– Почему ты не женат? Только, пожалуйста, ответь серьезно.

– Жена ушла от меня десять лет назад.

– А почему потом не женился?

– Как я мог жениться на женщине, которую встретил только сейчас? Мне пришлось дождаться, когда станешь совершеннолетней, приедешь одна в этот город, потом попытаешься уехать отсюда на товарняке.

– Вадим, перестань, пожалуйста.

– Малыш, я не шучу. – Его глаза смотрели серьезно.

– А дети есть у тебя?

– Сын. Двадцать пять лет. Зовут Сережа, живет в Квебеке. Женился на канадке украинского происхождения.

– Значит, ты совершенно один?

– Теперь уже нет. Теперь я с тобой. И нам пора ужинать.

Метрдотель небольшого приморского ресторана «Парадиз» поздоровался с доктором за руку и, проводив Машу долгим оценивающим взглядом, подумал:

«В советское время такие тощие цыплята стоили два двадцать в кулинарии».

Доктор часто наведывался в этот ресторан, но ни разу еще не приходил сюда с женщиной. Официанты поглядывали с любопытством. Роскошная блондинка Ларочка в синем форменном платье без рукавов склонилась над столиком, обдавая запахом духов «Криатюр» и щедро демонстрируя мощную грудь в глубоком декольте, пропела:

– Добрый вечер, Вадим Николаевич! Сегодня очень свежая форель.

– Машенька, ты будешь форель? – спросил доктор.

– Да.

– Выпьешь что-нибудь?

– Белое мартини, совсем немножко. Когда официантка отошла, надменно покачивая бедрами, Маша спросила:

– Ты здесь часто бываешь?

– Да. Здесь спокойно. Народу мало, нет этой жуткой грохочущей музыки, кормят неплохо.

Через несколько минут подошел метрдотель и, наклонившись к уху доктора, прошептал:

– Вадим Николаевич, вас к телефону.

Доктор специально оставил дома свой сотовый телефон, будто чувствовал – не дадут ему спокойно провести вечер. Слишком уж все складывалось хорошо. Но достали и здесь.

– У него кровит шов, – услышал он тяжелый бас фельдшера из горного госпиталя, – ты можешь приехать прямо сейчас?

– Температура?

– Нормальная.

– Ты сам-то смотрел? Не может у него кровить шов. Опять небось паникует, как с гранатовым соком?

– Ты должен приехать, – мрачно ответил фельдшер, – мне он посмотреть не дает, требует тебя.

– Хорошо, – вздохнул доктор и повесил трубку. Курившая у стола, на котором стоял телефон, официантка Ларочка загасила сигарету и томно произнесла:

– Вадим Николаевич, горячее подавать? Ваша форель уже готова.

– Подавай, Ларочка. Очень есть хочется, – улыбнулся доктор.

– Что-нибудь случилось? – спросила Маша, когда он вернулся за столик.

– Все нормально, малыш. Мне надо будет съездить, посмотреть одного больного.

– Далеко?

– Не очень. За городом. Мы сейчас спокойно поужинаем, потом я отвезу тебя домой.

Ларочка расставила на столе тарелки с форелью, поменяла пепельницы и сочувственно покачала головой:

– Нет вам покоя, Вадим Николаевич, ни днем, ни ночью.

– Такая моя докторская судьба, – развел он руками.

У ресторана рядом с «Тойотой» стоял грязноватый военный «газик». За рулем сидел молодой кавказец с лихими усиками, тот самый, что поглядывал через просвет в заборе. Маша вежливо поздоровалась с ним, усатый важно кивнул в ответ.

Вадим и Маша сели в «Тойоту», «газик» поехал следом.

– Это они из-за города так быстро за тобой приехали? – спросила Маша.

– Больной уж очень важный. Меня почти всегда возит к нему этот «газик». Когда я в городе, он тоже. К важному больному могут вызвать в любой момент.

Вадим проводил Машу в дом, «газик» ждал у ворот.

– Ты вернешься поздно? – спросила Маша.

– Не знаю, как получится, – он прижал ее к себе, поцеловал в пробор, – ты ложись спать, малыш. Не жди меня.

Оставшись одна. Маша включила телевизор. По каналу ОРТ шли вечерние «Новости».

– Возобновились поиски чеченского террориста Аслана Ахмеджанова, – говорила хорошенькая комментаторша, – наш корреспондент беседует с членом Чрезвычайной государственной комиссии по борьбе с терроризмом, депутатом Государственной Думы Алексеем Климовым.

На экране появился рыхлый, нездорового вида человек в строгом костюме.

– Алексей Сергеевич, – обратился к нему корреспондент, которого не показали в кадре, – насколько реальной видится вам перспектива открытого судебного процесса над Ахмеджановым как над организатором и участником нескольких самых крупных террористических актов, случившихся за последние два года?

– Я очень сомневаюсь, что такой процесс вообще когда-либо состоится. Уголовные дела на каждого из сепаратистских лидеров заведены давно, и Военной прокуратурой, и Генеральной. Однако на скамью подсудимых пока не сел ни один. Если вдруг такое случится, то суд будет закрытым, для прессы – в первую очередь.

– В одном из своих интервью Ахмеджанов заявил, что взрывы будут греметь по всей России до тех пор, пока хоть один русский солдат, я цитирую, «останется на великой земле Ичкерии. Но, когда последний русский солдат покинет нашу землю, взрывы все равно не перестанут греметь. Русские должны платить по счетам». Насколько реальны эти угрозы?

– На все сто процентов, – депутат усмехнулся, – в государстве, в котором люди, причастные к событиям в Буденновске, к взрыву школьного автобуса под Новореченском, находятся на свободе, в таком государстве возможно все. Если о том, как он лично расстреливал в час по одному заложнику, Ахмеджанов рассказывает не суду со скамьи подсудимых, а московскому корреспонденту, сидя в комнате, застланной коврами, спокойно глядя в телекамеру, – о чем тут можно говорить?

– Однако то, что сегодня розыски Ахмеджанова ведутся российскими спецслужбами весьма активно, внушает некоторый оптимизм, – заметил невидимый корреспондент, – из неофициальных источников нам стало известно, что после серьезного ранения он скрывается сейчас где-то в горных районах Абхазии. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Я воздерживаюсь комментировать сведения, полученные из неофициальных источников, – сухо сообщил депутат и тут же исчез из кадра. Началась реклама. Маша выключила телевизор. «В горах Абхазии – это совсем близко», – подумала она и удивилась: лицо с тяжелым носом и глубоко посаженными глазами, лицо с цветной фотографии, мелькнувшей на несколько секунд на телеэкране после того, как комментаторша назвала имя Аслана Ахмеджанова, почему-то накрепко засело в памяти.

Чеченец лежал на койке поверх одеяла в тяжелых грязных ботинках. Он задумчиво курил и пускал в потолок аккуратные колечки дыма. Доктор молча поднял рубашку у него на животе. Разумеется, шов не кровил.

– Все шутишь? – спросил Вадим и взглянул чеченцу в лицо. – Со швом у тебя все в порядке.

– А с тобой все в порядке? – усмехнулся чеченец и стряхнул пепел на пол.

– Слушай, Аслан, хватит дурака валять, – доктор обернулся в фельдшеру и спросил:

– У тех двоих, которых неделю назад привезли, тоже что-нибудь кровит?

– У тех не кровит, – ответил фельдшер, не глядя на Вадима, и тут же вышел.

– Девочку себе завел, – задумчиво произнес Ахмеджанов, – говорят, хорошая девочка, только тощая. Вот мне совсем не нравятся тощие, я люблю белых и круглых. Но это дело вкуса. Зачем ты девочку завел, я понимаю, а вот зачем тебе кассета понадобилась – ну никак не пойму.

Черные, глубоко посаженные глаза смотрели на Вадима спокойно и внимательно.

– Кассета? – удивленно спросил доктор. – Какая кассета?

– Маленькая, от видеокамеры.

– Послушай, Аслан, – вздохнул доктор, – мне некогда заниматься ерундой. Раз уж я приехал, я сейчас осмотрю раненых и поеду домой. Я устал, хочу спать. К тому же меня ждут.

– Кто тебя ждет? Девочка твоя. Маша? Она подождет.

Чеченец, продолжая смотреть Вадиму в глаза, загасил сигарету, сел на койке.

– Ты возил еду Ивану?

– Да.

– Зачем?

– Как ты думаешь, зачем кормят голодного человека?

– Ты кормил его, чтобы он вытащил для тебя кассету.