Он чувствовал исходящий от нее запах других мужчин. Чувствовал вонь их похоти.

— Пусть идет как идет, ладно, Рози?

— Все, что скажешь, солнышко, — мечтательно улыбнулась она. — Все, что скажешь…

Подмигнув, она сгребла монеты, потом, призывно покачивая бедрами, подошла к тумбочке и присела перед ней на корточки. Он как раз размышлял, что она сделает: присядет на корточки или наклонится. Эта деталь его удовлетворила, напомнила кое-что из прошлого.

Пока она прятала деньги, он заметил в тумбочке маленькую подушечку, расшитую красным. Она заинтриговала его. Уж больно не к месту здесь эта вещица.

— Что это? — спросил он, зная, что за четыре золотых она сделает все.

Рози протянула ему подушечку. Маленькая подушечка, так, безделушка, просто забавная вещица с вышитой алой розой.

— Я сама ее сделала, когда была маленькой. И набила кедровой стружкой, чтобы приятно пахла. — Она любовно провела пальцем по вышивке. — Мой талисман. Рози. Для Роуз. Это отец меня так назвал. Он был родом из Никобариса. На его языке «роуз» значит роза. Он всегда называл меня своей маленькой розой, говорил, что я выросла в саду его сердца.

Эта деталь поразила его. Он и не надеялся узнать о ней что-то столь личное. У него появилось чувство, будто он уже овладел ею. Мысль о том, что теперь ему известна такая маленькая, вроде бы незначительная подробность, согревала кровь.

Глядя, как она убирает подушечку на место, он думал о ее отце. Знает ли он, где его дочь? Или он с отвращением выгнал ее, когда его роза проткнула ему сердце своими шипами? Он представил себе, какой был скандал. Потом он подумал и о ее матери — смирилась ли она, или до сих пор рыдает над пропащей дочерью?

Теперь настала пора ему сыграть свою роль в ее жизни.

— Можно мне называть тебя Роуз? — спросил он, когда она захлопнула тумбочку. — Такое чудесное имя.

Она оглянулась и увидела, как он скатывает в пальцах ее трусики в тугой комок.

Улыбаясь, она подошла к нему.

— Отныне ты — мой особенный. Я никогда никому не называла своего настоящего имени. И мне будет приятно слышать его от тебя.

Его сердце бешено колотилось, желание разгоралось в нем с невиданной силой.

— Благодарю тебя, Роуз, — совершенно искренне прошептал он. — Мне так хочется доставить тебе удовольствие.

— У тебя руки дрожат.

У него всегда так, пока он не начнет. А потом они успокаиваются. Это только от предвкушения.

— Прости.

Она рассмеялась гортанным низким чувственным смехом.

— Не стоит. Меня возбуждает, что ты так нервничаешь.

Он вовсе не нервничает. Ни чуточки. Но очень возбужден. Ее руки быстро выяснили степень его возбуждения.

— Я хочу попробовать тебя на вкус. — Она лизнула ему ухо. — Сегодня у меня больше никого не предвидится. Так что у нас много времени для наслаждений.

— Знаю, — шепнул он в ответ. — Поэтому я и хотел остаться последним.

— А ты можешь сделать так, чтобы это длилось подольше?

— Могу и сделаю, — пообещал он. — Как можно дольше.

Она довольно мурлыкнула и повернулась в его объятиях, прижавшись к нему задом. Выгнувшись, она потерлась затылком о его грудь и опять застонала. Он скрыл самодовольную ухмылку и заглянул в ее небесно-голубые глаза.

Да, действительно способная шлюха.

Он провел рукой по ее спине, и она вновь нетерпеливо застонала.

Из-за того, что она извивалась, он не попал в нужное место.

Она застыла.

Во второй раз он вогнал нож точно туда, куда надо, — между позвонками, перерезав спинной мозг.

Он обхватил ее за талию, чтобы она не упала. На сей раз вырвавшийся у нее глухой стон был настоящим. Никто в соседних комнатах не отличит его от тех звуков, которые она обычно издает под клиентом. Люди никогда не замечают деталей.

А он замечал и наслаждался этой разницей.

Когда ее рот раскрылся в вопле, он быстрым движением заткнул его скатанными в комок грязными трусиками. И как раз вовремя, так что у нее вырвался всего лишь приглушенный всхлип. Он вытащил шелковый пояс из висящего на крючке платья и обмотал четыре раза вокруг ее головы, чтобы закрепить кляп. Одной рукой и зубами он затянул узел.

Он с удовольствием бы послушал ее душераздирающие крики, но это положило бы преждевременный конец наслаждению. Ему нравились крики, вопли. Они всегда искренни.

Он прижался губами к ее виску, вдыхая сохранившийся в ее волосах запах других мужчин.

— О, Роуз, ты доставишь мне огромное наслаждение! Такого ты никогда не доставляла ни одному мужчине. И я хочу, чтобы ты тоже его испытала. Я знаю, что тебе всегда этого хотелось. Я тот самый мужчина, которого ты ждала. Я пришел наконец.

Он отпустил ее, и она соскользнула на пол. Ноги у нее не работают, так что она никуда не денется.

Она попыталась ударить его в пах. Он легко поймал ее запястье. Глядя в ее небесно-голубые глаза, он разжал ей кулачок, взял ладонь большим и указательным пальцем и выгибал до тех пор, пока не треснули кости.

Рукавами ее платья он связал ей руки, чтобы она не могла вынуть кляп. От ее приглушенного воя у него радостно трепетало сердце. Из-за кляпа он не мог разобрать слов, но они все равно возбуждали его, потому что в них слышалась боль.

Чувства клокотали в нем как в кипящем котле. Наконец-то голоса замолчали и оставили его наедине с похотью. Он не знал толком, что это за голоса, но был уверен, что может слышать их исключительно благодаря своему выдающемуся интеллекту. Он может ловить эти эфемерные послания, потому что у него очень острое восприятие и потому, что его всегда интересуют детали.

По ее лицу текли слезы. Безукоризненно выщипанные брови сошлись на переносице, и из-за этого ее лоб покрылся морщинами. Он тщательно пересчитал их, потому что он обожал детали.

Испуганными небесно-голубыми глазами она смотрела, как он снимает себя одежду и аккуратно складывает. Не годится пачкать одежду кровью.

Теперь руки его не дрожали и нож он держал крепко. Он встал над ней, голый и сильно возбужденный — чтобы ей было видно, как хорошо она на него воздействует.

А затем приступил.

К комнате, которой Ричард пользовался как кабинетом, Кэлен и Кара подошли одновременно с коротко стриженной черноволосой девушкой, державшей маленький поднос с горячим чаем. Райна, стоявшая на часах возле двери вместе с Иганом и Уликом, широко зевнула.

— Ричард просил чай, Сэра?

Молодая женщина сделала реверанс — насколько это было возможно с подносом в руках.

— Да, Мать-Исповедница.

Кэлен забрала у нее поднос.

— Я отнесу ему, Сэра. Я все равно иду туда.

Сэра вспыхнула и попыталась не отдать поднос.

— Но вы не должны этого делать, Мать-Исповедница!

— Не говори глупостей! Я вполне способна пронести поднос десять шагов.

Завладев подносом, Кэлен отступила. Сэра не знала, куда деть руки, и просто поклонилась.

— Да, Мать-Исповедница, — пробормотала она и убежала в смущении. У нее был такой вид, будто ее подстерегли на большой дороге и ограбили. Сэра, как и другие служанки, очень серьезно относилась к своим обязанностям.

— Он давно здесь? — спросила Кэлен у Райны.

— Да. — Райна мрачно покосилась на дверь. — Всю ночь. В конце концов я поставила сюда взвод солдат и пошла спать. Он и Бердину заставил торчать с ним всю ночь.

Надо полагать, это и есть истинная причина плохого настроения Райны.

— Не сомневаюсь, что так было нужно, но я посмотрю, может, мне удастся уговорить его прерваться и немного поспать. Или хотя бы дать отдохнуть Бердине.

— Буду чрезвычайно признательна, — пробормотала Кара. — А то Райна становится сварливой, если Бердина ночью не спит.

— Бердине тоже нужен сон! — огрызнулась Райна.

— Уверена, они заняты чем-то важным, Райна, но ты, безусловно, права: если человек не высыпается, то пользы ему от этого нет. Я напомню об этом Ричарду. Иногда он так увлекается, что забывает о потребностях других людей.