— Опять ты всех кормишь, как тогда, в Тобольске, — тихо произнесла Лена.
— А ты помнишь Тобольск? — спросил он, пристально глядя ей в глаза.
— Смутно. Все-таки столько лет прошло…
Они разговаривали вполголоса, пользуясь тем, что Майкл не отрываясь смотрел в экран телевизора, где отплясывали под гармонь деревенские старики и старушки.
— Как ты жила эти годы? Милиционер — твой первый муж?
— Третий. Но первые два не в счет.
— А полковник — в счет?
— Так же, как твоя жена, — пожала плечами Лена, — знаешь, у меня ни разу в жизни не было романа с женатым человеком. Мне всегда казалось, что крутить роман с женатым мужиком — это хуже, чем воровать. И сейчас мне страшно… Позавчера кто-то бросил взрывчатку в пакет, который висел на Лизиной Коляске. Мы чудом остались живы. Устройство сработало на несколько минут раньше. А вчера ночью кто-то пытался открыть дверь моей квартиры. Майкл слышал скрежет в замочной скважине. А потом сосед, который вышел в это время с собакой, увидел высокую женщину в темном пальто. Она ждала лифта на нашем этаже около двух часов ночи.
— Может, это связано с работой твоего мужа? — спросил он еле слышно, жадно отхлебнул минеральной воды и, поставив стакан на стол, нечаянно скинул вилку. — Как он вообще решился оставить тебя одну? Я бы на его месте… Как он мог уехать в такой ситуации?
— В какой ситуации? Все началось, когда его уже не было в Москве.
— Ты рассказала ему по телефону о том, что произошло?
— Нет. Я не хотела его пугать напрасно. Он, хоть и полковник милиции, вряд ли сможет посадить нас с Лизой в бронированный бункер. Если это связано с его работой, то его возвращение только усилит опасность. Он начнет активно искать преступников, они в свою очередь тоже не станут бездействовать… Знаешь, Веня, очень страшно, когда взрывается коляска, в которой через минуту мог оказаться твой ребенок. Я не собираюсь ничего выяснять. Я просто не хочу пережить такое еще раз, я не могу жить в постоянном напряжении и страхе. — Она взглянула ему в глаза. — Ты уверен, что твоя жена ничего не знает?
— С тобой и с твоим ребенком ничего больше не случится, — сказал он твердо и прикоснулся горячими пальцами к ее руке, — тебе не надо бояться.
— Откуда ты знаешь? — горько усмехнулась Лена.
— Просто знаю, и все. Поверь мне на слово, это не повторится.
Явился официант. Майкл оторвал глаза от телевизора и уставился на серебряные лотки, обложенные льдом и щедро наполненные черной и красной икрой, семгой, огромными тигровыми креветками и прочей снедью.
— Я не знаю, едят ли вегетарианцы икру, — произнес Волков с обаятельной улыбкой. Лена перевела.
— Нет, вегетарианцы не едят икру, но я не в силах отказаться, — признался Майкл, — я никогда не видел ее в таком количестве. Это просто фантастика!
«Взрыв коляски для него не был новостью. Но он и не пытался изображать удивление и ужас, он даже не пытается скрыть, что ему многое известно, — думала Лена, намазывая паюсной икрой поджаренный ломтик ржаного хлеба. — Я нарочно подкинула ему тему тобольских воспоминаний. Он не зацепился, а мог бы. Зачем все это — закрытый клуб, горы икры, чудовищно дорогой коньяк?»
И вдруг она поймала себя на том, что врет не столько Волкову, сколько себе самой. Ольга права, великий и могучий суперпродюсер влюбился на старости лет. И дело даже не в икре и коньяке, не в придыханиях и признаниях. Дело в том ощущении, которое нельзя сформулировать…
«Зачем мне это? Я не понимаю, что с этим делать, как себя вести. Я бы справилась с логической задачкой; но что мне делать с влюбленным Волковым? Вероятно, он отвечает за свои слова. Пока я изображаю, будто готова на все, я в безопасности. И Лиза тоже. А если он поймет, что мне его любовь как Кость в горле? Он ведь может и сам меня убить. Он может. Если я скажу, что сегодня ночью мы с Майклом улетаем в Сибирь, он обязательно спросит, в какой город. Я назову Тюмень, и это будет правдой. Однако, если дело всего лишь в его ревнивой и предусмотрительной жене, то надо ли мне ходить в Тобольске по старым адресам?»
— Лена! Почему ты не переводишь? — услышала она голос Майкла. — Мы же без тебя как глухонемые!
— Простите, все так вкусно, — виновато улыбнулась она.
— Я пытаюсь спросить Вениамина, каким конкретно бизнесом он занимается, — стал объяснять Майкл.
Лена подключилась к разговору, переводила, смеялась, подшучивала над своими собеседниками. Но расслабиться ей не удалось. В голове постоянно стучал один безнадежный вопрос: «Господи, что мне делать?»
Сочетание водки, коньяка, джин-тоника и ликера «Белиус» оказалось для Майкла слишком сильным даже при обильной еде.
— По-моему, твой профессор сейчас свалится со стула, — тихо заметил Волков, когда официант принес кофе. — Я заеду за тобой часам к десяти, после передачи. Твой профессор проспит до утра, он даже не заметит, что ты не ночевала дома. А заметит, так ведь не скажет твоему мужу.
— Это невозможно, — покачала головой Лена, — сегодня ночью мы улетаем в Тюмень. Самолет в час тридцать. В одиннадцать за нами должен заехать мой сослуживец и отвезти в аэропорт. А сейчас уже без пятнадцати шесть.
— Вы улетаете в Тюмень?
Его лицо застыло, окаменело. В глазах мелькнуло какое-то странное, затравленное выражение.
«Ну вот и все, — испуганно подумала Лена, — я никуда не улечу. Я, возможно, даже не доеду до дома. А Майкл? Господи, какая я дура! Влюблен… потерял голову… Это я потеряла голову! Достаточно того, что рассказал Гоша, чтобы не верить ни единому слову суперпродюсера, суперинтригана Вениамина Волкова. Только этого достаточно. А я знаю значительно больше и все равно поверила. А что, собственно, я о нем знаю? Он ведет со мной какую-то сложную, хитрую игру. У него, вероятно, были веские причины, чтобы не убирать меня сразу. Теперь все».
— И сколько дней я тебя не увижу? — Его голос звучал как сквозь вату.
— Десять, — эхом отозвалась она.
— Это страшно много, — выражение затравленности сменилось тяжелой, мрачной тоской.
Стараясь не смотреть ему в глаза, Лена вытянула сигарету из пачки. Он щелкнул зажигалкой, она заметила, как дрожит язычок пламени в его руке.
— Собственно, ради поездки в Сибирь Майкл и прилетел в Россию, — сказала она как можно спокойней. — Он изучает русскую историю, попросил меня помочь, поработать с ним в качестве консультанта-переводчика. Это двести долларов в день, очень приличные деньги.
— Я десять дней тебя не увижу, — тихо произнес он. — Ты едешь только из-за денег?
— А из-за чего же еще?
— Я могу дать тебе, сколько нужно…
— Веня, я привыкла зарабатывать деньги, а не брать просто так.
— Но у мужа ты бы взяла просто так?
— С мужем у нас общие деньги. У тебя ведь с твоей женой тоже? И давай оставим эту тему.
— Но я не хочу, чтобы ты улетала…
— Веня, ты же не маленький мальчик. Десять дней пробегут очень быстро, ты оглянуться не успеешь, я вернусь. В конце концов, дело не только в деньгах. Я обещала Майклу, ты ведь понимаешь, что обещания надо выполнять.
— Да, — кивнул он, — я понимаю.
«Откуда в нем эта беспомощность, потерянность? Эти умоляющие интонации… Господи, даже слезы стоят в глазах! — думала Лена, глядя на его бледное лицо, на дрожащие руки. — Он столько всего прошел, он перешагивал через трупы, а сидит сейчас передо мной, как маленький мальчик, которого впервые оставляют в детском саду на пятидневку. Или он гениальный актер, или я круглая идиотка… Я ничего в нем не понимаю. Когда я с ним, мне кажется, я вообще ничего не понимаю в людях».
— А с кем останется твоя Лиза? — спросил он, закуривая и немного успокаиваясь.
— С няней. У нас очень хорошая няня.
— Вы будете только в Тюмени или поедете еще куда-нибудь?
— Пока не знаю. Майкла интересуют сибирские деревни. А что?
— Я бы мог вырваться в Тюмень дня на два… У вас уже заказана гостиница? Ты знаешь, где вы будете жить?
— Веня, у меня там не будет и минутки свободной. Я еду работать. Веня, ну ты же не маленький.