— Они пытались нас ограбить!
Приторачивая мешок к седлу Беллы, Энн улыбнулась:
— Ты прекрасно знаешь, что им это никогда бы не удалось, но я дала им еще кое-что, кроме золота. Не думаю, что они снова захотят кого-то ограбить.
— Надеюсь, это заклятие прожжет им пальцы до костей, — хмыкнул Натан.
— Лучше помоги мне собрать вещи. Я хочу поскорее добраться до постоялого двора. В дневнике появилась запись.
На мгновение Натан потерял дар речи. Но только лишь на мгновение.
— Долго же она соображала! Мы оставили достаточно подсказок. Десятилетний ребенок, и тот догадался бы быстрее. Мы сделали все, разве что не пришпилили ей к платью записку: «Да, кстати, аббатиса с пророком на самом деле не умерли, ты, тупица!»
Энн подтянула подпруги.
— На самом деле ей было гораздо сложнее догадаться, чем тебе представляется. Это нам кажется, что все очевидно, потому что мы знаем. А у нее не было никаких оснований что-то подозревать. Но Верна все-таки догадалась. И только это имеет значение.
Натан лишь хмыкнул в ответ и начал помогать ей собирать разбросанные мешки.
— Ну, и что она пишет?
— Пока не знаю. Найдем ночлег, тогда и посмотрим.
Натан ткнул в нее пальцем.
— Еще раз сделаешь из меня глухонемого — будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь!
Энн бросила на него гневный взгляд:
— А если при встрече с людьми ты снова начнешь вопить, что тебя похитила сумасшедшая ведьма и держит в плену при помощи волшебного ошейника, я и впрямь сделаю тебя глухонемым!
Недовольно ворча, Натан занялся мешками, но, садясь на лошадь, Энн заметила, что он улыбается довольной улыбкой.
Когда они наконец добрались до постоялого двора и оставили лошадей мальчишке-конюху, из-за далеких холмов уже всплывала бледная зимняя луна. Ветерок донес запах жаркого. Энн дала конюху монетку, чтобы он помог донести вещи.
Тиноук оказался маленьким городком. В харчевне при постоялом дворе сидели в основном местные жители. Они попивали эль и, попыхивая трубками, делились слухами о солдатах, которые рыщут по всей округе, и об альянсе, созданном новым магистром Ралом, который, как было объявлено, теперь правит Эйдиндрилом. Некоторые, правда, в этом сомневались, но у сомневающихся ехидно спрашивали, с чего это вдруг д’харианские войска стали такими дисциплинированными, если не потому, что кто-то навел порядок.
Натан, в высоких сапогах, коричневых штанах и белой кружевной рубашке с высоким, закрывавшим Рада-Хань воротом, в распахнутом темно-зеленом камзоле и тяжелом коричневом плаще, свисавшем чуть ли не до пола, прошествовал к небольшой стойке, на которой стояло несколько бутылок и кувшинов. Величественным жестом он отбросил плащ за спину и поставил ногу на приступку. Натан любил наряжаться: за сотни лет ему порядком надоели черные балахоны, которые он носил во Дворце. Он постоянно придумывал себе новые наряды и называл это «валять дурака».
Мрачный хозяин улыбнулся лишь после того, как Натан придвинул к нему серебряную монету, заметив, что при такой высокой цене за ночлег в нее должна входить и кормежка. Хозяин пожал плечами, но согласился.
Энн не успела опомниться, а Натан уже вовсю расписывал хозяину, что он купец, путешествует со своей любовницей, а жена осталась дома приглядывать за его дюжиной отпрысков. Хозяин пожелал узнать, чем именно торгует Натан. Наклонившись к нему поближе, Натан, понизив голос, сообщил, что для здоровья хозяина будет гораздо полезнее, если он об этом знать не будет.
На трактирщика это заявление произвело такое впечатление, что он тут же налил Натану кружку за счет заведения. Натан поднял тост за постоялый двор Тиноука и направился к лестнице, велев хозяину поднести кружечку и его женщине. Все, кто был в харчевне, провожали его восхищенными взглядами, дивясь про себя, откуда взялся этот незнакомец.
Поджав губы, Энн мысленно поклялась себе впредь быть внимательнее и не давать Натану возможности объяснять, кто они такие. Это путевой дневник отвлек ее внимание. Ей не терпелось узнать, что там написано, но тут она была настроена довольно скептически. Если что-то пошло не так, дневник вполне мог оказаться в руках одной из сестер Тьмы, которая догадалась, что они живы. Это была бы настоящая катастрофа и означало бы, что Дворец Пророков уже в руках врага.
В маленькой комнатке стояли две узкие кровати, в дальнем углу — умывальник с оловянным тазиком на подставке, а у окна — квадратный стол, на который Натан поставил керосиновую лампу, взятую с тумбочки у двери. Вскоре появился хозяин с ужином: две миски бараньего жаркого и полбуханки черного хлеба. Следом за ним конюх втащил их вещи. Когда хозяин и конюх ушли, Энн придвинула стул поближе к столу и села.
— Ну, — произнес Натан, — разве ты не собираешься прочесть мне нотацию?
— Нет, Натан, я устала.
— Я подумал, что так будет честнее, учитывая историю с глухонемым. — Натан махнул рукой и вновь помрачнел. — Я ношу этот ошейник с четырех лет. Как бы ты себя чувствовала, если была бы всю жизнь узницей?
Энн подумала, что, хотя Натан видит в ней свою тюремщицу, она была почти такой же узницей, как он. Она посмотрела ему в глаза.
— Я знаю, что ты мне не поверишь, Натан, но все-таки повторю: мне очень жаль, что так получается. Я сама мучаюсь от того, что приходится держать в плену чадо Создателя, не совершившее никакого преступления, кроме того, что оно родилось на свет.
После долгой паузы Натан отвел взгляд и, сцепив за спиной руки, принялся вышагивать по комнате. Доски скрипели под его сапогами.
— Совсем не то, к чему я привык, — заявил он, ни к кому не обращаясь, критически оглядев обшарпанные стены и скудную обстановку.
Отодвинув миску, Энн положила дневник на стол и долго смотрела на него, прежде чем открыть и найти запись.
Сначала ты должна сказать мне, почему выбрала меня в тот последний раз. Я помню каждое слово. Одна ошибка с твоей стороны — и дневник полетит в огонь.
— Так-так-так, — пробормотала Энн. — А она весьма осторожна. Хорошо!
Натан заглянул ей через плечо.
— Взгляни на почерк. — Энн ткнула пальцем в страницу. — С какой силой она давит на стилос. Наша Верна, похоже, очень сердита!
Энн снова посмотрела на запись. Она прекрасно понимала, что имела в виду Верна.
— Как она, должно быть, меня ненавидит, — прошептала Энн. Глаза ее наполнились слезами, и строчки расплылись.
— Ну и что? — Натан выпрямился. — Я тоже тебя ненавижу, но ты нисколько не переживаешь по этому поводу.
— Правда, Натан? Ты действительно меня ненавидишь?
Он только хмыкнул:
— Разве я не говорил тебе, что этот твой план — полное безумие?
— После завтрака еще ни разу.
— Так вот, считай, что я повторил — и это чистая правда, знаешь ли.
Энн поморгала, чтобы стряхнуть с ресниц слезы, и вновь перевела взгляд на дневник.
— Ты приложил немало усилий, Натан, чтобы сделать реальной нужную ветвь, потому что прекрасно понимал, что произойдет, если пророчество направится по другому пути. И тебе так же прекрасно известно, как легко неверно истолковать пророчество.
— Да кому будет польза, если тебя прихлопнут из-за твоего дурацкого плана? И меня с тобой заодно! Мне, между прочим, очень хочется дожить до моего тысячного дня рождения. А ты нас обоих угробишь!
Энн встала и ласково положила ладонь ему на плечо.
— Тогда ответь мне, что бы ты сделал на моем месте, Натан? Пророчества тебе известны. И ты знаешь, что нам грозит. Ты сам меня предупредил об этом. Так скажи, что сделал бы ты на моем месте?
Волшебник долго смотрел на нее. Блеск в его глазах исчез. Широкой ладонью он накрыл ее руку.
— То же самое, Энн. То же самое. Это наш единственный шанс. Но мне от этого не легче — ведь я знаю, какой опасности ты подвергаешься.
— Я понимаю, Натан. Они здесь? В Эйдиндриле?
— Один — да, — спокойно ответил он, сжав ее пальцы. — Второй будет там к нашему приезду. Я видел это в пророчестве. — Он помолчал. — Энн, эпоха, в которую мы живем, очень тесно связана с пророчествами. Войны притягивают их к себе как магнит. Ветвления идут во всех направлениях. И каждое должно быть истолковано абсолютно правильно. Если мы пойдем по ложному пути хотя бы в одном, то придем к катастрофе. Хуже того — кое-где есть пробелы, и я не знаю, что следует предпринять. Кроме того, необходимо и кое-каких других людей направить по верному пути, а мы никак не можем на них воздействовать.
