Поговаривали, что с журналисткой у Волкова все серьезно, на старости лет он влюбился, собирается разводиться с Региной и жениться на этой самой журналистке, которую никто не знал и в глаза никогда не видел.

Осторожно проверяя финансовые дела концерна по поручению Градской, Антон Коновалов все больше убеждался, что шеф занят сейчас не чем иным, как дележом совместно нажитого имущества.

Надо было отдать должное шефу — огромные капиталы концерна он делил между собой и женой честно. Судя по всему, он намерен был отдать Регине Валентиновне весь концерн в полное ее распоряжение, а себе оставлял недвижимость в виде нескольких домов в разных уютных и престижных уголках мира и деньги в виде банковских вкладов. Ясно было, что Градская практически ничего не теряла: концерн давал огромные прибыли, и лет за пять-шесть Регина Валентиновна могла полностью восстановить то, что уплывало вместе с неверным супругом.

Разумеется, нашлось немало молодых людей, готовых скрасить одиночество Регины Валентиновны. Если раньше все попытки приударить за пожилой, но все еще привлекательной, а главное — очень богатой и влиятельной дамой были заранее обречены на поражение, то сейчас появился реальный шанс. И Антон Коновалов решил, что наиболее реален этот шанс именно для него.

Вот уже второй раз он сидел с хозяйкой наедине, в полумраке ресторанного зала. То, что он доложил ей сегодня, однозначно подтверждало зыбкие слухи о грядущем разводе. Но была еще одна новость, неожиданная и весьма неприятная. Правда, Антон считал, что отловил эту опасную информацию вовремя, стало быть, она стоит дорого. И дело тут вовсе не в деньгах. Хозяйка должна быть ему благодарна. Так пусть лучше она выразит свою благодарность у него, Антона Коновалова, дома. А дальше — видно будет. Уж он постарается, чтобы Регина Валентиновна захотела скрасить грядущее одиночество именно с ним…

— Ну что ж, — нежно улыбнулась Градская, — я не против. Я прямо-таки сгораю от любопытства.

Двухкомнатная холостяцкая квартира на проспекте Вернадского была как будто специально предназначена для интимных встреч. Пол в гостиной был застлан светлым, очень мягким ковром, по которому хотелось пройти босиком. Низкий широкий угловой диван и никаких кресел. Гостья поневоле должна была сесть рядом с хозяином. Тяжелые бархатные шторы теплого золотисто-бежевого оттенка делали полумрак еще уютней. Из своей богатой фонотеки Антон выбрал Моцарта. На круглом журнальном столике вскоре зажглась ароматическая свеча, появились две малюсенькие чашки крепкого кофе по-турецки. Кофе был тоже ароматизированным, из зерен с запахом «французская ваниль».

— Я тебя слушаю, детка, — устало произнесла Градская, когда гостеприимный хозяин прекратил наконец суетиться и уселся рядом на угловой диван.

— Регина Валентиновна, — он старался, чтобы голос его звучал низко и чуть хрипло, — вы не устали говорить только о делах?

— Ладно, Антоша, кончай дурака валять, — поморщилась она, — выкладывай свою информацию.

— Я боюсь, — смущенно промямлил он, — я боюсь, вы сразу уйдете, как только я все скажу… А мне так хочется, чтобы вы побыли здесь немного, мне так хорошо с вами.

— А ты не бойся. — Она протянула руку, взъерошила волосы у него на затылке.

Он поймал ее руку и поцеловал твердую, широкую ладонь, потом соскользнул на пол, встал перед ней на колени и, осторожно поглаживая стройные ноги в тонких колготках, произнес шепотом, с придыханием:

— Вы правда не уйдете? Я не могу без вас жить.

— Я же обещала, — прошептала в ответ Регина и нежно провела пальцем по его щеке, коснулась губ.

— Совершенно случайно я обнаружил, что кто-то активно интересуется финансовыми делами концерна. — Его руки проникали все выше, под узкую замшевую юбку. — Сначала я решил, будто это налоговая полиция, но оказалось совсем другое. — Одна его рука скользила по бедру, другая расстегивала «молнию» юбки.

— Кто же? — Регина взяла в ладони его лицо и внимательно посмотрела в глаза.

— Бандиты, — еле слышно выдохнул он и, стянув с нее одновременно юбку, колготки и трусики, принялся расстегивать пуговицы шелковой блузки.

— А точнее? — спросила Регина, не помогая, но и не мешая ему.

— Люди Кудряша. Блузка упала на пол, за ней последовал лифчик. При слабом свете свечи не было видно, как смертельно побледнело лицо Регины Валентиновны.

— Чем конкретно они интересовались? — спросила она шепотом.

Антон между тем с рекордной скоростью скидывал с себя одежду.

— Всем. Абсолютно всем, причем делали это нагло, почти по-хозяйски. — Он снял последнее, что осталось, — темно-синие в белую звездочку носки.

«А вот это конец, — думала Регина, вяло отвечая на старательные ласки молодого юриста. — Кудряш вытянет все и при этом по стенке размажет. Полянскую он теперь будет беречь как зеницу ока. Там ее и Слепой не достанет. Я бы на месте Кудряша именно так и поступила. А как я поступлю на своем месте? Или уже никак и это действительно конец? „Конец мог быть и пострашней, но не придумаешь бездарней“. О Господи, неужели опять всплывают стихи несчастного Синицына?»

Антон Коновалов уже тихо постанывал, и Регина как-то отстраненно отметила, что была не права, когда отвергала робкие ухаживания таких вот восторженно-жадных молодых павлинов. Они часто распушали свои радужные хвосты перед ней. Хотя она прекрасно понимала, что дело исключительно в деньгах и карьере, но все равно, она много потеряла. Теперь уж не наверстаешь…

Дело близилось к развязке. Компакт-диск кончился, но тут же автоматически заиграл сначала. Высоко и страстно взвыла скрипка, ей стал ласково вторить глубокий, низкий голос виолончели. Регина с удивлением обнаружила, что здорово завелась к финалу. В ней вдруг проснулась такая горькая, ненасытная жажда жизни, что она почти до крови впилась ногтями в мускулистую спину своего партнера и понеслась, куда-то по искрящимся волнам скрипичного соло…

Ванна в холостяцкой квартире была круглая, просторная, с гидромассажем. Антон отнес туда свою даму на руках, опять не поскупился на всякие благовония, залез сам.

— Знаешь, детка, я, пожалуй, останусь у тебя до утра, — сказала Регина и прикрыла глаза, — мне надо хорошенько расслабиться.

— Правда?! Спасибо тебе, — он искренне обрадовался.

— Это тебе спасибо. Твой секрет действительно стоит дорого. Ты прав, информация действительно неприятная и опасная. Будь, пожалуйста, осторожен.

— Что ты! Я никому ни слова! Могила!

— И правда, могила, — задумчиво кивнула Регина.

Огонек зажигалки дернулся и потух. Лена щелкнула еще раз, но газ кончился. — Во-первых, здравствуй, Лена Полянская. Во-вторых, одевайся, быстро и тихо, — прошептал киллер.

Лена дрожащими руками натянула поверх своего свитера тот, что оставила Нина. Слепой на миг осветил ее фонариком.

— Что-нибудь еще теплое есть? — спросил он.

— Нет.

— Ладно, пошли, — он взял ее за руку.

Рука у него была железная. «Он накачал себе мускулы, он стал вдвое шире, чем был тогда, — подумала Лена, — он киллер…»

Они выскользнули из комнаты, крадучись, прошли коридор. В доме стояла сонная, спокойная тишина. Через минуту они попали в какое-то помещение. Оглядевшись, Лена поняла, что это кухня. Фонарик опять вспыхнул и осветил маленькую неприметную дверь рядом с огромным холодильником. За дверью была высокая деревянная лестница.

Они поднялись и оказались на чердаке. Лунный свет падал в небольшое слуховое окно. Осторожно ступая по скрипучему дощатому полу, стараясь ничего не задеть, не шумнуть, они подошли к окну. Оно было приоткрыто. За ним шел крутой скат железной крыши. Слепой подсадил Лену, она вылезла в окно, ноги тут же заскользили по обледенелому железу. Вася, вылезая, успел схватить ее за руку.

— Я сейчас прыгну первый, — прошептал он ей на ухо, — потом ты. Не бойся, здесь невысоко. Я тебя поймаю. Волосы почему мокрые?

— Голову вымыла, — прошептала Лена в ответ.