Огонек свечи осветил платформу с лежащим на ней крошечным тельцем. Кэлен подошла поближе, скривившись, когда под босой ступней хрустнул здоровенный жук, но моментально забыла об этой мелкой неприятности при виде лежащей перед ней трагической фигурки.

Подойдя, она замерла. Крошечные скрюченные ручки застыли, согнутые в коленках ножки не доставали до поверхности на добрый дюйм. Ладошки открыты, а малюсенькие пальчики казались просто чем-то совершенно невероятным.

У Кэлен в горле застыл комок. И она прикрыла рот ладошкой, чтобы подавить невольный крик боли. Бедный малыш. Несчастная мать.

Позади раздался странный звук. Стук. Тихий, равномерный. Не сводя глаз с маленького безжизненного тельца, она рассеянно попыталась определить, что это такое. Стук на мгновение прекратился, потом начался снова. Снова прекратился. Кэлен решила, что это падают капли, и отрешилась от него.

Не в силах удержать себя, Кэлен коснулась пальцем крошечной ладошки. Ручка была настолько мала, что в ней едва помещался один палец. На мгновение она подумала, что вот сейчас пальчики сомкнутся. Но пальчики не шевельнулись.

Всхлипнув, Кэлен смахнула слезу. Ей было страшно жаль мать ребенка. Повидав столько смертей, Кэлен не понимала, почему именно этот трупик вызывает у нее такие чувства, но тем не менее это было так.

И тут она сломалась, разрыдалась от жалости к этому даже не успевшему получить имя крошке. Стоя в темном доме мертвых, Кэлен оплакивала неначавшуюся жизнь, сосуд, прибывший в мир живых пустым, без души.

Наконец раздававшийся за спиной звук все же вклинился в ее сознание, и Кэлен оглянулась посмотреть, что же это мешает ей возносить молитву добрым духам.

И ахнула, с трудом подавив вопль.

На груди Юни восседала курица.

И выклевывала ему глаза.

Кэлен хотела было прогнать курицу, но почему-то никак не могла заставить себя решиться на это. Курица, продолжая свое занятие, одним глазом уставилась на нее.

Тук-тук-тук. Тук. Тук.

Именно этот звук Кэлен и слышала все это время.

— Кыш! — замахала она рукой. — Кыш!

Должно быть, это из-за насекомых. Это из-за них птица здесь. Поклевать насекомых.

Но почему-то Кэлен сама этому не верила.

— Кыш! Оставь его! Кыш!

Зашипев и взъерошив перья, курица подняла голову.

Кэлен отшатнулась.

Разрывая когтями мертвую плоть, курица медленно повернула голову к Кэлен и склонила голову набок, отчего гребешок упал, а бородка всколыхнулась.

— Кыш, — услышала Кэлен свой собственный едва различимый шепот.

Света не хватало, к тому же клюв птицы был покрыт запекшейся кровью, и Кэлен не могла определить, есть на нем метка или нет. Но в этом и не было необходимости.

«Добрые духи, помогите!» — мысленно взмолилась она.

Птица коротко кудахтнула. Вполне куриное кудахтанье, но Кэлен точно знала: это не так.

И тут она до конца поняла, что подразумевал Птичий Человек, говоря о курице-что-не-курица. Эта тварь выглядела как курица, ничем не отличаясь от всех прочих кур. Но это была не курица.

Это было воплощенное зло.

Кэлен ощущала это всеми фибрами души. Зло было очевидно, как ухмылка смерти.

Кэлен судорожно сжала воротник. Она настолько крепко вжалась в платформу, на которой лежал трупик младенца, что не удивилась бы, если б массивное ложе опрокинулось.

Первым инстинктивным желанием было обрушиться на тварь всей мощью своей магии. Магии, навечно уничтожившей личность, оставлявшей в душе лишь чувство полной и безоговорочной преданности Исповеднице. Именно благодаря этой магии приговоренные к смерти правдиво признавались во всех своих преступлениях. Или подтверждали свою невиновность. Волшебство Исповедниц способствовало окончательному торжеству правосудия.

Спасения от магии Исповедниц не существует. Она абсолютна и окончательна. Даже самые чудовищные маньяки имеют душу — потому уязвимы.

Магия Исповедницы была одновременно и средством защиты. Но действовала только на людей. На курицу она не произведет никакого впечатления. Не подействует на это воплощение жути.

Взгляд Кэлен метнулся к двери, прикидывая расстояние. Курица сделала шажок. Когти вцепились в лежавшую на пути руку Юни. Лапы задрожали от напряжения.

Курица отступила, напряглась и выплеснула струю фекалий Юни в лицо.

И издала кудахтанье, больше смахивающее на смех.

Кэлен отчаянно сожалела, что не может убедить себя в том, что спятила. И выдумывает невесть что.

Увы, она отлично знала, что находится в здравом уме.

Да, против этой твари не поможет не только магия Исповедницы. Даже огромное преимущество в росте и силе ничего не значат перед этим порождением Тьмы. Хорошо, если удастся просто ноги унести.

Именно этого Кэлен хотелось больше всего — унести ноги.

Жирный коричневый жук пополз по руке. Сдавленно взвизгнув, Кэлен смахнула жука и шагнула к двери.

Курица слетела с тела Юни и приземлилась перед дверью.

Кэлен судорожно пыталась собраться с мыслями. Курица безмятежно кудахтала. Потом склевала жука, которого Кэлен смахнула с руки. Проглотив насекомое, повернула голову и поглядела на Кэлен. Гребешок и бородка покачивались из стороны в сторону.

Кэлен посмотрела на дверь, соображая, как побыстрее выскочить наружу. Отпихнуть курицу с дороги? Попытаться отогнать от двери? Просто игнорировать и попробовать выйти?

Она вспомнила слова Ричарда: «Юни обозвал бесчестным того, кто убил курицу. Вскоре Юни умер. Я бросил палку в сидевшую на окне курицу, и вскоре она напала на мальчика. Это по моей вине Унги пострадал. И я не хочу снова повторить ту же ошибку».

Кэлен тоже не хотела повторять ошибку. Эта тварь запросто может кинуться ей в лицо. Выклевать глаза. Вскрыть шпорой сонную артерию. И тогда она истечет кровью. Кто знает, насколько она, эта курица, сильна и на что способна?

Ричард настаивал, чтобы все были с курами исключительно вежливы. Жизнь Кэлен внезапно оказалась в прямой зависимости от его слов. Подумать только — совсем недавно она считала их глупостью! А теперь взвешивает свои шансы, прикидывает варианты, исходя из того, что тогда сказал Ричард.

— Ой, Ричард, — шепотом взмолилась она. — Прости меня!

Что-то коснулось пальцев ноги. Быстрого взгляда в темноте оказалось недостаточно, чтобы разглядеть, но Кэлен показалось, будто она видит ползущих по ноге насекомых. Кто-то из этой ползучей пакости лез по лодыжке под штаниной. Она дернула ногой. Насекомое держалось крепко.

Кэлен наклонилась и шлепнула по штанине, желая прогнать ползуна, но ударила слишком сильно и раздавила его на ноге.

Тут же торопливо выпрямилась, стряхивая запутавшихся в волосах насекомых и взвизгнула, когда сороконожка тяпнула ее в ладонь. Кэлен брезгливо стряхнула ее на пол. Сороконожка плюхнулась на землю, и курица немедленно склевала ее.

Взмахнув крыльями, курица внезапно перелетела обратно на тело Юни. Быстро перебирая лапами, она подобралась к голове и уставилась на Кэлен. Черный глаз взирал на нее с холодным любопытством. Кэлен сделала неуверенный шажок у двери.

— Мать! — произнесла курица.

Кэлен вздрогнула.

Она отчаянно старалась успокоить дыхание. Сердце колотилось так, будто готово вырваться из груди. Пальцы судорожно цеплялись за край платформы.

Должно быть, тварь всего лишь издала звук, похожий на слово «мать». Просто Кэлен — Мать-Исповедница и привыкла слышать это обращение. Ей страшно, и потому мерещится со страху всякая всячина.

Кэлен снова взвизгнула: что-то тяпнуло ее за щиколотку. Пытаясь смахнуть забравшегося в рукав жука, Кэлен нечаянно сбросила с платформы светильник. Он с тихим звоном шлепнулся на грязный пол.

Мгновенно в хижине воцарилась кромешная тьма.

Кэлен резко обернулась, почувствовав, как что-то поползло между лопаток по волосам. Судя по писку и звуку — мышь. К счастью, от резкого движения зверек упал.

Кэлен застыла. Прислушиваясь, она пыталась различить, двигается ли курица, не спрыгнула ли на пол. В комнате царила гробовая тишина, лишь в ушах громко пульсировала кровь.