Бэннон с изумлением охнул от такого зрелища, и она повернулась, позволяя ему полюбоваться изгибами ее спины и нежной упругости идеальных ягодиц. Но Одри не собиралась уходить. Она лишь хотела задуть одну из свечей, оставив только оранжевый огонек, мерцающий в плошке. Света им хватало, хотя большую часть времени Бэннон держал глаза закрытыми. Он задышал чаще, когда девушка легла к нему, прижимая его спину к кровати. Одри перекинула ногу и оседлала его.

По возвращении в комнату, Бэннон был утомленным и сонным, но теперь сон как рукой сняло.

Он коснулся кожи Одри, почувствовав ее тепло, затем приподнялся, когда та склонилась, привлекая его к своей груди. Одри сомкнула бедра, усевшись сверху, и юноша скользнул в нее, почувствовав, словно попал в объятия рая.

Бэннон потерял всякое восприятие времени, загипнотизированный ощущениями, которые открыла ему Одри. И когда она закончила и слезла, девушка склонилась, чтобы поцеловать юношу полными губами долгим поцелуем, перейдя затем к его щеке и шее. Тот издал долгий, дрожащий вздох экстаза. Теперь он был еще более обессилен, но совсем не устал. Весь его мир переменился.

Когда Одри подняла мягкую белую сорочку и натянула ее через голову, его сердце защемило.

— Я… я не знаю, что сказать.

Она хихикнула.

— По крайней мере, ты знал, что делать.

— Значит ли это, что ты… выбрала меня? Я уверен, что буду хорошим мужем. Не знал, что захочу жениться, но ты сделала мне…

Она снова засмеялась.

— Не будь глупым. Ты не можешь жениться на всех нас.

— Всех вас? — спросил он, не понимая.

Одри, закончив одеваться, вернулась к его койке, где юноша лежал самым довольным и счастливым. Все его тело горело. Девушка снова его поцеловала.

— Спасибо, — сказала она, затем выскользнула из покоев и тихо вышла в коридоры.

Голова Бэннона шла кругом. Он был уверен, что глупая улыбка не покинет его лицо в течение нескольких дней, если не месяцев. Закрыв глаза, юноша издал долгий вздох и попытался заснуть, хотя тело все еще жгло огнем. Он прежде слышал множество любовных поэм: менестрели пели о жажде любви, но тогда он совсем этого не понимал. Конечно, Бэннон припомнил свое глупое влечение к Никки, его неумелые заигрывания, когда он подарил ей цветок смерти. В то время молодой человек и не мечтал никогда о девушке, подобной Одри — прекрасной, великолепной и аппетитной Одри.

Бэннон лежал в течение часа, желая заснуть, но не хотел отпускать ни одного момента этих заветных воспоминаний. Он вновь переживал каждое ее прикосновение, воображая ее губы на своей щеке, на губах, на груди — повсюду.

Услышав шорох тканевой занавески, он сначала не понял, что это было, пока не поднял голову, моргая. Может, Одри вернулась?

В дверном проеме стояла Лорел, ее клубнично-белокурые расчесанные волосы сияли в тусклом свете остатков свечи, украшенные одной декоративной косичкой. Девушка ответила соблазнительной улыбкой, сверкнув зелеными глазами. Ее язык мелькнул в уголке рта, и она показала идеальные белые зубы.

— Вижу, ты все еще не спишь.

Она приблизилась к его койке, пока Бэннон изо всех сил пытался сесть. — Надеюсь, я тебя сильно не потревожу. — Когда Лорел подошла к нему, ее руки уже развязывали тесемки на талии и она выскользнула из своего платья послушницы, словно красивая обнаженная бабочка, появившаяся из куколки.

Бэннон сделал глубокий вдох. Он был встревожен, смущен — и снова возбужден.

— Одри просто… — бормотал он, протягивая руку. Но Лорел ее не оттолкнула, а напротив, взяла и приложила к своей груди. Грудь была меньше и тверже, чем у Одри, с торчащими сосками.

— Очередь Одри уже прошла, — сказала Лорел с улыбкой. — Надеюсь, ты не слишком устал. — Девушка потянулась к нему рукой, проведя пальцами по животу, а затем ниже, чтобы погладить его «початок», с восхищением ухмыльнувшись. — Я вижу, ты совсем не устал. — Она принялась его целовать, и теперь, когда Бэннон точно знал, что делать, ответил с большим энтузиазмом. Учитывая его предыдущую практику, Бэннон решил, что, может быть, сейчас получится гораздо лучше.

Лорел оказалась медленнее и мягче, чем Одри, но более настойчива. Она ласкала его и показывала, как ласкать ее, желая наслаждаться всем его телом, а Бэннон вновь проявил себя жадным до знаний учеником. Когда он попытался ускорить темп, почувствовав возросшую в нем страсть, Лорел его попридержала, мучая и дразня. Затем перевернула юношу, скользнув под него на узкой койке, привлекая к себе, и обвила руками его спину.

Девушка горячо прошептала ему на ухо:

— Все в порядке. Не торопись. Сейдж будет здесь только ближе к рассвету.

Увидев опустошение Шрама воочию, Никки окунулась с головой в архив волшебников, посвятив все время грудам старых книг. И хотя Тистл всячески старалась помогать, таская еду с кухонь и выбирая книги, которые сама считала стоящими внимания, девочке явно было скучно.

Она хотела оказать посильную помощь, но ей недоставало ученического опыта. Когда она помогала своим друзьям выжить в дикой природе, то чувствовала себя важной, полезной в ловле ящериц и поиске воды. Но книги… Тистл ничего не знала о магических знаниях или древних языках.

Тетя и дядя обучили ее буквам, поэтому она могла прочитать кое-какие основные слова. Тистл взяла на себя обязательство запомнить некоторые ключевые термины, что интересовали Никки: «жизнь», «энергия», «Хань», «ослабление», «выкачивание» — и ей предстояло торчать перед полками в огромных читальных залах, переходя от корешка к корешку, от книги к книге, от свитка к свитку. Всякий раз, находя возможный вариант, девочка торопилась к Никки, добавляя его к основной кипе. Никки относилась к ее предложениям всерьез, но до сих пор никто не открыл ничего нового о возможных слабостях Пьющего жизнь.

Тистл всегда была независимой, способной позаботиться о себе сама. Она ощущала, что Никки ее ценит отчасти потому, что колдунья ценила тех, кто может справляться со своими проблемами. Девчушка хотела доказать, что она может быть ценным членом их группы, но сейчас чувствовала себя ненужной и ни на что не годной.

Поэтому она отправилась изучать огромные каменные здания и тоннели, которые проходили через сердце плато, словно норы червей в гниющем дереве. Поглощенные своими исследованиями, ученики Клифуолла мало внимания уделяли Тистл.

Она избегала Виктории, не желая, чтобы ей внушали, как меммеры запоминают старые книги. Однажды девочка наткнулась на одно из занятий по запоминанию, когда молодые мужчины и женщины сидели, скрестив ноги на каменном полу, в то время как Виктория читала вслух абзац, а те затем все повторяли его слово в слово. Заметив ее, матрона жестом пригласила Тистл присоединиться к ним, но она улизнула. Настойчивость пожилой женщины вызывала у нее беспокойство. Девочка не хотела, чтобы ее заперли здесь на всю жизнь корпеть над старыми пыльными книгами. Вместо этого она хотела остаться с Никки и участвовать в ее приключениях.

Тистл встретила неугомонного Бэннона, блуждающего по тоннелям со своим мечом. Юноша ей посочувствовал.

— Да, мне тоже хотелось бы уже заняться чем-нибудь сто́ящим, — сказал он.

Он размахивал своим мечом перед невидимыми противниками, хотя в тесном коридоре было мало места для удовлетворения жажды воображаемой битвы.

— Мы вместе пойдем и сразимся со злым волшебником, — сказала Тистл.

— Ты же просто девчонка.

— И ты всего лишь мальчишка. — Тистл сердито посмотрела на него.

Бэннон фыркнул.

— Я мужчина, и к тому же мечник. Видела бы ты, скольких я положил шелки, когда они атаковали «Идущий по волнам».

— А ты видел, как я сражалась с песчаными пумами, — напомнила Тистл, — и Пыльными людьми.

Со вздохом юноша оперся мечом о каменный пол тоннеля.

— Ни один из нас не представляет большой угрозы Пьющему жизнь. Нам нужно подождать, пока кто-то не придумает, как его уничтожить.