Вариант второй. Вася никому ничего не говорит, очень тихо уходит, бежит домой, где в данный момент должен еще находится товарищ майор, и рассказывает начальнику отделения, как только что пробегал мимо выселенного дома, а оттуда раздавались страшные девичьи крики, мужские голоса. Ему показалось, что за освещенным окном отчетливо мелькнул силуэт страшного дядьки с золотыми зубами, ну, того, лысого, его, кажется, Пныря зовут.
— Там такое творится, такое… кажется, они ее убивают, — задыхаясь, испуганно сообщит он майору.
Товарищ Топотко скажет Васе большое милицейское спасибо, быстро вызовет наряд, и Пнырю наконец возьмут с поличным, да не просто, а по «мокрому» делу. По очень «мокрому», потому как там еще и групповое изнасилование.
Второй вариант понравился Васе значительно больше первого. Первый грозил ему детской колонией, второй ничем не грозил, так как если возьмут Пнырю, бояться некого.
— Ты куда? — поинтересовался Пныря, заметив, как мальчик выскальзывает за дверь.
— Отлить, — не задумываясь, ответил Вася.
Через десять минут он был дома, а еще через двадцать Пнырю и его команду взяли тепленькими, пьяными, накуренными. О том, что вместо усталой чмары на матрасе лежит труп, они узнали только при аресте…
Позднее выяснилось, что цыганский возбудитель, подлитый несчастной Глюкозке в водку, был лекарством, которое ветеринары вкалывают строптивым кобылицам перед случкой, и для человека этот препарат в сочетании с алкоголем является смертельным ядом. Бутылочку нашли у Пныри в кармане куртки. Ему грозил если не «вышак», то пятнашка строго режима.
Майор Топотко посоветовал Васиной маме переехать в другой район, от греха подальше. Он был искренне благодарен Васе, так как за успешное задержание особо опасного преступника получил звание подполковника, был поднят с «земли», то есть переведен из районного отделения в округ.
Семья переехала с Малюшинки в новый дом у метро «Войковская». Вася с бандитами больше не дружил. Он стал хорошим мальчиком. После армии поступил в школу милиции. Получал грамоты и значки «отличник боевой и политической подготовки». Умел ладить с начальством. Был аккуратен, подтянут, невероятно исполнителен. Мечтал дослужиться до генерала. Его внимательный, пронзительный взгляд, раздражавший товарищей, начальству казался признаком серьезности, надежности, безусловной преданности.
По окончании школы Соколов попал по распределению в районное отделение, а не на Петровку, как планировал, однако все было впереди.
Довольно скоро он получил звание старшего лейтенанта и должность заместителя начальника отделения по розыску. Однажды он допрашивал свидетельницу. Девица была молодая и красивая. Они остались вдвоем в кабинете. И вдруг она внезапным резким движением порвала на себе блузку, грохнулась на пол и заорала:
— Помогите!
— Ты что, дура, сбрендила совсем? — Вася вскочил, попытался поднять ее с пола.
— Тебе привет от Пныри, — прошептала девица с наглой улыбочкой и тут же, набрав воздуха, опять заорала во всю глотку:
— Помогите. Насилуют! — При этом она умудрилась вцепиться в его китель обеими руками, да так крепко, что отодрать не было никакой возможности.
— Пусти, дура! Кто тебе поверит? — Вася пытался отцепить ее руки, но потерял равновесие, завалился прямо на нее.
— Пныря велел передать, что везде тебя, суку, достанет, — прошептала девица, — отпустишь Сизаря, будешь жить. Не отпустишь, сядешь, потом ляжешь. Понял? В дверь заглянул дежурный.
— Насилуют! Помогите! — вопила девица.
— Соколов, ты что, с ума сошел? — дежурный помог ему подняться, девица продолжала орать, показывая всем разорванную блузку.
Свидетельница эта, Кускова Наталья Сергеевна; проходила по делу о квартирной краже. Рецидивист Сизарь был задержан в качестве главного подозреваемого. Вася знал, что в этом деле многое зависит от того, в каком виде он передаст документы в прокуратуру, причем никто его за руку поймать не сумеет, если он устроит все так, что Сизарь из подозреваемых перейдет в ряды свидетелей.
Вечером ему позвонили домой.
— Ну что, надумал? — спросил его приятный женский голос.
— Кто это? С кем я говорю?
— Вот дурной, — в трубке захихикали, — Пныря говорил, ты умный, а ты, оказывается, совсем дурачок, Вася. Так надумал или нет?
— Иди ты… — рявкнул Вася и бросил трубку.
Утром его вызвал начальник отделения и сказал, что поступило заявление от гражданки Кусковой Н.С. Гражданка эта обвиняет его, старшего лейтенанта Соколова, в том, что он, угрожая посадить, склонял ее к интимной близости, а получив отказ, попытался изнасиловать прямо в своем кабинет. К. заявлению приложена справка из поликлиники, подтверждающая, что у гражданки Кусковой Н.С. обнаружены на теле синяки, ссадины и прочие характерные следы.
Вася кинулся к тому дежурному, который заглянул в кабинет:
— Ты же все видел…
— Я видел, как ты на ней лежал, — отводя глаза, сказал дежурный.
Соколов заперся в своем крошечном кабинете, занялся писаниной, оформлением документов по делу о квартирной краже. Вскоре рецидивист Сизарь был освобожден из-под стражи. Начальник отделения вызвал к себе Васю и сообщил, что гражданка Кускова свое заявление забрала.
— В следующий раз ни в коем случае не подходи, сразу звони, вызывай подкрепление, — посоветовал он Васе, влепив строгий выговор без занесения.
Через полгода ему опять передали привет от Пныри. Поступило заявление от хозяйки квартиры, в которой Вася вместе с опергруппой проводил обыск, что после обыска пропали золотые женские часы швейцарского производства стоимостью тысяча условных единиц, с бриллиантами на циферблате и на браслете. Вечером, вернувшись домой, Вася заметил, что на полном запястье его мамы поблескивают новенькие золотые часики.
— Откуда это у тебя? — спросил, разглядывая немыслимой красоты безделушку и чувствуя, как на лбу выступает холодный пот.
— Ох, ты не поверишь, — счастливо рассмеялась мама, — я их выиграла в беспроигрышную лотерею. Возле кулинарии, на углу, стоял столик. За столиком — девушка. Привязалась ко мне, как банный лист. Ну, думаю, чем черт не шутит? Главное, платить ничего не надо. Просто развернуть бумажку и посмотреть, сколько там звездочек. Ты подумай, никогда раньше не играла ни в какие лотереи, и вот, сразу повезло. Нет, это, конечно, не золото, не бриллианты, иначе такая вещь стоила бы страшных денег. Подделка, разумеется. Но все равно, очень красиво, — она вытянула руку, полюбовалась часиками, потом расстегнула браслет, поднесла их близко к глазам, — конечно, подделка, хотя вот, проба есть, и камни сверкают, прямо как настоящие.
Раздался телефонный звонок, Васе передали привет от Пныри и изложили очередные требования. Он уже не посылал звонившего на три буквы. Он сделал все, о чем его просили. На следующий день хозяйка квартиры, извинившись, сообщила, что часы нашлись, и забрала свое заявление. А Васина мама так до сих пор и носит золотые швейцарские часы с бриллиантами, не веря даже часовщику, который менял кварцевые батарейки, что и золото, и бриллианты, все настоящее.
С тех пор два-три раза в год он получал приветы от Пныри и выполнял все, о чем просили. Страх потихоньку притупился, а совесть не мучила его с того самого момента, как дежурный капитан, опустив глаза, сказал: «Я видел, как ты на ней лежал».
К двадцати пяти годам Соколов получил капитанские погоны.
Сослуживцы его хоть и не любили, но уважали. То есть он считал, что уважают, на самом деле сторонились и не хотели связываться. Во-первых, из-за патологического отсутствия чувства юмора и стерильной трезвости с ним было скучно. Во-вторых, у него был неприятный, пронизывающий взгляд, в-третьих, слишком теплые и доверительные отношения с начальством. Но Вася и не стремился к дружбе с сослуживцами. Его, как в детстве, тянуло к старшим по возрасту и по званию. Количество звезд на погонах было для него главным и решающим достоинством человека.
Все в его жизни складывалось правильно и гармонично. Он шел вверх по служебной лестнице, его наконец приподняли над «землей», из районного отделения перевели в округ. Взятки он брал умеренно и умело, иногда ему неплохо платили за выполнение поручений Пныри. Он успел узнать, что Пныря коронован на зоне, сидеть ему еще долго, однако он не скучает, продолжает активно работать на своем поприще.