— Из автомата. Мама, у меня очень срочное дело, Я потом объясню.

— Нет, ну какова Маргоша! Видишь, как проявляются люди в горе? Кто мог ожидать, что эта свистушка… — Мамуль, у тебя сохранился где-нибудь телефон парикмахерши Эллы? — перебила Катя. — Она работала в «Чародейке» и всех стригла — тебя, тетю Надю. Помнишь? У нее еще дочка была, Света, кажется… Ровесница Глеба.

— Сейчас посмотрю, — растерянно произнесла мама, — а ты… — Мамуль, потом, все потом, — перебила Катя, — это очень срочно.

— Ладно-ладно, Катенька. Ты только не нервничай. Если бы я помнила фамилию этой Эллы… Какая-то совсем простая фамилия. Сидорова?

— Петрова! — вспомнила Катя. — Посмотри в старой книжке на "П".

— Надо же, нашла! — радостно сообщила мама. — Петрова Элла. Тебе домашний?

— Все, какие там есть.

— Я не думаю, что она все еще работает в «Чародейке». И переехать могла, и телефон мог поменяться.

— Неважно. Диктуй.

— Записываешь? — Мама продиктовала два номера, рабочий и домашний.

Катя повторяла цифры вслух, Павел, прислонив блокнот к стеклу таксофона, писал фломастером.

— Все, мамуль, спасибо. Целую. Паша протянул ей еще один жетон.

— Учти, это последний.

Катя набрала домашний номер парикмахерши Эллы. Было занято. Конечно, мама права. Столько лет прошло. А в «Чародейку» вообще нет смысла звонить… Но можно подъехать. Там кто-то должен помнить Эллу Петрову.

Катя нажала рычаг отбоя, и хитрый автомат сожрал последний жетон.

— Может, ты от меня позвонишь? — предложил Паша. — До моего дома два шага.

— Хорошо, — секунду подумав, кивнула Катя. — Ты на машине?

— Пешком. Когда твоя Жанночка позвонила, я решил, что пешком будет быстрее. И оказался здесь минут на двадцать раньше тебя. Она волновалась и так тараторила, что я ничего не сумел понять. Тебя что, правда шантажируют?

— Да, похоже на то.

— Это имеет отношение к убийству твоего мужа?

— Пока не знаю.

Они сели в Катину машину и через пять минут оказались у старого дома на Бронной. Катя первым делом кинулась к телефону. На этот раз были длинные, редкие гудки. Но трубку все-таки взяли. Очень низкий, сиплый женский голос произнес:

— Слушаю.

— Здравствуйте, можно попросить Эллу Петрову.

— Я у телефона.

— Элла, еще раз здравствуйте. Меня зовут Катя Орлова. Вы, возможно, меня помните.

— Помню, — ответила женщина без всяких эмоций.

— Скажите, пожалуйста, как мне найти Свету?

— Откуда я знаю? — сердито буркнула Элла.

— Но она живет с вами? Или у нее другой телефон?

— А где ж ей еще, поганке, жить? Шляется ночами, передо мной не отчитывается.

— То есть она не ночевала дома? — уточнила Катя. — А когда вы ее видели последний раз?

— Век бы ее не видать, мерзавку такую, — последовала матерная брань.

Катя вдруг поняла, что ее собеседница пьяна и толку не добьешься. Однако не сдавалась. Дослушав тираду до конца, она спросила:

— Скажите, а как вообще у нее дела? Чем она занимается?

— На «Динамо» торгует. Слушай, а тебе зачем моя Светка? — Голос собеседницы зазвучал подозрительно и враждебно.

— Она просила помочь ей заработать, — стала сочинять на ходу Катя, — я договорилась в театре, в костюмерной мастерской. У нас сейчас хорошо платят. Мы условились встретиться сегодня, но она не пришла. Мне надо обязательно ее разыскать, очень срочно. В мастерской держат для нее место, а желающих много.

— Хорошо платят, говоришь? А что за работа? — деловито поинтересовалась Элла.

— Работа совсем несложная. Полтора миллиона в месяц. Плюс почасовая оплата за сверхурочные.

— Слушай, а меня нельзя туда к вам пристроить?

— Мы потом это обсудим. Скажите, может, вы знаете телефоны кого-то из ее друзей? У кого она могла остаться ночевать?

— Ничего я не знаю. Живет здесь как в гостинице. Приходит и уходит когда вздумается, мне не докладывает.

— Ну хорошо, — вздохнула Катя, — а на рынке она сегодня должна торговать?

— Вроде да. Сегодня выходной, там самое горячее Время.

— Чем она торгует, не знаете?

— Обувью.

— Спасибо вам большое. Если вдруг Света появится, передайте ей, пожалуйста, что звонила Катя Орлова. Мой телефон она знает.

Положив трубку, Катя несколько секунд молчала, уставившись в стену. Павел подошел, присел перед ней на корточки, взял ее руки в ладони. Руки были совсем ледяные. Он прижал их к своим щекам и тихо спросил:

— Тебе холодно?

— Нет, — Катя покачала головой, — мне не холодно. Просто, когда я нервничаю, меня всегда знобит.

— Я сварю кофе, как ты любишь, с гвоздикой. И мы спокойно все обсудим. Хорошо?

— Хорошо… Надо Жанночке позвонить.

— Обязательно. Она очень за тебя переживает. Да, она просила, чтобы я тебе ничего не говорил о ее звонке. Сказала, мол, вы просто понаблюдайте со стороны, на всякий случай. Мало ли что? Все-таки шантаж, и баба такая злобная. Страшно, если ты с ней останешься наедине, даже на улице.

— Спасибо, что пришел, — сказала Катя как можно спокойней и холодней. Он ничего не ответил. Жанночка взяла трубку моментально.

— Ну что? Она явилась?

— Нет. Я пытаюсь ее разыскать.

— Как? Ты же ничего не знаешь про нее! Где ты? Приезжай домой. У нас Маргоша, и твоя мама звонила, что приедет попозже, к вечеру, помогать мне со стряпней. Слушай, приходили придурки с телевидения. Помнишь, тот, с молодежного канала, с хвостиком? Прямо в дверь позвонил, представляешь? И оператор у него за спиной стоял. Главное, сказал, гаденыш, что сосед из сороковой квартиры. Я открыла. Думала, если не сумею выгнать, вызову милицию.

— Выгнала?

— А как же! С лестницы спустила!

— Молодец. Ты что-нибудь успела рассказать Маргоше?

— Нет еще.

— Ничего не рассказывай. Вообще никому ничего.

— Почему? — удивилась Жанночка.

— Чем меньше знает народу, тем лучше. Ты обещаешь?

— Обещаю, — Жанночка, тяжело вздохнула, — а ты сейчас… — Я у Паши Дубровина. Только вслух не повторяй, пожалуйста. Вернусь часам к пяти. Маме и Маргоше скажи, что не знаешь, куда я поехала. Вернусь — расскажу. Все, целую.

Катя положила трубку и услышала, как гудит кофемолка на кухне.

"Глеб еще не похоронен, а я уже здесь. Паша Дубровин сейчас сварит мой любимый кофе. С гвоздикой. Он даже это помнит. Он знает обо мне почти все. Каждую мелочь, каждую привычку. В прихожей стоят новенькие тапочки моего размера. Как там, в «Гамлете»? «…И башмаков не износив, в которых шла за гробом…»

Господи, какая ерунда лезет в голову! Я вляпалась в гадкую, темную историю. Мне страшно. Одна я не справлюсь. Кроме Паши Дубровина, мне не с кем даже посоветоваться. Мама с папой запаникуют, папа станет трезвонить знакомым из МВД и прокуратуры. Суеты будет много, а опасность останется. Господи, сделай так, чтобы с этой дурехой Светой Петровой ничего не случилось! Однако почему я так уверена, что звонила именно она?"

— Почему ты так уверена, что тебя шантажировала именно эта женщина? — спросил Паша, входя в комнату с подносом.

Катя вздрогнула. Он как будто прочитал ее мысли, да еще через стенку. Нет, просто он думал о том же, пока варил кофе. Значит, Жанночка ему все не так бестолково изложила. Суть он понял.

— Я не совсем уверена, — призналась Катя, — просто нет пока других кандидатур. И потом — «сушеная Жизель»… Так меня за всю жизнь называл только один человек. Давно, в юности. Пока я ждала на лавочке, вспомнила кто. Света Петрова.

— Ты рассказывала следователю, который занимается убийством твоего мужа, про эти звонки?

— Нет.

— Почему?

— Потому что не хочу.

— Катенька, ну что за детский сад? Что значит — не хочу? Ты ведь сама чувствуешь, между убийством и этими звонками есть связь.

— Я это почувствовала только вчера. Но следователю все равно не буду говорить.

— У тебя есть какие-то конкретные причины или это просто упрямство? — тихо спросил Павел.