Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Надо звонить Луньку и возвращать ему порнушку государственного значения прямо в руки. Не Катино это дело, пусть он сам разбирается. Только надо поставить условие: пусть через свои каналы сделает так, чтобы сразу освободили Ольгу Гуськову. Он сумеет, у него достаточно связей.

А Глеб, оказывается, недооценил Маргошу, при всей своей упорной неприязни к ней. Неприязнь — это мягко сказано. Он с самого начала не мог спокойно о ней говорить, не стеснялся называть «щукой» и «тварью» даже при отце.

Катя ясно вспомнила, как на дне рождения Калашникова-старшего, чуть меньше месяца назад, случайно услышала обрывок разговора на кухне:

— Глеб, ну я же не просила, он сам настоял, — вполголоса, почти шепотом, говорила Маргоша, — просто он любит меня. И вообще, ты прости, конечно, но это не твое дело.

— Это мое дело, это мой отец, и если ты думаешь, что сумеешь вот так, по-тихому, вытянуть из него все до копейки, то ошибаешься. Ты ему можешь петь про чистую любовь. А мне не надо. Учти, еще один такой фортель, и я… — Глеб, ты хотя бы отца пожалей. Он этого не вынесет.

Катя вошла. Они замолчали. Она успела уловить в воздухе особенный, оглушительный запах ненависти, который еще несколько минут продолжал висеть в тишине уютной кухни.

Потом, когда они возвращались домой, Катя сказала:

— Ну что ты все время грызешься с Маргошей? Хватит уже. За что ты ее так ненавидишь? Прямо искры летят.

— Эта тварь заставила отца открыть на ее имя еще один счет, и туда идет чуть ли не весь доход от его доли в нефтяных операциях. А на очереди — его деньги от казино. Она его оберет до копейки, старого болвана.

— Можно подумать, твой отец младенец или впал в маразм. Он ведь сам понимает, что делает. Она не силой его заставляет.

— Да уж я знаю, чем она его заставляет, — буркнул Глеб, — но мне надоело. Теперь у меня есть управа на эту тварь.

— Ну что ты говоришь? Прямо страшно слушать. По-моему, тебя просто зациклило. Попробуй посмотреть на нее другими глазами. Красивая, талантливая девочка, сама, между прочим, успела многого добиться.

— Сама?! — взревел Глеб. — Ты что думаешь, ее взяли бы просто так сниматься во все эти дурацкие боевики? Вон их сколько, красивых-талантливых, готовых душу заложить, чтобы хоть в эпизодик взяли. Ты ведь знаешь, никаких особых данных, кроме яркой морды и длинных ног, для такого кино не надо. А этого добра навалом. Не была бы она папиной женой, фиг бы ее кто брал на главные роли. Все эти сказки про золушек с бензоколонки пусть кинозрители кушают. Уж ты-то знаешь, как подобные вещи происходят.

— Глеб, почему ты такой злой? Она ведь любит его.

— Она его проглотит с потрохами и не поперхнется, — сказал он спокойно и мрачно, — еще недавно у меня оставались слабые иллюзии, а теперь все. Нет там никакой любви и быть не может. А моего старого дурака жалко. Но ничего, переживет. Вернется к маме. Побаловался, и будет с него. Вообще, хватит об этом. Надоело.

Катя отчетливо помнила тот вечер потому, что крайне редко видела своего мужа таким разъяренным и решительным. Да и времени прошло совсем немного с тех пор, меньше месяца. Тогда она не придала особенного значения ни случайной склоке в кухне, ни их разговору в машине по дороге домой. Ей в голову не пришло, что за этим может стоять. А зря.

Все теперь понятно, все сходится. Если бы Константин Иванович увидел эту кассету, безусловно, с Маргошей бы развелся.

Он женился на чистой, честной девочке, далекой от грязи и пошлости. А что оказалось? Его обманули, посмеялись над его возвышенной трепетной любовью, из него сделали идиота. Он бы не просто развелся — выгнал вон. Кто-то другой, возможно, и простил бы. Калашников — никогда. Она могла потерять в один день если не все, то почти все — деньги, благополучие, даже карьеру. И это зависело от Глеба, от человека, который с самого начала ее терпеть не мог… Только одна осталась прореха — время. Она ведь улетала в Париж той ночью.

Катя взглянула на часы. Десять минут двенадцатого. Маргоша улетала ночью… Каким рейсом? А ведь это несложно вычислить. Сегодня ровно неделя со дня убийства.

Катя открыла телефонный справочник и стала дозваниваться в справочную «Шереметьево-2». Там было безнадежно занято.

Интересно, что Паша имел в виду, когда сказал: «Я, кажется, все понял»? Конечно, она даже не соблаговолила выслушать. Она вообще относится к Паше совершенно по-хамски. Он готов мчаться куда угодно по первому ее зову, он всегда рядом, когда ей это надо. А между прочим, именно сейчас ей очень неуютно одной.

Она сама не заметила, как вместо номера справочной набрала Пашин номер. Это получилось машинально. И когда только она успела запомнить его наизусть?

— Я так и знал, что ты позвонишь.

— Вообще-то, я звонила в справочную Шереметьева-2, — Катя улыбнулась в трубку.

— Там безнадежно занято. Я тоже туда пытался дозвониться.

— Зачем?!

— Выяснить, какие есть ночные рейсы в Париж. Думаю, и ты звонила за тем же. Сегодня ведь ровно неделя… Но, знаешь, наверное, лучше просто туда съездить. Для чистоты эксперимента.

— Подожди, я не поняла… — Она отлично стреляет, эта Крестовская, — задумчиво произнес Паша, — я обратил внимание, когда смотрел боевик, что актриса работает без дублера, и выучка у нее не хуже, чем у какого-нибудь крутого спецназовца. Я как раз подумал, что это, пожалуй, единственное достоинство идиотского фильма. Если честно, я не поленился пересмотреть его еще раз, после визита в морг. Но до конца опять не досмотрел. Выключил в том месте, где героиня накидывает удавку на шею наркоторговца. Правда, в фильме она таким образом спасает благородного героя от верной смерти. Ладно, это действительно не телефонный разговор. Я в принципе могу и один прокатиться в Шереметьево.

— Нет уж, вместе. Я за тобой заеду.

Прежде чем выйти из дома. Катя спрятала черную коробку с кассетой назад, в сейф, в потайной ящичек.

Паша ждал во дворе.

— Надо было мне за тобой заехать. Для чистоты эксперимента, — сказал он, садясь в машину, — но и так ничего. В общем, я уже просчитал, что по ночной Москве от проспекта Мира до Шереметьева-2 можно доехать за сорок минут. В принципе можно и за полчаса, но, учитывая всякие случайности, лучше минут десять накинуть.

— Значит, ты все понял уже вчера?

— Мне странно, что ты не поняла еще раньше. Все сходится на ней — Ольга Гуськова ее одноклассница, со Светланой Петровой они общались достаточно тесно. Когда стало ясно, что Ольгу подставили, я подумал: это мог сделать только человек, очень хорошо ее знавший, человек, который запросто бывает в доме и не вызывает подозрений. Звонки и щепки в подушке, вероятно, входили в программу «подставки». Сумасшедшая любовница — первый кандидат в убийцы. Ну, после братков, разумеется. Но здесь понадобился помощник. Она хоть и актриса, а все равно ты могла узнать голос по телефону. И она выбрала на эту роль несчастную, злую на весь мир и на тебя в том числе Светлану Петрову. Светлана, узнав, чем закончились бабские шалости с анонимными звонками, жутко испугалась, запаниковала. Решила выйти из игры. Но ей стало обидно, что пришлось рисковать за просто так. Она попыталась убить сразу двух зайцев — снять камень с души, рассказать тебе о Крестовской, ну и заработать заодно. Идиотская смесь — и совесть вроде есть, и жалость обыкновенная, человеческая, но при этом столько глупой бабской злобы и зависти, вопреки здравому смыслу, вопреки даже себе самой… Такие всегда проигрывают. Если бы она промолчала, возможно, осталась бы жива. Но она как-то выдала себя, и Крестовской пришлось ее убрать, наспех, неаккуратно. Но главной ее ошибкой был тот последний звонок. Она еще не знала, что Ольга Гуськова арестована и цель достигнута. Она нервничала и решила поторопить события с твоей помощью. И, наверное, ее задевало твое абсолютное равнодушие к такому блестящему спектаклю. Ну никак ты не хотела испугаться, обидеться всерьез, пожаловаться властям на злодейку-любовницу. Вот она и перестаралась.

1320
{"b":"897001","o":1}