«Глупость какая-то, — раздраженно думала Регина, — разъезжаю на поганой жестянке вместо автомобиля, напяливаю на себя безобразные дешевые шмотки, чтобы сливаться с уличной толпой, торчу в задрипанном универмаге, нюхаю парфюмерный ширпотреб… Надо скорее кончать со всем этим. Надоело!»

— Женщина, вам помочь? — послышался сонный голос продавщицы.

В этом вежливом вопросе было столько ленивого, надменного хамства, что Регину передернуло. Она взглянула на пухлую низенькую соплячку в сатиновом лиловом халатике. Под толстым слоем косметики была видна рыхлая, нечистая кожа, жидкие обесцвеченные волосы были давно не мыты, маленькие карие глазки смотрели тупо и недоброжелательно.

«Знала бы ты, крошка, с кем разговариваешь», — усмехнулась про себя Регина и произнесла вслух с мягкой улыбкой:

— Нет, спасибо, девушка.

Оглянувшись в очередной раз, она обнаружила, что Полянской у прилавка нет. Грубо выругавшись про себя, она быстро направилась в глубь магазина.

«Ни на минуту нельзя отвлекаться, ни на секунду!» Она заволновалась всерьез, огляделась по сторонам.

В глубине универмага, у отделов детской одежды и обуви, Народу было значительно больше. «Неужели ушла?» У Регины от Досады даже во рту пересохло. Но тут же она вздохнула с облегчением: Полянская со своей коляской шла прямо на нее, она возвращалась от кассы к отделу игрушек.

Через несколько минут у нее в руках, кроме маленькой сумочки, был полиэтиленовый пакет, который она тут же повесила на одну из ручек коляски.

«Вот так-то лучше, — напряженно подумала Регина, — так значительно удобней…» Ее рука скользнула в карман короткой дешевой дубленки и осторожно нащупала маленький чуть меньше сигаретной пачки, твердый сверточек.

Полянская вытащила ребенка из коляски, усадила на стул внутри обувного отдела и, сев на корточки, стала снимать со своей белокурой Лизы сапог.

Коляска с висящим на ручке пакетом стояла снаружи никто на нее не глядел. Регина сделала шаг, ее рука с зажатым в ладони маленьким свертком уже осторожно тянулась к пакету.

Вдруг какая-то толстая тетка подлетела к прилавку и, споткнувшись о коляску, заорала громовым голосом:

— Чья коляска?! Безобразие! Уберите сейчас же! К прилавку невозможно подойти!

Регина резко отступила в сторону и спрятала руку назад в карман.

— Извините, пожалуйста, — послышался спокойный голос Полянской, — это наша коляска. Сейчас я ее отвезу в сторону.

Оставив разутого ребенка на стуле в обувном отделе, она быстро откатила пустую коляску, поставила ее у стеклянной стены, подальше от прилавков и прохода. Пакет она сняла с ручки и взяла с собой.

Переждав минуты две, Регина подошла к коляске и внимательно оглядела ее со всех сторон. Должен быть какой-нибудь карман, какое-нибудь укромное углубление, куда можно незаметно сунуть маленький сверточек. Но ничего не было.

«Дурацкая конструкция», — подумала Регина и спокойно отошла в сторону.

Из магазина Полянская вышла минут через двадцать. Теперь на обеих колясочных ручках висели пакеты с покупками. Регина решила, что домой ее «объект» отправится тем же путем, самым коротким и удобным, переулками и проходными дворами.

Медленно следуя за Полянской на машине, Регина в который раз ругала себя за то, что так и не удосужилась научиться хорошо стрелять. Ее сегодняшняя задача значительно бы упростилась, если бы она снайперски владела стрелковым оружием. Но никогда не знаешь, что может пригодиться в жизни…

Сейчас оставалось надеяться только на удачу. И Регина надеялась. Интуиция подсказывала, что сегодня ей непременно повезет. Она даже вошла во вкус. Ей уже нравилась эта тихая, осторожная охота.

Полянская свернула в большой проходной двор, подкатила коляску к одной из скамеек, вытащила ребенка и понесла на руках через глубокие лужи к качелям. Пакеты остались висеть на ручках. Регина затаила дыхание.

Во дворе было пусто. Погода стояла скверная, моросил мелкий дождь, холодный и нудный. Место, где Регина припарковала машину, было очень удобным. Отсюда отлично просматривалась детская площадка, и в любой момент можно беспрепятственно покинуть двор, быстро выехать в переулок.

Полянская, отряхнув перчаткой мокрые качели, усадила на них ребенка. Регина спокойно вышла из машины, подошла к скамейке, у которой стояла коляска, быстро бросила в один из пакетов свой маленький сверток и так же спокойно, не спеша вернулась к своему «Москвичу», села за руль и включила мотор.

Полянская была занята только ребенком, в сторону коляски ни разу не взглянула. Две старушки на лавочке у подъезда были заняты оживленной беседой и тоже ничего не могли заметить.

Сжимая в руке крошечный пульт управления, она стала ждать, спокойно и терпеливо, когда Полянская подойдет к коляске.

— Мамочка, ну еще капельку, — просила Лиза, — еще немножко.

— Малыш, пойдем домой, мы с тобой совсем промокнем, Погода такая противная. — Лена попыталась снять дочь с качелей, но Лиза тут же горячо запротестовала:

— Погода хорошая! Я хочу еще покачаться, ну пожалуйста!

На детской площадке было несколько видов качелей и Лиза решила перепробовать все. Лена смирилась, но то и дело поглядывала на часы.

«Если Лизонька сейчас как следует нагуляется, она быстрее заснет после обеда, поспит подольше, и я успею спокойно сделать хотя бы часть сегодняшних дел», — думала Лена, раскачивая качели.

— Все, мамочка, теперь пойдем домой. Я хочу кушать, снимай меня, — сказала наконец Лиза.

Лена взяла ее на руки. Коляска стояла метрах в двадцати. Осторожно ступая по мокрой наледи, стараясь не поскользнуться, Лена сделала несколько шагов.

И тут раздался резкий визг тормозов. Во двор въезжал новенький джип, черный, с яркими цветными зигзагами и звездами на боках. Сидевший за рулем квадратный кожаный «браток» смачно выругался. На том месте, где он обычно оставлял тачку, когда приезжал сюда два раза в неделю, на его постоянном, законном месте, стояла какая-то козявка, старый грязный «Москвич».

С тех пор как хозяин джипа снял в этом доме квартиру для своей любовницы, почти никто из автовладельцев, живших здесь, не решался занимать облюбованное квадратным «братком» место на дворовой стоянке. Хозяин джипа привык, что его место всегда свободно, и въезжал сюда, не глядя. Поэтому он слишком поздно заметил нахальный «Москвич».

— Ну и хрен с тобой! — произнес он и долбанул своим мощным бампером жалкую задницу «Москвича».

Прежде чем что-либо сообразить, Лена упала на мягкую мокрую землю газона, прикрыв собой Лизу. От грохота заложило уши. Отчаянно загудела и завыла сигнализация припаркованных во дворе машин.

Совсем близко что-то ярко вспыхнуло. Лена боялась взглянуть туда. Она думала только об одном: Лиза лежит на мокрой, холодной земле. Комбинезон промокнет насквозь. А до дома идти минут пятнадцать. Лена видела перед собой огромные ярко-голубые, испуганные глаза ребенка, которые быстро наполнялись слезами. Слезы текли по румяному, забрызганному грязью личику.

Лену удивило, что Лиза плачет беззвучно. Потом, постепенно, звук отчаянного, возмущенного плача стал нарастать, Лена как-то отстранение отметила про себя, что она не совсем оглохла от грохота, раз слышит Лизу.

— Мамочка… мамочка… — повторяла Лиза сквозь слезы и больше ничего не могла сказать.

Лена медленно, как во сне, подняла голову, потом встала на колени. Лиза вскочила на ножки и, продолжая громко реветь, ухватилась за мокрое Ленино пальто.

Надо было подняться с колен, но ноги стали ватными. К переливчатым трелям автосигнализации прибавился еще один звук — вой милицейской сирены. Через несколько минут двор был оцеплен.

— С вами и с ребенком все нормально? — спросил полный молодой капитан, помогая Лене подняться с колен. — Врач нужен?

— Не знаю… — еле слышно прошептала Лена и взяла на руки всхлипывающую Лизу.

— Это ваша коляска? — К ним подошел оперативник в штатском.

Чувствуя ледяную пустоту внутри, Лена медленно повернула голову. Посреди двора валялся остов прогулочной коляски. На искореженных трубках металлического каркаса горели клочья зеленой ткани и поролона. Из четырех колес осталось только одно, оно медленно, беспомощно крутилось.