Двадцать четыре часа прокрутились назад с бешеной скоростью. Странник давно научился поворачивать время вспять и видеть прошлое как настоящее.

Самка перебегала дорогу. Ладони его стали мокрыми. Сквозь гул машин, сквозь грохот собственного сердца он слышал голос ангела. Это был уже не плач, ангел звал Странника, вел самку прямо к нему. Ангел чувствовал скорое освобождение и ликовал. Самка не могла сопротивляться, ноги сами несли ее к машине.

Но вдруг что-то произошло. Она исчезла.

Только что он видел ее силуэт, тонкие ноги в джинсах, ядовито-зеленая куртка, такая яркая, что светилась в темноте, словно пропитанная фосфором. Он лишь моргнул, а ее уже нет. Куда она делась?

Он подождал несколько минут, пытаясь унять дрожь. Промокнул бумажным платком вспотевший лоб, вытер ладони. Закурил, тут же загасил сигарету. Самка не появлялась. Странник коротко просигналил. Никакого результата. Он точно знал, что она где-то здесь, рядом. Он слышал зов ангела, который жил в ней, он чувствовал кожей ее присутствие совсем близко. Казалось, даже запах ее проникает сквозь стекла.

Он просигналил еще, выкурил сигарету, потом опять просигналил. И она появилась. Взглянув ей в лицо, он понял: только что в сквере она встречалась с кем-то и разговор был ей неприятен. Глаза тревожно блестели. Он спросил, в чем дело. Она долго молчала и заговорила, когда они выехали к окраинам.

Сейчас, когда все уже случилось и прошли сутки, он понимал, что сорваться ничего не могло. Связь между ним, Странником, и ангелом, который зовет его на помощь, возникает задолго до того, как происходит в вечной ночи реальная их встреча.

В голове у него зазвучал высокий детский голос, так ясно, словно он прокручивал магнитофонную запись.

– Это никто. Просто учитель русского и литературы. Привязался, старый дурак.

Девочка нервничала. Страннику это не нравилось. Ее не должны занимать мелочи. Она обязана осознать важность предстоящего момента.

– Успокойся. Ты же сказала ему, что он ошибся.

– Он не поверил. К тому же…

– Что?

– Нет. Ничего. Вдруг он расскажет в школе или маме позвонит?

– А что он за человек?

– Не знаю. Учитель. Наш классный руководитель. Борис Александрович Родецкий. Старый. Кажется, заслуженный какой-то. Типичный отстой. Никогда бы не подумала, что он шныряет по Сети, интересуется порнушкой.

– У тебя есть его номер?

– Зачем?

В темноте глаза ее настороженно блеснули.

– Ну я мог бы позвонить ему, сказать, что я твой близкий родственник, дядя например.

– У меня нет никакого дяди!

– Но он же этого не знает. Допустим, я долго работал за границей, вернулся и хочу с ним встретиться, поговорить. Пусть он мне расскажет. Мне, и больше никому. Я попрошу его об этом.

Она замолчала надолго. Он не торопил ее. Если она согласится, значит, между ним, Странником, и ею, маленькой самкой, установились по-настоящему доверительные отношения. Именно это и нужно. Она должна расслабиться.

– А вообще, ты знаешь, это неплохая идея. Можешь сказать, что ты мамин старший брат. И если какие-то проблемы, пусть тебя вызывают в школу. Допустим, вы с мамой много лет в ссоре, что-нибудь в этом роде. Слушай, как прикольно! Обожаю вешать лапшу на уши! – Она засмеялась.

Ее смех резанул по сердцу. Он напомнил ему смех той, первой девочки, с которой все началось. Странник не мог слышать смеха. Все внутри пылало, кипело, казалось, голова лопнет от напряжения. Но он отлично владел собой и только ласково улыбнулся самке.

Она перестала смеяться, задумалась.

– А если все раскроется? Допустим, мама явится на родительское собрание, этот старый пень скажет: вот, звонил ваш брат. И что тогда?

– Твоя мама часто ходит на собрания?

– Нет. – Она опять замолчала.

Он не стал ее уговаривать. Он никогда никого не уговаривал. Минут через пять она протянула ему свой телефон.

– Вот его номер. Запишешь?

– Запомню.

И вдруг его прошиб пот. Перед глазами возник розовый мобильный телефон в руках Жени, светящийся в темноте экран. Как же он мог упустить это из виду? Все предусмотрел. А про телефон забыл! Она держала его в руке, когда они вышли из машины.

– Здесь живет сторож, я должен взять у него ключ от дома.

– Но здесь же лес!

– По тропинке самый короткий путь. Сейчас увидишь. Пошли.

– Нет уж. Я лучше подожду в машине. Холодно.

К этому моменту напряжение в нем достигло высшей точки. Потребовались огромные усилия, чтобы ничем себя не выдать и убедить ее выйти. Один неверный жест, одно неправильное слово, и она могла побежать, закричать, остановить какую-нибудь из проезжавших машин.

– У сторожа овчарка ощенилась. Семь щенков, и все такие симпатичные. Я хочу взять одного, но не могу выбрать. Нужен твой совет.

Сработало. Она пошла с ним. Поднялись на холм, потом спустились в низину. Он заранее изучил это место и знал точно, что с шоссе ничего не видно и не слышно.

Вероятно, телефон она выронила, когда попыталась убежать. Да, она успела побежать и даже крикнула.

«Ну и что? Они нашли телефон, легко и быстро установили ее личность. Однако последний, с кем она разговаривала, – ее учитель. Родецкий Борис Александрович. Я видел, как она нашла его номер в списке входящих. Значит, все верно. Круг замкнулся».

Легкий стук в стекло заставил его подпрыгнуть на сиденье. Он увидел темный мужской силуэт, белое пятно лица.

– Извините, вы кого-то ждете?

Он хотел тут же отъехать, не вступать в диалог, но обнаружил, что почти заперт. Чтобы выехать и никого не задеть, надо очень медленно пятиться задом, потом аккуратно развернуться. Небольшая площадка перед казино заполнена машинами. Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил, когда они успели понаехать.

Охранник казино знаками показывал, чтобы он приспустил стекло.

– У нас сегодня ночью частная вечеринка, – сказал охранник с вежливой улыбкой, – вы не могли бы отъехать?

– Я бы с удовольствием, но для этого нужно отогнать вон тот «Опель». – Ему удалось мгновенно прийти в себя и ответить улыбкой на улыбку.

Через три минуты «Опель» отогнали. Странник выбрался из затора, объехал квартал и нашел подходящее место для парковки.

– Она не ставит чисел, только время суток. Только ночь, – бормотал старый учитель. – Сколько раз я замечал, что она спит на уроках? Да, ей постоянно хочется спать. И все равно она садится писать свой дневник. Глаза слипаются, буквы прыгают. Почерк у нее ужасный. Почерк человека на грани нервного истощения. Или уже за гранью? Жизнь этого ребенка – вечная ночь, адская, ледяная, бесприютная, населенная плотоядными чудовищами, киборгами, биороботами. К кому же она все-таки спешила в воскресенье вечером? К своему V. или к безымянному киборгу-профессору? Кто ждал ее в машине и нетерпеливо сигналил ей? Два коротких гудка, один длинный.

Он вдруг ясно представил, как Женя кидает монету, как хочется ей, чтобы выпал «орел». Но трижды выпадает «решка».

Когда мне страшно, я наглею. Веду себя, как последняя оторва.

«Конечно, ей стало страшно, что учитель знает и всем расскажет. Бедная, бедная девочка! Только пятнадцать лет! Какой-то Ник, пожилой иностранец, спал с ней почти два года, за деньги. А этот “V.”? Ему за сорок. И тоже спал с ней. Чем же он лучше других, которые ее покупали? Но она любит его, она хочет родить от него ребенка. Он первая ее любовь, из тех, что помнится потом всю жизнь. Конечно, она придумала его себе, создала принца. Наверняка тот еще мерзавец. У девочки совершенно изломанная психика, столько всего происходит с ней страшного, патологического. И никого рядом. Ни души. Кроме этого ее дневника, ни одного полноценного собеседника.

Впрочем, возможно, я просто отсталый мамонт. Ископаемое, окаменелость из другой эпохи. Мне только кажется, что детство должно оставаться детством, что порнография – это мясная лавка, в которой вместо туш животных продаются тела живых людей, детей, маленьких девочек и мальчиков. Мораль, сострадание, простая чистоплотность давно устарели и никому не интересны, кроме таких, как я, ископаемых. Хотя все это уже было, в разных вариантах повторялось на протяжении всей истории человечества. Рабовладение, языческий Рим, кровавый и развратный, потом инквизиция, эпоха Ивана Грозного в России. Французская революция, русская революция, Гражданская война, сталинские репрессии, Третий рейх, концлагеря. Разве сегодня хуже, страшней?»