За день до отъезда она, злая, обиженная, шлялась по центру Москвы. Шел мокрый снег. Она замерзла, устала, на Арбате забрела в парикмахерскую, просто так, от тоски, покрасила свои светло-русые волосы в лиловый цвет и сделала себе прическу из восьмидесяти тонких косичек, украшенных разноцветными пластмассовыми бусинами, но никакой радости не почувствовала и вышла из парикмахерской чуть не плача. Побрела дальше и попала в какое-то грязное подвальное, оклеенное порно-картинками заведение, где длинноволосое существо неопределенного пола за сто рублей накололо ей на плече цветную розочку.

– Ты вообще-то чем занимаешься? – спросило существо.

– Я пою, – грустно ответила Анжела.

– Ну давай, спой что-нибудь.

Она уныло напела пару куплетов.

– Слушай, здорово! – сказал художник тату. – Ты вечером свободна?

– Ага. Как ветер, – вздохнула Анжела.

– Тут в соседнем переулке есть клуб. Ты можешь сегодня там спеть. Бесплатно. Но зато там бывают знающие люди. Тебя заметят, точно говорю. Ты здорово поешь.

Она пришла, спела живьем, без фанеры, под аккомпанемент живого фано, за которым сидел лохматый хмурый дядька лет сорока пяти. Именно он ее заметил и после бурной ночи в его квартире взял с собой в более приличное место, в джазовое кафе.

После двух удачных выступлений она позвонила продюсеру Гене в Свердловск, помирилась с ним по телефону и просила прилететь, потому что появились кое-какие перспективы.

Продюсер прилетел, огляделся, засуетился, прошелся по своим московским связям, и через полгода у Анжелы появился еще один диск, записанный уже в Москве, и маленькая, но известность. Она пела в дорогих ресторанах и престижных клубах. Коротко постриглась и покрасилась в черный цвет. Похудела на восемь кило, стала использовать очень светлый тон для лица, темную помаду и темные тени вокруг глаз. Выступала в узких открытых платьях в стиле декаданс. Пела романсы, иногда джаз и научилась профессионально свинговать. Благо голос у нее был настоящий, глубокий и сильный. Вечера, свободные от выступлений, проводила на всевозможных тусовках, старалась постоянно мелькать перед фотообъективами, перезнакомилась с массой полезных людей, стала почти своей в мире шоу-бизнеса. Во всяком случае уже никто не спрашивал, заметив ее в пестрой тусовочной толпе, «кто это?».

Но несмотря на все усилия она никак не могла пробиться хоть немного вперед и выше. Иногда на какой-нибудь модной вечеринке ей казалось, что ее окружают стеклянные стены. Вроде бы вот они, известные музыкальные обозреватели, теле– и радиожурналисты, клипмейкеры, вот они, рядом, она целуется с ними при встрече и прощании, обменивается сплетнями и анекдотами, и что им стоит пригласить ее на ток-шоу, взять у нее интервью, предложить что-нибудь более существенное, чем бокал мартини. Но нет. Нет, черт их всех побери!

Она смотрела на тех, кто уже пробился. Среди звезд шоу-бизнеса не было ни одного москвича. Девочки и мальчики из провинции рассказывали в интервью, как приехали в Москву, не имея ничего, кроме таланта и мечты, и добились сегодняшних высот исключительно благодаря этому эфемерному капиталу. Анжела старалась разгадать жгучую, главную их тайну: где, каким образом им удалось достать денег для настоящей раскрутки? В сказки про добрых и чутких дядей-продюсеров, которые разглядели в жадной тщеславной толпе будущую звезду и бескорыстно вложили в нее деньги, Анжела не верила. Как-то все происходило иначе. Но как, она понять не могла.

И это был уже четвертый вопрос, который поставила перед ней жизнь. Грубо говоря, нужны были деньги. Много денег.

Однажды в дорогом ресторане ее пригласили в отдельный кабинет. Там за столом сидели четыре лица кавказской национальности. Ее пригласили познакомиться. Такое уже случалось, но всякий раз продюсер испуганно мотал головой и орал: не смей! Вляпаешься в криминал!

На этот раз она не сумела вежливо ретироваться, как делала прежде. Она села за стол рядом с самым молодым из них. Его звали Шамиль. Он не был похож на кавказца. Светлые вьющиеся волосы, голубые глаза и в общем ничего особенного. Но лицо, фигура, линия рта, разрез глаз таили в себе нечто роковое лично для Анжелы. Она искренне не понимала, почему вдруг, бывалая, циничная, стала дрожать и таять от его взглядов и прикосновений, как вишневое желе в теплом помещении. Позже она пыталась объяснить это самой себе и своему продюсеру, но никаких вразумительных слов, кроме «мой фасончик, мой размерчик», не нашла.

Из ресторана они уехали вместе, на его белом шестисотом «Мерседесе», но не к нему домой. Он просто ее подвез, на прощание поцеловал руку. А на следующее утро ее разбудил звонок в дверь. На пороге стоял посыльный с корзиной японских лилий.

За этим последовал шикарный, бурный роман, романтическая поездка в Испанию, пятизвездочные отели, совместные походы по бутикам в Мадриде и Барселоне. Стоило Анжеле остановить взгляд на какой-нибудь шмотке или на ювелирном украшении, Шамиль поднимал густую бровь, шевелил аккуратным усом и произносил всего два слова: «Хочешь? Бери!»

Анжела познакомила его с продюсером. Тот был так очарован щедростью восточного принца, что забыл о страхе «вляпаться в криминал», стал сетовать на циничные законы шоу-бизнеса, услышал в ответ короткое и благородное: «Сколько надо?» – и скромно назвал сумму с пятью нулями. Принц достал свой мобильник, поговорил с кем-то на своем гортанном языке, и через полчаса на пороге появился какой-то маленький, в кепке, с длинным носом, и почтительно выложил перед Шамилем пять толстых бумажных свертков, перетянутых резиночками. Затем прозвучало волшебное: «Хочешь? Бери!»

Все пошло как по маслу. Записывались телевизионные клипы, песни звучали по радио, выходили один за другим и хорошо продавались компакт-диски, мелькали фотографии в прессе, начались настоящие серьезные концерты, толпы поклонников, ток-шоу, назойливые журналисты.

Кто такой ее сказочный принц, она узнала случайно из теленовостей и была потрясена, но вовсе не тем, что он оказался чеченским террористом. Что-то в этом роде она подозревала. Поразило ее другое. Шамиль Исмаилов числился в федеральном розыске и при этом спокойно разъезжал по Москве в белом «Мерседесе», гулял в дорогих ресторанах, жил в каких-то шикарных подмосковных виллах, правда, постоянно менял их. Иногда он исчезал надолго, потом появлялся и вел себя в Москве как хозяин, а вовсе не как бандит, которого разыскивают спецслужбы.

Еще в самом начале их романа он сказал: если тебя обо мне кто-нибудь спросит, скажи – не знаю такого. Не знаю, и все. О том же был предупрежден и продюсер. Он, конечно, наложил в штаны, но когда к ним действительно стали приходить любезные молодые люди спортивного вида и задавать осторожные вопросы о Шамиле, продюсер Гена держался молодцом. Анжела тем более.

Она с честью отбивала любые провокационные вопросы журналистов, в том числе и те, которые касались ее милого Шамочки. Ее спрашивали, правда ли, что в ее раскрутку вложил деньги известный чеченский террорист Исмаилов, который находится в федеральном розыске. О, какие при этом были рожи! Она ловила кайф покруче наркотического, глядя на эти рожи.

«Эка мы тебя! Ну давай, выкручивайся!»

– Я понимаю, – смиренно отвечала она после долгой паузы, – мой быстрый успех вызывает недоумение. Как, почему мне удалось всего за три года стать супер-звездой? И многие думают: почему она, а не я? Не терпится найти какую-нибудь грязненькую, гаденькую причину. Ну кто мне скажет, на хрена террористу вкладывать в меня деньги? Что он с этого будет иметь? И почему именно в меня? – Обычно в этот момент она довольно резко повышала голос и слегка подавалась вперед. Внешне все выглядело как искренний всплеск эмоций, но на самом деле каждая нотка в ее голосе, каждый жест были тщательно продуманы, отработаны перед зеркалом и с включенным магнитофоном. Она всегда должна была знать, как выглядит и как звучит со стороны.

Приставалы-журналисты и публика в зале, как правило, терялись, и не могли с ходу ответить на ее вопросы. А если она видела, что кто-то готов высказаться, то не давала, сокращала паузу, говорила сама, уже спокойнее и мягче: