, так что будь мягким, доброжелательным, насколько возможно.

Дом прятался глубоко во дворах. Когда Антон нашел нужный подъезд и припарковал свой старый обшарпанный «Жигуль» возле новенького шикарного «Вольво», в кармане у него просигналил мобильник.

Эту гениальную игрушку Антону совсем недавно подарили на день рождения родители. Он не мог нарадоваться. В телефоне была куча разных функций, большой цветной дисплей. Хочешь – влезай в Интернет. Хочешь – фотографируй, снимай на видео, записывай музыку, голоса. Он еще не до конца все освоил и слегка удивился, обнаружив не только текстовое послание, но и картинку.

С дисплея на Антона смотрела темноволосая стриженая девочка, очень симпатичная. Большие, широко посаженные зеленые глаза, чистый выпуклый лоб, носик маленький, круглый, как у котенка, высокие скулы, бледные пухлые губы. Тонкая шейка, острые ключицы. Никакой косметики. Детские пропорции лица, поэтому девочка кажется такой юной и трогательной. На вид лет четырнадцать, ну пятнадцать, не больше. Невозможно поверить, что ей уже двадцать два.

Марина сделала, что обещала. Нашла и прислала ему по ММS фотографию Ики. В сообщении написала: «Наверное, что-то случилось. Обычно она перезванивает. Дайте мне знать, когда выясните. Я волнуюсь».

Антон вышел из машины, хотел набрать на домофоне номер квартиры и вызов, но передумал. Заметил нацарапанные на двери цифры кода. Всегда лучше звонить сразу в квартиру.

Лифт оказался занят, Антон пошел пешком на пятый этаж. Дойдя до площадки между третьим и четвертым, услышал, как лифт остановился внизу.

– Еще раз повторяю, я ничего плохого не имел в виду. Все зависит от тебя, – отчетливо произнес низкий мужской голос, – ты же умная девочка.

– Матвей Александрович, что-то долго нет никаких известий от Зацепы. Может, все-таки позвонить ему в офис или домой? – спросил женский голос, тихий и почтительный.

– Не надо. Не суетись. Нам сейчас не до него. Он сам объявится, я уверен. Ну давай, лапушка, иди, что застыла?

– Н-нет! П-подождите. Я з-забыла т-телефон! – вступил третий голос, высокий, почти детский.

Антон не услышал, что ответил девочке заике мужчина. Хлопнула входная дверь. Он кинулся вниз. Чуть ли не кубарем скатился по ступеням. Выскочил из подъезда как раз в тот момент, когда захлопнулась дверца шикарного «Вольво».

Он успел разглядеть, что за рулем громила совершенно бандитского вида, рядом очень приличный пожилой господин. На заднем сиденье двое. Коренастая блондинка лет тридцати с крупным носом и острым длинным подбородком. Темноволосая стриженая девочка. Дроздова Ирина Павловна. Ика.

– Стойте! – заорал Антон. – Стойте! Милиция!

Его не захотели услышать. «Вольво» сорвалась с места. Громила за рулем был ас. Он мгновенно вписался в узкий проход между ракушками и строем машин, припаркованных вдоль обочины, свернул в переулок и скрылся.

– Слушай, ты совсем офигел? – Майор Завидов отвел Диму на балкон и громко шептал ему на ухо. – Какая подписка? Ты что! Надо брать его немедленно!

– Эд, успокойся. Никуда он не денется. Я уверен, это не он.

– Почему? Объясни, откуда такая уверенность? Потому что он интеллигентный и книжки читает? Так твоя же драгоценная Филиппова первая заявила, что Молох интеллектуал, миссионер.

– Слишком много всего, – Соловьев закурил, – и тебе заколка, и кулон, а потом еще шкатулка, бутылка масла, ножницы.

– Ну правильно, все улики налицо. Надо брать его и не разводить тут китайские церемонии.

Дима покачал головой.

– Человеку, который ждал ее и сигналил, Женя рассказала, что встречалась с учителем.

– Да никто ее не ждал! – Завидов от возбуждения ударил кулаком по балконным перилам. – Она к нему села в машину, к учителю! А дневник, даже если и не целиком подделка, то он мог запросто дописать, что ему нужно, подделать ее почерк. Он придумал какой-то предлог и заманил ее в машину.

– Не получается, – прозвучал сзади хриплый простуженный голос.

Эксперт Вера Сергун вышла к ним на балкон, стрельнула у Соловьева сигарету. Вера, тридцатилетняя, худющая, длинная, с волосами, остриженными коротко и выкрашенными в жгуче-черный цвет, приехала с температурой, у нее болело горло, и говорила она с трудом.

– А ты не влезай! – рявкнул на нее Завидов. – Что значит – не получается? Запросто мог заманить и отвезти куда угодно. Она же ему доверяла, он учитель! Не было там никого третьего, никто не сигналил, он это все сочинил, литератор хренов!