Сейчас она чувствовала себя виноватой, хотя понимала: можно жизнь положить, вытягивая человека из этого болота. Все бесполезно, особенно если пьет женщина. Конечно, квартиру она вернет и еще раз попытается спасти мать. Однако сейчас надо было где-то переночевать. Идти было некуда, и Света решилась позвонить Андрею Ивановичу.

– Ты умница, что не обратилась в милицию, – сказал он, выслушав ее по телефону, – приезжай, что-нибудь придумаем. – И он продиктовал ей свой домашний адрес.

Через два часа молчаливый шофер отвез Свету в тихий дачный поселок неподалеку от Москвы, где на маленькой казенной даче с ванной и телефоном она прожила в одиночестве несколько дней. Чья была эта дача, Света так и не узнала – спросить не решилась, а Андрей Иванович не объяснил. Только сказал на прощание:

– Отдыхай, ни о чем не думай. В твоих проблемах мы разберемся. Ты должна быть спокойной и отдохнувшей, когда приступишь к работе.

Через неделю квартира была свободна от кавказца, паспортистка районного отделения милиции и пара работников жэка находились под следствием, а Светина мать лежала в хорошей клинике, где алкоголиков лечили мягкими, но эффективными методами. Свету удивило только одно: в процессе над квартирными мошенниками она не участвовала ни как потерпевшая, ни как свидетельница.

Впрочем, скоро она приступила к работе и почти перестала чему-либо удивляться.

Наружным наблюдением Свете приходилось заниматься редко, хотя Андрей Иванович говорил, что она просто создана для наружки. И на этот раз, давая задание вести Амалию Петровну Зотову, вздохнул:

– Расходую лучшие свои силы на глупую бабу. Но что делать? За ней тянется цепочка. Не так важна она сама, как ее собеседники.

Первый собеседник Зотовой появился ранним вечером в маленьком грузинском ресторанчике на Миусах.

Света быстро переоделась в машине, сменив джинсы и свитер на узкое короткое черное платье, сделала макияж и вошла в ресторан со своим широкоплечим спутником. Бессловесный Костик, ее сегодняшний напарник, снял кожаную куртку, надел пиджак, нацепил на нос круглые очечки с простыми стеклами и моментально преобразился в интеллигентного молодого бизнесмена. Получилась вполне стандартная, но милая парочка: молодой бизнесмен со своей длинноногой леди.

* * *

Об этом ресторанчике знали немногие. Нарсуду было мало. На столиках горели свечи.

– Что ты такой напряженный, Митя? Расслабься. У нас сегодня не будет никаких деловых разговоров. – Амалия Петровна осторожно погладила Курочкина по щеке.

Она сидела напротив него, за круглым столиком. Между ними дрожал огонек свечи, причудливо шевелились тени, и лицо Амалии Петровны все время менялось: то казалось молодым и прекрасным лицом его студенческой любви, девочки Ли, то делалось старым, безобразным, ледяным.

Курочкин ковырял вилкой лобио и молчал.

– Митюша, скажи хоть что-нибудь. Ты мне не нравишься сегодня.

– Видишь ли, Амалия, я устал, – пробормотал Дмитрий Захарович, не поднимая глаз.

– Я тоже устала. Вот мы сейчас и отдыхаем вместе. Последние дни были трудными, но теперь все хорошо. А если ты мне поможешь, если за следующие месяц-два мы с тобой наберем достаточно сырья, можно будет на недельку отправиться куда-нибудь в теплые края, в Египет или в Таиланд. Как тебе такая идея?

Курочкин взглянул на нее удивленно:

– Ты хочешь поехать отдыхать со мной?

– Почему бы и нет? Мне надоело быть одной. Ты вдовец, я одинока, почему бы нам не позволить себе маленькие совместные радости на старости лет?

– Но у нас с тобой несколько… – Курочкин закашлялся, – несколько другие отношения…

– А почему бы тебе опять не назвать меня Ли? Это ведь ты придумал для меня такое чудесное имя.

Официант принес горячее. Дождавшись, когда он отойдет, Курочкин тихо произнес:

– Я хотел тебя спросить, той женщине, которую я прислал… как ее? Ей сделали искусственные роды?

– Какой женщине?

– Полянская ее фамилия.

– Полянская? Ты ее прислал? Ах, да… Конечно. Спасибо тебе большое.

– А где она сейчас?

– Где? Ну, не знаю, наверное, еще у нас в больнице. А почему ты спрашиваешь?

– Ну, понимаешь, это же первый случай, когда вот так… А плод был какого пола?

– Ох, Митюша, не помню. Какая разница?

– Но ведь ты сама принимала?

– Да, конечно. А кто же? Ну какая тебе разница? Кажется, мальчик. Не помню.

Курочкин наконец решился посмотреть ей прямо в глаза. Но ее взгляд ускользал в дрожащем свете свечи.

– Скажи мне честно, Амалия.

– Ли, – мягко поправила Зотова, – я же просила иногда называть меня Ли.

– Хорошо. Скажи мне, Ли, если у нас с тобой сегодня не деловая встреча, честно скажи мне: тебе не страшно?

– Ну-у, Митя, ты сегодня явно не в себе, – усмехнулась Зотова. – Чего бояться? У нас все законно, ты сам знаешь.

– Нет. Не закон я имею в виду. Не закон! Мы ведь с тобой уже старые. Скоро придется отвечать. Не здесь, а там.

– Ох, Митюша, – кокетливо погрозила пальчиком Зотова, – тебе больше пить нельзя. Ты бы лучше съел что-нибудь. Смотри, как вкусно, – и она поднесла к губам Курочкина вилку с кусочком шашлыка. Он послушно, как ребенок, взял мясо в рот и стал жевать. – Вот и умница, – похвалила его Зотова, – правда вкусно? А отвечать, Митя, ни перед кем не придется. Там, – она многозначительно подняла глаза к потолку, – ничего нет. Я атеистка, ты знаешь.

– А я вот – нет, – признался Курочкин. – Чем старше становлюсь, тем мне страшней.

Он налил себе полную рюмку коньяка из графинчика, выпил залпом и продолжал:

– Хорошо. Ты – атеистка. Но тебе их хотя бы бывает жалко?

– Кого-их?

– Сама знаешь кого. Женщин, детишек.

– Тебе определенно нельзя пить, Митя. – Зотова откинулась на спинку стула и смерила своего собеседника ледяным взглядом. – Я это поняла еще в институте. Ты сразу пускаешь сопли и тонешь в них.

– Зачем ты мне врешь, Амалия? – вскинул на нее совершенно трезвые глаза Курочкин. – Полянская Елена Николаевна сбежала от вас той ночью. Ребенка своего спасла. И мне, старому идиоту, от этого будет спокойней умирать.

– Откуда ты знаешь? – резко спросила Зотова.

– А вот это, дорогая моя Ли, уже не твое дело, – торжествующе улыбнулся Курочкин.

– Она приходила к тебе? Ты говорил с ней? Что ты ей сказал?

Курочкин встал, достал бумажник и швырнул на стол две стотысячные бумажки:

– Вот тебе за ужин. Хватит? Больше я не съел и не выпил, чем на двести тысяч? Никогда мне не звони! – И он пошел к выходу.

– Дмитрий! – чуть повысила голос Зотова. – Дмитрий Захарович! Вернитесь!

Но он уже вышел вон, не оглянувшись. Света и Костик проводили старика взглядами, а потом заметили, как Зотова быстрым движением спрятала деньги в сумочку.

* * *

– Мне нужно срочно повидаться с вами. Голос Амалии Петровны был спокоен, но Вейс почувствовал – опять что-то произошло.

Телефон находился у туалетных комнат. Высокая блондинка, сидевшая за соседним столиком, вышла из дамской комнаты и остановилась рядом. Она долго рылась в своей сумочке, вероятно, искала жетон. Зотова не обратила на нее никакого внимания.

– Откуда вы звоните? – спросил Вейс.

– Знаете маленький грузинский ресторан на Миусах?

– Знаю. Минут через двадцать буду. Ждите. Официант ничуть не удивился, когда вместо интеллигентного старичка с бородкой за столиком пожилой дамы оказался седовласый красавец лет пятидесяти.

Зотова подробно пересказала разговор с Курочкиным. Вейс задумался.

– Надо как-то остановить эту женщину, она не успокоится. – Зотова закурила. – Мы уже и потеряли из-за нее троих. А теперь потеряли четвертого моего лучшего поставщика. Вейс молчал.

Молодой бизнесмен за соседним столиком достал сотовый телефон и передал своей спутнице, которая, набрав номер, стала что-то тихо и быстро говорить. Если бы Зотова была внимательней, она сейчас удивилась бы: зачем блондинка так старательно искала жетон в сумочке и вертелась У автомата, если у ее приятеля есть сотовый телефон в кармане? Но Амалия Петровна, поглощенная своими проблемами, ничего вокруг не замечала.